Арена мрака

– Я позвоню тебе из Франкфурта.

Холодная осенняя луна освещала его путь к церкви. Он взбежал по ступенькам и не успел еще постучать, как Йерген открыл дверь.

– Не шуми! – предупредил Йерген. – Моя дочка только заснула. Ее опять кто-то испугал. – Они прошли в комнату. Из-за деревянной ширмы доносилось дыхание спящего ребенка. Девочка дышала неровно – с долгими паузами. Он заметил, что Йерген чем-то разозлен.

– Ты приходил вечером? – спросил Йерген раздраженно.

– Нет, – солгал Моска. Он запнулся, прежде чем ответить, и Йерген понял, что он солгал.

– Я достал таблетки, – сказал Йерген. Он был даже рад тому, что Моска напугал его дочку: теперь он получил дополнительный заряд мужества, чтобы осуществить задуманное. – У меня есть пенициллин в ампулах и таблетки кодеина, но все это очень дорого стоит. – Он достал из кармана небольшую картонную коробку, раскрыл ее и показал Моске четыре темно-коричневые ампулы и квадратную коробочку крупных таблеток кодеина в красных облатках. Даже теперь он еще колебался: может быть, стоит признаться Моске, что за пенициллин он уплатил лишь незначительную часть обычной черно-рыночной цены – значит, срок использования лекарства уже истек. Может быть, и за таблетки надо взять с Моски приемлемую цену… Но как раз в этот момент нервно всхлипнула во сне Жизель, и наступила мертвая тишина. Он заметил, что Моска смотрит на ширму. Они оба замерли, но девочка снова задышала – тяжело и неровно. У Йергена отлегло от сердца.

– Цена такая: пятьдесят блоков сигарет.

В глазах Моски загорелись два черных огонька.

Моска в упор посмотрел на Йергена, внезапно озаренный жестокой догадкой.

– Хорошо, – сказал Моска. – Неважно, сколько это стоит. Ты уверен, что тут нет наколки?

Йерген помедлил с ответом лишь несколько секунд, но за это время он успел подумать о многом.

Ему требуется очень много сигарет – тогда он осуществит свой план и через месяц сможет покинуть Германию. Гелле, возможно, вовсе и не нужен пенициллин, бременские врачи, видя, что у девушки американский друг, нарочно советовали применять пенициллин, чтобы иметь возможность припрятать его у себя. И он снова подумал о дочке: самое главное для него – ее выздоровление.

– Не сомневайся. Я гарантирую, – сказал Йерген. – Этот человек никогда меня не обманывал. – Он дотронулся рукой до груди. – Я беру на себя всю ответственность.

– Хорошо, – сказал Моска. – Теперь послушай. У меня есть двадцать блоков, может, я сумею достать еще. Если не смогу, заплачу тебе из расчета пять долларов за блок – купонами или чеками «Америкэн экспресс». Согласен? – Он знал, что играет честно и что Иерген его явно надувает, но все еще был под впечатлением от своей стычки с адъютантом. Его охватила неодолимая усталость, чувство одиночества и безнадежности. Мысленно он чуть ли не на коленях умолял этого фрица проявить сочувствие и жалость, и Иерген, почувствовав это, вдруг заупрямился.

– Мне придется расплачиваться сигаретами, – сказал он. – Ты должен заплатить сигаретами.

За ширмой сонно застонала девочка. Моска вспомнил, как стонет Гелла от боли: она уже, наверное, заждалась его.

Он предпринял последнюю попытку.

– Лекарства нужны мне сейчас.

– Я должен получить сигареты сегодня. – Теперь в голосе Йергена послышались злорадно-торжествующие нотки. Впрочем, он и сам не отдавал себе в этом отчета: просто он не любил этого америкашку.

Усилием воли Моска заставил себя успокоиться: ему было стыдно и страшно за то, что он учинил в клубе. Теперь нельзя больше допускать такие срывы. Он взял картонную коробку, сунул ее себе в пиджак и сказал беззлобно:

– Пошли со мной, я дам тебе двадцать блоков и деньги. В ближайшие дни постараюсь достать остальные сигареты, и потом ты вернешь мне деньги.

Иерген понял, что назад лекарства ему уже не – получить. У него все похолодело внутри. Он был не трус, но его всегда страшила мысль, что дочка останется в этой разоренной стране. Он пошел за ширму, поправил дочке одеяло, потом взял пальто и шляпу. Они отправились к Моске. Всю дорогу они молчали.

Йергену пришлось сначала ждать, пока Моска даст Гелле таблетку кодеина. Она еще не спала. Ее распухшая щека белела во тьме комнаты.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Моска ласково, почти шепотом, чтобы не разбудить спящего в коляске малыша.

– Очень болит, – прошептала она.

– Вот болеутоляющее. – И он подал ей красную облатку кодеина, она положила ее в рот и пальцем протолкнула в горло, потом запила водой из стакана, который он поднес к ее губам.

– Я сейчас вернусь, – сказал он.

Он сложил сигаретные блоки в стопку и завернул кое-как в бумагу – получился большой сверток. Он отдал сверток Йергену, потом достал из портмоне чеки «Америкэн экспресс», подписал их и сунул голубые листочки Йергену в карман пальто. И в знак благодарности вежливо спросил:

– У тебя не будет неприятностей – уже ведь комендантский час? Хочешь, я тебя провожу до дому?

– Не надо, у меня есть пропуск для патруля, – сказал Иерген и, неловко держа сверток под мышкой, добавил:

– Бизнесмен хоть куда!

Моска выпустил его из квартиры', запер дверь и вернулся в спальню. Гелла все еще не спала. Он лег рядом, не раздеваясь, и рассказал о происшествии в клубе и о том, что завтра едет во Франкфурт.

– Получу эти чертовы документы, и через месяц мы уедем. Сядем на самолет – и в Штаты! – шептал он. Он рисовал ей картину их приезда – как обрадуются мать и Альф, как она с ними познакомится, как покажет им малыша. Он говорил об этом без тени сомнения, словно это было само собой разумеющимся и неизбежным. Она уже засыпала в его объятиях, как вдруг попросила:

– Дай мне еще таблетку.

Он встал, принес облатку кодеина и дал воды.

Потом, пока она не заснула, рассказал ей про пенициллин и уговорил сходить к врачу и сделать несколько уколов.

– Я буду звонить из Франкфурта каждый вечер, – пообещал он. – Вряд ли я пробуду там больше трех дней.

Она заснула и спала тихо, почти не дыша, а он выкурил три сигареты, сидя в кресле у окна и глядя на городские руины, ярко освещенные осенней луной. Потом он зажег свет в кухне и сложил в голубую спортивную сумку вещи, которые могли понадобиться в пути. Он сварил пару яиц и сделал чай в надежде, что, поев, сможет уснуть. Он лег подле Геллы и стал дожидаться рассвета.

Глава 21

Сквозь пелену тяжелого неспокойного сна-забытья Гелла услышала короткие злобные всхлипывания голодного младенца. Она проснулась окончательно и ощутила радостное возбуждение, зная, как легко сможет успокоить ребенка. Она прислушалась, потом встала с кровати и пошла готовить смесь для кормления.

Она была еще очень слаба, хотя последние ночи спала хорошо. Кодеин возымел действие и унял боль. Она подняла руку к лицу и удивилась тому, что пальцы так быстро ткнулись в кожу щеки. Лицо за эту ночь распухло еще больше. А ведь она почти не чувствовала боли! Дожидаясь, пока подогреется молоко, она приняла еще одну таблетку кодеина, протолкнув ее в горло пальцем. Теперь глотать ей было очень трудно. Она дала ребенку бутылочку, и на комнату снизошла блаженная тишина;

Почувствовав усталость, она вытянулась на кровати. Она слышала, как за стеной ходит фрау Заундерс – прибирается в своих комнатах и в их общей гостиной. Как же им повезло с фрау Заундерс, подумала Гелла. И Уолтеру она нравится.

Гелла надеялась, что он привезет из Франкфурта все документы, они поженятся и уедут из Германии. И теперь она беспокоилась только о ребенке, больше ни о чем. Ведь если младенец заболеет, они не смогут достать американских лекарств. А рисковать, надеясь на черный рынок, нельзя – ведь речь идет о здоровье малыша!

Отдохнув, Гелла встала и прибралась в комнате. Потом пошла в гостиную. Фрау Заундерс сидела у железной печки и пила кофе. На столе стояла полная чашка для Геллы.

– Когда возвращается ваш муж? – спросила фрау Заундерс. – Разве он не должен был вернуться сегодня утром?