Тень луны

7

Готовящуюся почти два месяца операцию по "разгрузке" одного словацкого банка пришлось отложить. Не только в связи с разразившемся кризисом и нехваткой необходимых средств: деньги можно было бы изыскать. Но в самый последний день Кононов принял именно такое решение, риск "засветиться" был по-прежнему слишком велик. На карту было поставлено все - и будущее его группировки, и голова Алика, и его собственная голова. И хотя Большаков с Сержем уверяли его, что все пройдет нормально, но он больше прислушался к доводам специалистов - Каратов и самого хакера. В последний день сентября они все собрались в "домике" и долго спорили.

- Нужны новые вливания, - говорил Большаков. - Многие наши предприятия уже на грани краха. Кредиторы в бегах. Что делать?

- Топить тех, кто должен, - резко отвечал Серж. - А с этого банка можно снять миллиона полтора-два. Верно, Алик?

- Верно-то, верно, - отвечал за хакера Каратов. - Но посуди сам. Сегодня бригада уже попалась со своим хакером. Дело это дорогое и небезопасное. Нельзя рисковать. А наши два оператора в словацком банке вне игры. По моим данным. Они уже под наблюдением. Надо искать других людей или другой банк.

- Но ведь все готово! - горячился Большаков.

- Как провалился тот хакер? - спросил Кононов.

- Он вошел в базу данных через Интернет, вместо того, чтобы воспользоваться менее засвеченной новой сетью Х25, - ответил Алик, плавая в табачном дыму. Курил он не переставая, но Игорь прощал ему и это: Несколько раз осуществлял взлом с одного и того же телефонного номера, с одним и тем же сетевым паролем. Не запустил вслед за программой взлома программу "заметания следов". Вот и попался.

- Но ты-то у нас умница! Такого не допустишь? - произнес Большаков. Алик покачал головой:

- Мне - что! А вы обеспечите периферийную ресурсную поддержку: девять машин класса 486 и 586, двадцать восемь радиобуйков по всему городу, двенадцать операторов, трое - в роли дублеров?

- А еще - надо перевести его IBM на автономный источник питания, шесть телефонов с автоответчиком, модемы, факсы, три зеркальных монитора, два автомобиля с полевой радиостанцией, пять раций "Алан" и несколько милицейских экипажей. Но главное - нет у нас теперь своих людей в банке, нету! Ну выведем мы их компьютерные системы из строя, соберем тысяч пятьсот, подмочим репутацию банка, и все. Даже если не раскроемся, прибыль - ничтожна.

Каратов умолк, выдав столь длинную тираду. И, кажется, сумел убедить своего друга Большакова.

- Готовились ведь... - уныло произнес Серж. А для Кононова все было ясно еще раньше. Там, вчера вечером, в "Кратере", когда он обдумывал аналитические выкладки Каратова.

- Дискуссию кончаем, - сказал он. - Отложим месяца на три, а пока будем собирать деньги в другом месте. Никто еще не горит, пожара нет. А рубить с плеча не будем. И для Алика найдется занятие.

- Какое? - спросил хакер, прикуривая от одной сигареты другую.

- Пора тебе повышать квалификацию. Не потому что к тебе есть какие-то претензии, а... не помешает. Поедешь в Мекку компьютеров и информатики. Лишний опыт не повредит.

- В Америку, что ли? - равнодушно спросил тот.

- Другой бы обрадовался, - заметил Серж. - А ему все с гуся вода.

- Ладно, поеду. Надолго?

- Месяца на полтора-два, - сказал Игорь. - Виза уже на подходе. Каратов тоже махнет. По своим делам.

- Вроде, как "казачки" засланные, - усмехнулся Большаков. - Главное, чтобы с пользой было.

- Спросим потом строго, - добавил Серж. - А мне нельзя?

- Ты мне здесь нужен, - отозвался Кононов.

3

Что-то порою потрескивало, словно в доме начинался невидимый пожар, где-то за обоями, в проводке, в подполе, там, откуда могло неожиданно рвануть пламя. В созданном тобой доме, обустроенном и обжитом. Его выстроил Игорь - с помощью своих друзей, но теперь жильцы этого дома присматривались друг к другу с некоторой настороженностью, изучая и следя за каждым движением. Например, Серж и Мишель, трещина между которыми все расползалась и чей антагонизм проявлялся пока что в словах, но не в поступках. Другие близкие к Игорю люди, начинавшие тихо роптать, то ли обеспокоенные складывающимся положением, то ли скучая без дела. Армию надо кормить или отправлять в тыл, на зимние квартиры. Генератор идей - Гена Большаков стал предлагать несусветные, фантастические проекты, но в основе их лежали лишь деньги - и ничего больше. Не проще ли в таком случае ворваться в Центральный банк, уложить всех на пол и выйти с рождественскими мешками? Если удастся выйти. Каратов с Аликом собирались в Америку, "на стажировку". Денис, Проктор, Леша, Петро, другие ребята - все они чего-то ожидали от Игоря, но в большей степени "выжидали", как флотилия парусников у берега в безветренную погоду. А Кононов находил отдушину лишь в беседах с двумя людьми - стариком Каллистратычем и Николаем Сабуровым, но и им он не мог довериться полностью, поскольку они не принадлежали к его братству. Что же касается Людмилы Гриневой - здесь было совсем иное. Женщина никогда не станет тебе другом. Любящей женой или преданной любовницей - да, но не другом, который готов и умеет сопереживать твоим мыслям, разделять взгляды и идти за них на смерть.

Все чаще и чаще Игорь стал испытывать одиночество, усиливающееся головной болью. Иногда боль становилась просто невыносимой, начинающаяся с затылка и охватывающая виски подобно железным раскаленным прутьям. Что это? Следствие каких-то застарелых травм, ушибов или внутреннее перенапряжение, чувство некоего духовного голода, вызывающего такие же спазмы, как и голод физический, жажда? Он ни к кому не обращался, даже к Денису, как-то по инерции не доверяя медикам с раннего детства. Чему быть - того не миновать, и никакие таблетки или пилюли тут не помогут. Единственный человек, который знал об этих приступах и умел снимать боль - была Лера.

Однажды вечером она неслышно вошла в его комнату - он сидел за письменным столом, уронив голову в ладони, тихо раскачиваясь, еле-еле, сжимая пальцами виски, в полной темноте. Он даже не мог думать, настолько сильной была боль. Просто сидел и ждал, сжав зубы, когда пройдет спазм. Лера осторожно приблизилась сзади, положила, прохладные ладони на лоб и затылок, словно две печати, что-то произнесла, но он не расслышал. Лишь вздрогнул, а боль неожиданно стала куда-то уходить, исчезать, растворяться в этой густой темноте. И - исчезла. Прошло, наверное, минут пять, прежде чем она отняла руки.