В день пятый

— Ты не доверяешь мне до конца, ведь так? — спросил Горнэлл.

— Да, до конца не доверяю.

— Так почему ты берешь меня с собой?

Томас рассмеялся, издал короткий смешок, лишенный веселья.

— Называй это слепой верой.

Они больше не обмолвились ни словом, пока не добрались до гостиницы.

— В среднем налог на ввозимые соевые бобы, кукурузу и пшеницу составляет в Соединенных Штатах двенадцать процентов, — сказал сенатор Девлин, устраивая поудобнее свою грузную тушу в кресле с полукруглой спинкой, стоявшем в гостиничном баре. — А знаете, чему равен японский аналог?

Томас покачал головой.

— Пятидесяти процентам, — сказал Девлин. — Это только базовая ставка. Семьдесят два так называемых меганалога. Все вместе доходят до ста и больше процентов от стоимости импорта. Вы можете в это поверить? Ввоз риса сдерживается на уровне семисот семидесяти тысяч тонн, что составляет меньше десяти процентов потребностей страны. Мы говорим о свободном рынке, но это просто шутка. Японцы прямо-таки преступно нечестно защищают собственное хромое сельское хозяйство. В общем, вот зачем я приехал сюда.

— И только? — спросил Томас, наблюдая за Хейесом, который, как всегда, тенью следовал за сенатором, с непроницаемым лицом впитывая каждое его слово.

— И только, — подтвердил Девлин. — Еще после вашей последней весточки я надеялся, что встречусь здесь с вами, — уступая, добавил он, тотчас же улыбнувшись так, что над квадратным подбородком сверкнули точеные белоснежные зубы.

— Вы знали, что я направляюсь в Японию? — удивился Томас.

— Я знал, что отец Эд побывал здесь, а вы идете по его следам, — сказал Девлин.

— Что еще вам известно, господин сенатор? — спросил Найт.

Джим неуютно заерзал.

Девлин обвел взглядом зал, решая, что сказать, затем подался вперед.

— Подробности отрывочные, но ваш брат погиб в ходе контртеррористической операции. Вот почему все молчат. На Филиппинах нашли приют группировки воинствующих исламских фундаменталистов. Судя по всему, одна из них и стала целью. Я так и не смог установить, то ли МВБ считает, что отец Эд был каким-то образом связан с ними, то ли он просто оказался не в том месте не в то время и попал под перекрестный огонь. В любом случае ситуация получается очень деликатная. Если ваш брат был доморощенным террористом, то правоохранительные органы постараются выяснить о нем все, прежде чем обнародовать эту информацию.

— А если не был? — спросил Томас.

— Значит, они наломали дров, — сказал Девлин. — Убили не просто частное лицо, но американского гражданина и священника. Только представьте себе, как все это может откликнуться.

— Критика в прессе? — презрительно спросил Томас. — Вот чего они боятся?

— В Вашингтоне этого боятся все, — горько усмехнулся Девлин.

— На что готово пойти МВБ, чтобы сохранить это в тайне?

— Если вы хотите знать, попытались бы наши силовые ведомства вас устранить, чтобы скрыть свой провал, то забудьте об этом. Как-никак мы говорим об Америке.

Опустив взгляд, Томас промолчал.

Они шли к железнодорожному вокзалу со своим скудным багажом. Найт держал руки в карманах.

— Ну? — спросил Джим. — Что ты думаешь на этот счет?

— Не знаю, — неуверенно произнес Томас. — А ты?

— Политики! — пожал плечами Джим. — Черт побери, кто может сказать, какие мысли у них в голове?

— Ты думаешь, Девлин лгал?

— Мне показалось, он что-то недоговаривает, — ответил Горнэлл.

Кивнув, Томас вдруг остановился.

— В чем дело? — поинтересовался Джим.

Найт был в растерянности. Он достал из кармана клочок бумаги размером не больше почтовой марки и уже собирался выбросить его, но в самый последний момент спохватился и теперь разглядывал его.

— Сенатор сунул тебе в карман записку? — изумленно произнес священник.

— Не он, — пробормотал Томас, сбитый с толку не меньше его. — Куми.

Глава 67

Томас и Джим отправились из Синдзюку в Кофу на скоростном поезде. Дорога заняла у них чуть больше трех часов. Пригороды Токио постепенно перешли в лесистые горы Яманаси. За окном потянулись пейзажи великих японских живописцев XIX века: крутые склоны, островерхие вершины, теряющиеся в тумане и облаках, крошечные уединенные храмы. И разумеется, Фудзияма, заснеженная симметричная копия Везувия.

По дороге ощущение парамнезии, с которым Томас безуспешно боролся с того самого момента, как их самолет совершил посадку в аэропорту Нарита, вернулось, сильное, как никогда прежде. Он подъезжал к городу, где провел два года перед поступлением в аспирантуру. Захлестнутый тяжестью воспоминаний, Найт ушел в себя, радуясь тому, что Джим задремал и не пристает к нему с расспросами. Он перечитал записку Куми, обдумывая назначенную встречу в одном из их любимых мест, не в силах не видеть в ней обещание примирения, так что поезд, казалось, возвращал его в прошлое.

На станции они взяли такси. Водитель в белых перчатках предупредительно открыл им задние двери. Когда Джим высказался по этому поводу, Томас поймал себя на том, что в его сознании возникает то же самое: «Да, так оно и было раньше». И эта фраза не выходила у него из мыслей с момента приезда в Японию. Через десять минут они уже были у входа в храм Дзенко-дзи и шли по длинной аллее между постриженными черными соснами к выцветшему красному сооружению. Каждый шаг казался Найту до боли знакомым.

Старик, взобравшись на стремянку, приматывал проволокой длинный бамбуковый шест к прямой ветке сосны. Взглянув на Томаса и Джима из-под широкополой соломенной шляпы, он приветливо кивнул. Слева над ухоженным садиком возвышался огромный бронзовый Будда, которого Найт видел и под дождем, и под снегом, а справа простиралось кладбище с каменными фигурами и квадратными деревянными столбами, исписанными иероглифами. Томас увидел Куми до того, как она заметила его. Женщина стояла перед выстроившимися в ряд приземистыми каменными фигурками детей в различных позах, похожих на уменьшенные изображения Будды. Томас вспомнил, что эти скульптурки называются дзидо. На многих из них были красные фартучки-слюнявчики.

Куми как раз поправляла один, почувствовав их присутствие, обернулась и быстро направилась навстречу. Томас удивился, когда она его обняла, радостно причитая по поводу того, что ему удалось сюда приехать, и извиняясь за предыдущую встречу.

— Ты постриглась, — заметил он.

— Да, теперь мои волосы короче, — подтвердила Куми. — Я ношу их так уже года три.

— Мне нравились длинные.

— Знаю, — сказала она.

Сейчас волосы у нее ниспадали на плечи, а раньше почти доходили до талии.

— Это выглядит… более профессионально, — пробормотал Томас.

— Спасибо, — сказала Куми, озаряясь такой знакомой, абсолютно родной улыбкой, что Найт вздрогнул и отвел взгляд в сторону.

— Я Джим Горнэлл, — представился священник. — Служу в том приходе, где работал перед смертью Эд.

Пожав ему руку, Куми поклонилась, и Томас подумал, что эту привычку она приобрела с тех пор, как вернулась в Японию.

— За мной следят, — начала Куми, переходя сразу к делу. — Когда я тебе звонила, у меня в кабинете был один тип. Американец. Я уже видела его в гольф-клубе рядом с моей работой.

— Быть может, он просто любит гольф, — предположил Томас.

— Том, попадая в Японию, американцы начисто забывают про гольф, — напомнила Куми. — Они просто не могут себе этого позволить.

— Ты полагаешь, он из МВБ?

— Ребята из этой конторы уже расспрашивали меня про тебя, — покачала головой Куми. — Если тот тип работает в государственной структуре, сюда он прибыл по совершенно закрытым каналам. Моя работа находится всего в квартале от посольства, так что она как магнит притягивает американских бизнесменов, желающих сорвать крупный куш, но этот тип не похож на официальное лицо.

— Это еще почему?

— Он носит козлиную бородку. Это никак не подходит тому, кто имеет связи с деловой или политической Японией.