Чужое сердце

– Девочка выжила? – спросила я.

– Да, и у нее все в порядке. У мальчика – тоже. И тем не менее...

– С другой стороны, – ответил на это Лицкявичус, – давайте рассмотрим альтернативную ситуацию: мальчик вообще не появился бы на свет, если бы не нужда в его стволовых клетках! У него же не отобрали почку или печень, в конце концов?

– То, что вы обсуждаете – отвратительно! – возмутилась Ивонна. – Давайте закончим этот разговор – хорошо уже то, что дело решилось более или менее положительно. Однако не надо забывать: судя по записям Татьяны Шанькиной, «суррогатных» матерей было гораздо больше, чем тех, до кого успел добраться Немов со своей бригадой. К счастью, теперь они в безопасности.

– Должны ли мы найти этих людей и сообщить им о том, что в их семьях растут чужие дети? – спросил Павел.

– Не знаю, – покачал головой Лицкявичус. – Это очень сложный вопрос. Боюсь, что, процесс над Немовым и Бобом будет носить открытый характер, поднимется настоящая паника, и все бывшие пациенты «Шага» кинутся в суды и прокуратуру!

– Вот потому-то я уверен, что процесс будет закрытым, – сказал Карпухин. – И еще потому, что в него окажутся вовлечены богатые и облеченные властью люди, которым огласка не нужна: не забывайте, кем были клиенты Немова! Вряд ли их удастся привлечь к суду в качестве обвиняемых, ведь они легко докажут, что Немов ввел их в заблуждение. Дай бог, они хотя бы согласятся свидетельствовать против него!

– А еще, – добавила я, – давайте-ка вспомним, что десять детей пострадали от незаконной трансплантации, а их родители теперь знают, что не являются биологическими!

– Они же вырастили этих детей, – возразил Лицкявичус. – Именно они – их родители, а дети – не клоны, не гомункулы, а обычные ребята, пусть и разной с ними крови. В чем-то Немов все же прав: они никогда не получили бы ребенка, если бы не «Шаг» и эта схема, а так, по крайней мере, в течение нескольких лет они имели возможность пребывать в счастливом заблуждении. Не думаю, что знание, полученное в результате расследования, изменит их отношение к детям.

– И я предлагаю за это выпить! – провозгласил Карпухин, высоко поднимая свой бокал. – И за статью Олега Гришаева, конечно же, которая буквально взорвет этот город!

...Уже при выходе из ресторана Лицкявичус остановил меня, легонько тронув за локоть.

– Я хотел поблагодарить вас за то, что некоторое время справлялись с этим делом без моего участия, – сказал он. – Я понимаю, что именно на вас, Агния, неожиданно свалилась вся ответственность, и вы, честное слово, проделали очень хорошую работу.

Я отказывалась верить своим ушам: глава ОМР меня хвалил, более того – говорил «спасибо»!

– А Лариса... – начала я.

– Все дело в ней, – кивнул Лицкявичус. – И за это я тоже должен благодарить вас: вам пришлось отвечать перед следователем, столько всего наслушаться... Сейчас моя дочь в безопасности – Карпухин помог. Возможно, она все же получит условный срок, но зато теперь Ларой занимаются люди, которые без надобности не станут ее подставлять. Этот ее сожитель – человек очень серьезный, и она боится за свою жизнь, независимо от того, станет она сотрудничать со следствием или откажется. Она действительно важный свидетель по делу о наркотрафике, и, вполне вероятно, наказания ей вообще удастся избежать.

– Значит, это вы с Карпухиным устроили Ларисе побег из больницы?

Он лишь неопределенно пожал плечами.

– Вы хороший отец, – сказала я.

– Нет, – покачал он головой. – Нет, я так и не стал Ларе хорошим отцом, и, возможно, поэтому она попала в эту ситуацию. Если бы я мог все изменить... Хотя, не знаю – возможно, это просто запоздалое раскаяние, а на самом деле я все равно не стал бы ничего менять в своей жизни, даже если бы смог.

И я почему-то в этом ни капли не сомневалась.

Эпилог

Склонившись над колыбелькой, Руслан крутанул висевший над ней музыкальный мобиль. Розовые и желтые слоники, ослики и лошадки весело поскакали по кругу под песенку «Мой маленький пони». Смех и радостное гуканье стали ответом на эту нехитрую манипуляцию: близнецы отзывались на каждое изменение в окружающем мире. Последнее обследование показало, что оба мальчика, Борис и Глеб, абсолютно здоровы и развиваются совершенно нормально.

Как же прозорлив, оказывается, был профессор, когда как-то вечером пригласил его к себе на дачу.

...Они сидели у камина, немного выпивали, немного играли в шахматы. А потом Борис Геннадьевич вдруг сказал:

– Они ни за что меня не выпустят, Русик! Если надо, грохнут даже, но за бугор не отпустят.

Руслан знал о том, что Немову предложили прекрасные условия в Штатах, в одном из ведущих научно-исследовательских институтов страны, и он уже давно созрел для эмиграции. Но все в его окружении, включая семью и коллег, понимали, что мысль эта скорее всего утопическая. Конечно, время уже было не то, и ученых не гноили сотнями в лагерях, но и свобода воли, провозглашаемая на каждом углу, реально еще не наступила.

– Ты мой самый лучший ученик, – продолжал профессор. – Я думал, что сын продолжит мои исследования, но он еще маленький, да и к тому же не слишком-то умен, по-моему. Похоже, права старая русская пословица о том, что на детях-де природа отдыхает. Только тебя я могу просить об этом.

– О чем, Борис Геннадьевич? – с замиранием сердца спросил Руслан: он чувствовал, что профессор собирается доверить ему тайну, о которой будут знать только они двое и больше никто во всем мире!

– До сих пор ты лишь выполнял часть работы, не понимая, к чему она должна в итоге привести. Но ты, мой юный друг, достоин большего – гораздо большего!

Поднявшись с кресла, Немов подошел к стенному сейфу, открыл его и достал пухлую кожаную папку.

– Здесь содержатся все основные материалы по проекту «Гомункул»... Не задавай вопросов, просто послушай! – сказал он, заметив, что Руслан собирается открыть рот. – Я стану готовить тебя к осуществлению этого проекта на практике – надеюсь, у меня хватит на это времени, прежде чем...

Немов не договорил и посмотрел в окно. Был ясный летний день, обещавший стать жарким, и ничто не предвещало беды. Руслан подумал, что профессор нагнетает ситуацию из-за своей излишней мнительности, а на самом деле все не так уж плохо.

– И еще я даю тебе это, – добавил Немов, протягивая Руслану коричневый кожаный чемоданчик. Раскрыв его, молодой аспирант увидел несколько делений, занятых чашками Петри с частицами эпителия и клочками волос и ногтей в вакуумных упаковках.

– Что это? – удивился Руслан.

– Это, мой дорогой, я! – ответил Немов, гордо глядя на ученика из-за стекол очков.

...Мобиль остановился, и песенка закончилась. Карапузы возмущенно замахали кулачками, требуя продолжения развлечения, и Руслан, усмехнувшись, снова раскрутил игрушку. Конечно, этих пацанов придется многому учить, ведь такой вещи, как перенос памяти из тела в тело, не существует. Они не будут помнить того, что знал Немов, не будут иметь его знаний, накопленных за долгие годы работы. Зато у них есть Руслан, который научит мальчиков всему, что им нужно знать, чтобы продолжить дело профессора. Возможно, они окажутся еще гениальнее, чем их биологический отец?

В дверь позвонили, и Руслан пошел открывать.

– Руслан Тимофеевич, как там наши гомункулы поживают? – спросил Николай, входя. В руках у него был большой ящик с детским питанием и памперсами.

– Отлично, милый мой, отлично! – воскликнул Руслан, пожимая руку молодому ученому. – С каждым днем становятся все больше похожи на Бориса Геннадьевича. Надо найти хорошую женщину, чтобы за ними присматривала – вывозила на прогулку, развлекала и так далее, а то скоро им понадобится гораздо больше, чем просто еда и погремушки.

– Я все устрою, – улыбнулся Николай.

Оба мужчины склонились над колыбелькой, в которой, открыто улыбаясь, весело махали ручками близнецы. Зиненко и Криволапов ласково улыбались им в ответ.