Не гаси свет

Сервас свернул с национального шоссе на узкую, всю в выбоинах и ухабах дорогу и через три километра увидел справа ферму. Он не торопясь ехал по снегу, надеясь, что в случае чего трактор вытащит его застрявшую машину.

Мартен припарковался у длинного жилого здания, выстроенного из серого цемента, явно не знавшего кисти маляра. Он вышел и сразу поднял воротник, защищаясь от холода. Глядя на дом, майор легко представил себе, какими были детство и юность Селии Яблонки в этом унылом месте, и мгновенно понял природу ее честолюбия. Честолюбие мечтательной девочки, воображению которой было тесно в этих рамках.

На пороге дома стояла крашеная блондинка. Она смотрела на незваного гостя с прищуром, и приветливости в ее глазах было не больше, чем в хриплом лае рвущегося с цепи пса.

— Добрый день, мадам. Я майор Сервас из полиции Тулузы, — представился Мартен. — У меня назначена встреча с мсье Яблонкой.

Женщина коротко, не сказав ни слова, кивнула в сторону большого хлева — до него было метров тридцать, — и сыщик пошел по месиву из грязи и снега, стараясь не попадать в рытвины, оставленные колесами тракторов. Миновав две распахнутые настежь металлические двери, он чуть не задохнулся от вони: по желобкам в полу стекала дымящаяся коричневая жижа.

— Проходите сюда, — позвал чей-то голос.

Сервас посмотрел налево, где был отгорожен от остального пространства маленький кабинет. За стеклом перед экраном компьютера сидел седовласый мужчина. Его лежавшая на мышке рука была в голубой латексной перчатке. «Как у хирурга или эксперта-криминалиста», — подумал полицейский и вошел в крошечное помещение. На экране выстроились колонки цифр, а на стене, на белой доске, маркером было записано несколько рекомендаций — совсем как в рабочем бюро криминальной полиции.

— Буду к вашим услугам через несколько минут, только проверю робота, — сказал мужчина. — Нужно взглянуть на ночные результаты.

— Робота? — удивился Мартен.

— Да, доильного робота. — Фермер впервые повернулся к посетителю и бросил на него острый взгляд, такой же недовольный, как и у его жены. — Вы сыщик из города, сразу видно… Покажете удостоверение?

Сервас был готов к этому вопросу. Он сунул руку в карман куртки, достал карточку и протянул ее седовласому. Тот взял ее, не снимая перчатки, сдвинул брови, сличил лицо на фотографии с лицом гостя и отвернулся к экрану:

— Простите, что задерживаю, но я должен позаботиться о коровах.

Майор кивнул:

— Не беспокойтесь, я никуда не тороплюсь.

— Вот и хорошо.

— Значит, коров доит робот? — полюбопытствовал сыщик.

Хозяин встал.

— Идемте.

Они поднимались по центральному проходу, где за металлическими ограждениями задумчиво жевали сено десятки коров. Пар от их дыхания облачками поднимался к потолку. Отец Селии показал Мартену очередь из рогатых красавиц, выстроившихся хвост в хвост перед огромной машиной, совсем как автомобили на мойке. Одна из коров шагнула в аппарат, не переставая пережевывать сено, и большая механическая рука поднырнула под раздувшееся от молока вымя. Сначала цилиндрические щетки обработали соски, а потом загорелась маленькая красная лампочка, и каждый сосок попал внутрь пластиковой муфты, а корова даже не моргнула. «Наверное, привыкла», — подумал Сервас.

— Лазер распознаёт каждое вымя и дает роботу команду на дойку, — объяснил Яблонка.

— У вас большое стадо? — поинтересовался Мартен.

— Сто двадцать голов.

— А сколько стоит такая установка?

— Зависит от комплектации. От ста двадцати до восьмисот тысяч евро…

Сыщик вспомнил многочисленные истории о самоубийствах фермеров, задавленных бременем долгов.

— А когда их отсюда выпускают? — спросил он и получил безжалостный, как нож гильотины, ответ:

— Никогда…

Майор задумался о душевном здоровье коров и быков, пожизненно лишенных света дня. Каждое лето он видел, как пасутся на лугах «мясные» стада — светлые аквитанки, лимузенки… Даже коровы рождаются неравными. Фермеры учатся программированию, покупают роботов, управляющих хранением продукции и наверняка компетентных в куче других областей. Деревня утратила патриархальный облик, обзавелась компьютерами, планшетами, лазерами и видеокамерами.

— Вы ведь приехали не ради разговора о моих коровах… — заметил хозяин.

Сервас взглянул в его ярко-голубые глаза, казавшиеся особенно блестящими на фоне морщинистой, задубевшей от загара кожи.

— Вы снова открываете дело? Почему? — спросил отец художницы.

— Нет, господин Яблонка, не открываем. Мне просто поручено проверить несколько старых дел, — солгал полицейский.

— Зачем?

— Это называется административный надзор.

— Не понимаю, чем вас — или ваше начальство — заинтересовала история с моей дочерью.

Сервас ответил вопросом на вопрос:

— Она выросла здесь?

Его собеседник вымученно улыбнулся.

— Я знаю, что вы думаете, — буркнул он.

— Неужели?

— Вот что я вам скажу, господин полицейский… Мы тут занимаемся конкретным делом. Не спекулируем несуществующими деньгами, не продаем ненужных товаров людям, которые почему-то решили, что не могут без них обойтись. Мы работаем день и ночь. Возможно, только мы и помним о существовании реального мира. И за это нас хотят уничтожить. Но Селия росла среди книг. Приди мне в голову глупая мысль пригласить вас в свой дом — чего я не сделаю, — вы бы увидели, что он заполнен книгами — прочитанными, с пометками на полях… Селия обожала книги. И мы всегда поощряли ее тягу к чтению… У моей дочери были честолюбивые мечты — но не потому, что она хотела сбежать из родного дома, и не ради того, чтобы превзойти родителей. Нет, она просто хотела, чтобы мы ею гордились. Моя дочь возвращалась сюда всякий раз, когда нуждалась в глотке свежего воздуха и поддержке. Весной в наших местах царит красота, и это был любимый уголок Селии на Земле…

Сервас посмотрел на очередную корову, занявшую место у машины. Она все время переступала ногами то вперед, то назад, и муфты снова и снова запускали программу «поиск». В споре с техническим новшеством животное — увы — обречено на проигрыш.

— Селия часто сюда заходила? — спросил он. — Или держалась в сторонке?

Фермер наградил его неприязненным взглядом.

— Она была против установки автоматической системы, — произнес женский голос у него за спиной. — Говорила, что держать коров взаперти, как арестантов, бесчеловечно. И, наверное, не ошибалась… — Хозяйка фермы посмотрела на мужа с укором. — Селия была очень умной молодой женщиной. И уравновешенной. Пока не встретила того типа.

Сыщик резко повернулся к ней:

— Какого типа?

— Не знаю. Мы никогда его не видели. Думаю, важная шишка. И женатик. Дочь не хотела это обсуждать. Сказала только, что встретила потрясающего, необыкновенного мужчину. Сначала она была счастлива. Но потом настроение у нее стало меняться…

Сервас вспомнил слова директора общественного центра.

— Селия никогда не делала глупостей — не то что другие подростки, — продолжала фермерша. — Она была робкой и усидчивой. Потому-то и начала дурить, когда выросла, встречалась с сомнительными личностями… Нескольких мы видели — жалкие типы, притворяющиеся крутыми.

В глазах фермера плескался гнев. Он разъедал его, как рак, отравлял кровь, подобно мышьяку. Скорее всего, этот человек был вспыльчив от природы, но после смерти дочери окончательно лишился самообладания.

— В какой-то момент Селия расцвела, выглядела счастливой, — заговорил он. — Была счастливой, насколько мне известно. К ней пришел профессиональный успех, и это придало ей уверенности. Мы хорошо ладили. У меня… у нас не было других детей, и я всегда баловал Селию.

Он посмотрел на свои сильные загорелые руки с набрякшими венами.

— Селия не рассказывала, с кем встречается, — вновь вступила в разговор мать художницы. — Мы не задавали вопросов, но однажды она захотела открыться, сказала, что встретила человека, который нам понравится. Пообещала нас познакомить — когда-нибудь, когда исчезнут препятствия. Да, именно так она это назвала. Мы сразу поняли, что у него есть семья, и сказали себе: малышка выросла, но в любви осталась по-детски наивной и ее снова и снова будут обманывать…