Черная тропа

— Мы очень заинтересованы в иностранных инвесторах. Но что я могу сделать? Мы предлагали выкупить у вас шахту…

— За гроши!

— За ту сумму, которую вы когда-то за нее заплатили.

— А после этого я вложил более десяти миллионов долларов в инфраструктуру и оборудование!

— Но теперь она ни для кого не представляет ценности! И для нас тоже. В этом регионе множество проблем.

— Да уж, я в курсе! И, как мне кажется, вы не осознаете, что существует только один путь, помогающий их решить: защитить инвесторов. Вы могли бы разбогатеть!

— Мы — разбогатеть? Каким образом?

— Инфраструктура. Школы. Развитие общества. Создание рабочих мест. Доходы от налогов.

— Неужели? В течение тех трех лет, что вы разрабатывали шахту, ваша компания заявляла, что не получает прибыли. Так что вы не платили никаких налогов.

— Этот вопрос мы обсуждали с вами еще тогда! В начале пути нужны инвестиции. В течение первых пяти лет на прибыль рассчитывать не приходится.

— Так что вы получите все, а мы ничего. А теперь, когда у вас возникают проблемы, вы приходите к нам и хотите, чтобы военные силы защищали ваши предприятия. А я говорю: давайте государство станет совладельцем компании. Мне гораздо проще найти средства для охраны предприятия, совладельцем которого являемся мы сами.

Маури кивает и, кажется, размышляет.

— Тогда, может быть, вы могли бы помочь нам с другими возникшими у нас проблемами. Внезапно оказалось, что наша лицензия в отношении выпуска газов в атмосферу не действует. Кроме того, под конец у нас возникли проблемы с профсоюзом. К тому же, возможно, президент решит выполнить свои обязательства по нашему предыдущему договору. Когда мы покупали шахту, он обещал построить гидроэлектростанцию на Альберт-Ниле. [32]

— Подумайте над моим предложением.

— Каким?

— Государство покупает пятьдесят один процент акций в «Килембе Голд».

— Форма оплаты?

— О, договоримся. В настоящий момент президент отдает приоритет развитию здравоохранения и профилактике СПИДа. Мы пример для соседних стран. Мы могли бы оплатить покупку из будущих прибылей.

Министр экономики произносит все это легким тоном, словно они старые друзья. Маури, как всегда, балансирует на грани нейтрального и вежливого тона, хотя тщательно подбирает слова.

Обычно Инна всегда разряжает атмосферу, но сейчас у нее нет сил. За их легкими дружелюбными голосами слышится бряцание оружия.

В баре отеля Инна и Маури выпили не по одному стаканчику виски. Вентилятор под потолком и бездарный пианист. Слишком много персонала и слишком мало посетителей. Иностранцы, знающие, что цены здесь в три раза выше, чем в любом баре в городе, однако пренебрегающие этим. Все же здесь намного дешевле, чем у них дома.

Вместе с тем — нарастающий гнев. Усталость от того, что надо постоянно быть начеку. Всегда переплачивать. Просто потому, что ты белый. Постоянно перепроверять цены, если хватит сил. И все равно тебя надуют. Едва отдаешь себе отчет в том, как раздражает одна из официанток, которая громко болтает с девицей, работающей в баре. Кто пришел сюда развлекаться? Они или посетители? Кто платит и кто получает зарплату?

Маури пьет, чтобы внутри прекратился темный водоворот, постоянно выносящий на поверхность что-то черное со дна. Он не хочет в этом признаваться. Он так хотел бы, чтобы оно снова улеглось на дно. Лучше всего лечь спать и подумать об этом завтра на свежую голову.

Как назло, Инну избили именно сейчас. Если бы не это, все могло бы получиться иначе. Возможно, они обсудили бы это вместе. Она помогла бы ему взглянуть на все проще. Даже, может быть, рассмешила бы его, заставила подумать: да, иногда приходится грести против течения.

Но сейчас у нее нет сил. Она пьет, чтобы заглушить ноющую боль в лице, думает о том, не загноится ли рана на губе или возле глаза. Все еще пока не зажило, могут образоваться трофические язвы. После этого события она подавлена, сама не своя. Со временем выяснится, что причин несколько. А Маури просыпается среди ночи от водоворотов, бурлящих внутри, смывающих с бортов черный налет.

Кондиционер неисправен. Маури открывает окно в черную ночь, но это не дает прохлады, лишь навязчивый треск цикад и кваканье жерлянок.

Как это объяснить? Да разве кто-нибудь поймет? Когда Инна с его секретаршей прибегают и гордо показывают ему обложку «Business Week» — и он видит свое лицо. Маури не чувствует их радости. Гордость? Ничего похожего. Стыд пригвождает его к столбу. Его превратили в доступную девочку, в проходной двор.

Когда Шведская экономика и Союз работодателей приглашают Маури выступить с лекцией и берут по тридцать тысяч с участника — зал все равно переполнен. И все же он всего лишь их проститутка.

Они поднимают его на знамена как доказательство того, что у всех равные возможности. Каждый может добиться успеха. Каждый может добраться до вершин, надо только захотеть — взгляните на Маури Каллиса. Благодаря ему становится ясно, что все парни и девчонки в Тенсте или Бутчюрке, все лодыри в Норрланде сами виноваты. Отберите у них пособие, пусть им станет выгодно работать. Дайте людям стимул стать как Маури Каллис.

И они похлопывают его по спине, жмут ему руку, но он никогда не станет одним из них. У всех у них звучные фамилии, за ними стоят их семьи и старые деньги. Маури Каллис навсегда останется выскочкой без породы и стиля.

Он помнит свою первую встречу с матерью Эббы. Его пригласили к ним в усадьбу. Весь ее антураж произвел на него сильное впечатление — долгое время он искренне верил, что они сдают в аренду помещения под конференции потому, что усадьба представляет собой историческую ценность, которую они стремятся популяризировать — как сказала ее мать в интервью одному глянцевому журналу. Но однажды, увидев их бухгалтерские книги, он понял — они делают это для того, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.

Так или иначе, в первый раз Маури пришел с букетом цветов, коробкой конфет «Аладдин» и в костюме, несмотря на жару — дело было в середине июля. Он не представлял себе, в чем еще можно явиться в гости к людям, которые владеют такой роскошной усадьбой — просто настоящим дворцом.

Мать Эббы улыбнулась, когда он протянул ей букет и коробку, снисходительной и немного ироничной улыбкой. Дешевый шоколад поставили на стол, когда пили кофе. Он лежал и таял в своей коробке. Никто не взял ни одной конфеты. У матери был огромный сад с кустами роз и другими цветами. В гигантских вазах стояли ее причудливые композиции. Куда девался его скромный букет, Маури понятия не имел. Возможно, отправился прямо в компост.

Они с Эббой спустились к реке, к старой купальне, чтобы поприветствовать ее отца. Над купальней был поднят флаг — в знак того, что папочка купается. Тревожить его не полагалось. Но раз бойфренд Эббы впервые пришел к ним в гости, папа сказал, чтобы они все равно зашли. От жары Маури вынужден был снять с себя пиджак. Теперь он нес его, перекинув через руку. Верхняя пуговица на рубашке расстегнута, галстук скомкан в кармане. На всех остальных была летняя одежда, свободного покроя, но явно дорогая.

Отец Эббы сидел в шезлонге на мостках. Когда молодые люди подошли, он поднялся и сердечно поприветствовал их. Он был совершенно голый. Его это нисколько не смущало. Маленький член вяло свисал и покачивался при каждом движении.

Это в Маури все было неправильно.

«Ну ладно», — думает Маури, стоя у окна посреди жаркой африканской ночи, когда все унижения и оскорбления жизни теснятся вокруг него. В первый и последний раз отец Эббы предстал перед ним в голом виде. Когда он потом прискакал к нему со своими старыми дружками и попросил вложить их деньги, все они были в костюмах и угостили его обедом в ресторане «Рич».

Теперь он вспоминает, как впервые прилетел на север Уганды.

Они летели на маленьком самолете — в тот раз с ним были и Инна, и Дидди. Маури начал вести переговоры с правительством Уганды о покупке шахты в Килембе.