Смерть мужьям!

– Госпожа Жгутова! Нехорошо толкаться...

Барышня, отнести которую к женскому роду можно лишь с натяжкой, одарила чиновника полиции шаловливой улыбкой:

– А вы не зазнавайтесь!

И тут Родион прозрел. Оказывается, не только ему разбивают сердце. Теперь виновен он. Это неуклюжее существо таяло при виде полноватого юноши. Какое несчастье! Бедняжку держали вместо кривого зеркала, чтобы прелести мадам Гильотон были куда заметнее. И суждено ей маяться в компаньонках до седых волос. Которые уже, кстати, пробиваются у виска.

Соорудив улыбку, в которой не нашлось и намека на вольности, только вежливое почтение, Родион спросил:

– Что это несете?

Та еще загадка: что может помещаться в цилиндрическом коробе, обтянутом атласом в бело-голубую полоску. Но разговор-то надо как-то завязать с... барышней (извиняюсь, за выражение).

– Замучила меня наша мадам... – пожаловалась она. – То неси в салон. Ладно, так и быть. Живанши посмотрела и говорит: мне этого не надо, куда дену готовую вещь, неси обратно. Вот и бегаю зайцем. Даже на извозчика не дали.

– Эту от Хомяковой доставили? – заинтересовался Родион.

– Эту самую... – сказала барышня Жгутова и так посмотрела, словно была бы ее воля, летал короб под колеса ближайшей телеги.

– А кто приносил?

– Горничная, Анютка. Совсем придурочная девица, говорит, всю ночь не спала, платье для бала готовила. Чтоб я так надрывалась? Да никогда.

– Не возражаете, если посмотрю?

Разве Лиза возразит такому счастью? Она решительно заявила, что такое дело для улицы неприлично, надо подняться к ним. И, подхватив юношу, потащила сама.

– Мадам-то наша спит, наверное, – сказал она, отпирая дверь и впуская дорогого гостя. – Вы не бойтесь, шумите.

Отогнав холодок смутной тревоги, Родион вскрыл коробку, и нашел всю ту же шляпку, с которой знакомился у Хомяковой. Ничего опасного, с виду, не появилось. Но стоило перевернуть предмет женского туалета кверху дном, как внутри показались цыганская игла. Какой нелепый способ убийства: прическа наверняка защитит, и по законам физики иголку вытолкнет обратно, она еле держится в соломе. Опять глупое дилетантство. Если кончик игры не смазан сильным ядом. И все-таки заветная розочка со стрелками нашлась, как и полагалось: в самом низу под ворохом оберточной бумаги.

– Да что с тобой! – закричала из дальней комнаты Жгутова.

Выронив шляпку, Родион кинулся с прытью барса.

Держа хозяйку на руках, компаньонка трясла ее, что есть мочи. Тело в ночной рубашке казалось невесомым и податливым, как игрушка.

– Очнись же, припадочная! – последовал крепкий шлепок по щеке.

Есть надежда, что с Гильотон случился глубокий обморок: перенервничала и сдали нервы. Родион искренно в это верил. Пока не заметил у левой груди шарик желтоватого металла с полосками, вроде римской тройки. Шарик держался прочно, не оторвешь.

– Где черный ход?

Испуганный взгляд метнулся в глубь квартиры.

– Вызывай полицию! – на ходу крикнул Ванзаров.

Жгутова удивилась, какой ловкостью обладает неуклюжий с виду юноша. А он уже выскочил на черную лестницу: дверь распахнута, на лестнице пусто. Только нотка аромата страннознакомого витает.

Через две, а то и три ступеньки одолев спуск, Родион выскочил к подворотне, которая смотрела на другую улицу: двор был проходным. Молясь о чуде, Ванзаров кинулся вперед. Надеждинская грелась под июньским солнцем и пылила редкими пролетками. Быть может, он и заметил спину убийцы, только не знал, что это спина именно убийцы.

Отчаяние, несравнимое с болью, что задушил сегодня утром, пожрало Родиона Георгиевича. Он знал наверняка, почему гадалка открыла дверь убийце, и не сомневался, что опередил его, успев из Дворянского собрания. Только сейчас все это бесполезно. Оказался не готов к холодному расчету и стремительному исполнению. Не просчитал, как будет действовать убийца. Не задал себе простых вопрос.

Что же это торопится злодей, будто хочет успеть к чему-то?

Дождавшись Лебедева и получив подтверждение, что на игле в шляпке – синильная кислота, Родион сразу ушел, захватив атласный короб. Конечно, надо соблюдать служебный этикет и не влезать в труды чиновников 2-го Литейного участка, пусть работают, дело заводят. Но причина бегства таилась в ином.

Он – такой умный и проницательный, вся логика, и даже сам Сократ, не могли теперь помочь барышне Жгутовой. Ужасная с виду компаньонка надрывалась безутешным воем, оплакивая, словно деревенская баба, самое близкое и дорогое существо. Каждый стон Лизаветы пронзал бессловесной жалобой: что не вернуть той жизни, когда и понукали ею, и мучили, и тиранили, и шутили зло, но вот мертва мучительница – и самой ей жить уж незачем. Нет, совсем не так оплакивали свои потери господа адвокат и дипломат. Не было в них искреннего горя.

Вынести это было не под силу.

6

Женское сердце беду чует. С самого утра у Матильды, ну, все не заладилось. Сначала клиентке не понравилась прострочка блузы, и она устроила жуткий скандал. Затем лучшая белошвейка обрадовала, что беременна, и вскоре уходит. Потом в кассе обнаружился фальшивый, без сомнения, червонец. Так что когда дверной колокольчик взвизгнул, Живанши была готова к неприятностям. И они не заставили себя долго ждать.

Одного взгляда на юного чиновника с перекошенным лицом и легким безумием в глазах было достаточно, чтобы чувствительной женщине упасть в обморок. Матильде очень хотелось выкинуть трюк, который на мужчин производил неизгладимое впечатление. Но мадам воздержалась. Чего доброго этот не за каплями побежит, а начнет приводить в чувство ботинками по ребрам. С него станется. Страх медленно пробрался под шелковый воротничок-ракушку. По-настоящему испугалась хозяйка, когда милая коробочка шлепнулась об пол, а к ее носу приблизилось дно шляпки.

– Что это? – страшным шепотом молвил чиновник полиции.

– В-ваше превосходительство, это... – запинаясь, сказала Матильда.

– Благородие... – грозно поправили ее. – Так что это такое?

– Ш-шапка, господин коллежский советник...

– Секретарь... – сказал Родион таким тоном, что у слабой женщины действительно потемнело в глазах. Требовалось опереться о твердость форм манекена. И, что хуже всего, Матильда опять осталась в одиночестве. Подлые девки-портнихи попрятались, как от грозы, а парочка клиенток исчезла так быстро, словно растворилась.

А изверг не думал отступать. Тыкнув пальцем в соломенное нутро, потребовал объяснить, откуда в шляпке взялись иглы. Матильда об этом ничего не знала. Но этих мучений оказалось мало.

– Ваших рук дело? – потряс он хрупкой дамской вещью.

– Конечно, наш пошив...

– Почему вернули эту дрянь Жгутовой?

– Позвольте, это вовсе не дрянь, а модель для госпожи Хомяковой. Давно оплачена. Я же не гувернантка, чтобы перепутанные шляпки разносить, пусть между собой разбираются...

Кажется, Матильда хотела сказать: мало того, что сделала из всякой швали знаменитую гадалку, так она еще и в шляпках путается! Нет, это уж слишком. Никакой процент такую дерзость не искупит. Вот так бы прямо и сказал. Но вышло, как вышло.

– Кого вчера посылали со шляпкой Грановской? – не унимался мучитель.

Наготове честный и решительный ответ:

– Позвольте, господин чиновник, мы вам список предоставили. Для госпожи Грановской уже все сделано, так что никого мы не посылали.

– Вы уверены?

Живанши готова была поклясться всеми модными домами Парижа. Но этого не потребовалось. Страшный юноша вдруг приказал позвать Александру Ипатьеву, чтобы задать несколько вопросов.

– Это невозможно, – сказала Матильда, печально склонив все еще хорошенькую головку.

– Что это значит?

– После похорон сестры, Сашенька взяла расчет и уехала в тихую и сонную Москву, как она сказала. Здешний климат для нее стал невыносим. Я потеряла чудесную мастерицу...

Ощутив перемену настроения в юноше, Матильда расправила перышки, и самым медовым голосом сказала: