Ищу комиссара

— Вот он! Вот он, гражданин подполковник! — закричал Калабин, Тыча пальцем в один из снимков. — Он это, век мне свободы не видать! Вон у него бровь вроде как углом! Шрам ли, как ли его, не знаю, как назвать… Он!..

— Спасибо, — сказал подполковник и снял трубку внутреннего телефона: — Уведите задержанного.

С фотографии размером 9 на 12 смотрел широкоплечий, аккуратно подстриженный мужчина в добротной кожаной куртке, из-под которой высовывался воротник светлой рубашки. Левую бровь, как указал Калабин, пересекал короткий, хорошо заметный шрам; глаза, глядевшие чуть исподлобья, даже на этой плохой фотографии казались живыми и выразительными. На вид ему можно было дать сорок с небольшим, что соответствовало действительному году рождения. Любой человек, сидящий перед объективом милицейского аппарата, выглядит потом на снимке несколько неестественно, скованно; что касается опытных преступников, особо опасных рецидивистов, то они порой умышленно перед съемкой придают лицу неестественное, не свойственное ему выражение — провести по такой фотографии опознание чрезвычайно сложно. Калабин, однако, не задумывался ни секунды, и это подтверждало, что снимок, неважно исполненный технически, дает главное: характерный облик человека. Супонин, давая выход волнению, воскликнул:

— Хорошо еще, что не привлекли дружинников!

— Опасно, конечно, — сказала Чистова, — один против троих, но он, говорят, служил на границе…

— Хоть на трех границах, — хрипло сказал из угла Собко. — А с голыми руками против автомата…

— Как с голыми руками? — удивилась Чистова. — А пистолет?

Собко тяжко вздохнул.

Супонин, помолчав, ответил:

— Нет у него пистолета, Лариса Васильевна. Не положено. Стажер.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

Вначале трудно было понять, что происходит по ту сторону волоков, где корабельная роща подымалась на невысокий, правильной округлости холм с пологими склонами. Мощные пучки света, перемещаясь по полуокружности, поочередно выхватывали из темноты узкие секторы медноствольпого леса; в мертвых точках пучки на несколько секунд задерживались, а затем вновь начинали свое размеренное движение. С каждым таким ходом над рощей, словно прощальный взмах, показывалась верхушка сосны и, коротко скользнув по начинающему светлеть небу, исчезала.

Лесовозная ветка, раздвоившись, обтекала холм с обеих сторон; слева склон заканчивался слегка раскатанной площадкой, где у штабеля хлыстов неподвижно стоял челюстной погрузчик. Лидер опустил воротник пальто, поправил шарф, натянул поглубже шапку и, взяв с колеи чемоданчик, зашагал по дороге, намереваясь обогнуть холм справа.

У подножия холма он снова остановился, не в силах побороть любопытства. Пучки электрического света бледнели с каждой минутой; машина же, от которой они исходили, была теперь видна во всех подробностях. Раскрашенная, как божья коровка, в красный и желтый цвета, подрагивая на широко расставленных гусеницах, она без спешки, без суеты, но непрерывно и неуклонно, сосну за сосной укладывала корабельную рощу. Длинная стальная рука жестко захватывала ствол, раздавался короткий визг невидимой под кожухом пилы, сжатое захватно-срезающим устройством дерево поднималось над землей, стрела, установленная вместе с кабиной на поворотной платформе, разворачивалась на 180 градусов, и сосна, хрустнув лапами, аккуратно ложилась на трелевочный волок.

Урча дизелем, машина медленно продвигалась по лесосеке, разрабатывая полосу шириной метров в пятнадцать. Ни вальщиков с ревущими бензопилами, ни выбивающихся из сил огребщиков снега, ни потных сучкорубов — никого! Уж Лидер-то знал, что это такое… Лишь один человек сидел в застекленной, забранной в решетку кабине, и он-то и воротил здесь всю работу. Увязая валенками в снегу, Лидер подобрался к машине метров на тридцать. Теперь, когда совсем рассвело, можно было рассмотреть оператора. В кабине ловко орудовал рукоятками хлипкий с виду белобрысый пацан в легкой нейлоновой курточке и в красной спортивной шапочке с белым помпоном. Этот пацан и был лесной богатырь, аккуратно уложивший на волоки за каких-нибудь пять шесть часов — половину рощи.

Что же получалось? Те самые хлысты, которые он, Лидер, валясь от усталости, добывал ради пайки хлеба, лишней плитки чаю, лишнего рубля к грошовой сумме на приобретение товаров в ларьке колонии, — эти хлысты какой-то хлипкий оголец играючи укладывал в трехкубовые пачки, посиживая за стеклом с решеткой, словно контролер на КПП.

Да ладно бы еще только это. Работать Лидер умел, две последние сидки в колониях неизменно назначался бригадиром, и план всегда перевыполнял. Работать иначе Лидер не мог: не из-за каких-либо высоких побуждений, а просто потому, что после пережитого в блокаде не имел права лишать себя дополнительного питания, а его давали бригаде высокопроизводительного труда и примерного поведения. Быть может, потому, что в колониях Лидер становился тише воды, ниже травы и вкалывал хоть и за страх, но получалось, что и за совесть, — начальники отрядов и не обращали на него особого внимания, и даже когда он перед одним из побегов поставил сокамерникам шалфея вволю — полторы плитки чаю на ведро кипятку, никого из администрации это не насторожило, хотя было известно, что подобный магарыч осужденные выставляют перед выходом на свободу.

В колониях еще можно было держаться, но в тюрьме, где осужденные — здоровые мужики — клеили коробочки для часов или вязали авоськи, то есть выполняли ту работу, которую смог достать начальник, а порой и вообще сидели сложа руки, — Лидер падал духом. На суде, в последнем слове, он всегда просил только одного: «Не давайте закрытого…». Возможности организовать в тюрьме производство крайне ограничены — осужденные могут работать только в тюремных мастерских; тюрьма — единственное место в нашей стране, где человеку не гарантируется право на труд — главное право человека, и осужденные переживают это тяжелее всего.

…Выбравшись на ветку, Лидер присел на чемоданчик, стащил валенки, вытряс оттуда снег и, перемотав портянки, направился в сторону магистрали…

2

«Ищу комиссара!» Эта фраза всплыла неожиданно. Во всяком случае, Редозубов услышал ее впервые в столь невинной обстановке, что представлялось даже странным, почему она всплыла сейчас. «Ищу комиссара!» Теперь, однако, фраза приобретала новое значение. Где-то в лесу шел по следу капитан Проводников, шел, не зная, что преступники вооружены автоматом Калашникова, который Редозубов мог разобрать и собрать с завязанными глазами, и уж кто-кто, а он-то знал, что это за оружие!

Отправив лесовоз, Редозубов вернулся к развилке, пробежал по ветке километра два и, уже в виду стана лесорубов на Новой Технике, свернул на лесосеку 109-й бригады — этим номером были маркированы две пачки хлыстов, оставленные в конце пасечных волоков. «Ищу комиссара!» Разумеется, выполнить это задание, данное самому себе, буквально он не мог: слишком далеко ушли и преступники, и замполит; единственное, что оставалось стажеру, — выйти преступникам наперерез, настичь их раньше Проводникова. Редозубов не сомневался, что те двое со шкурками будут выходить к газотрассе, придерживаясь лесовозной ветки: пробираться по заснеженной тайге с гружеными санками непросто, а главное — бандиты плохо знают район заготовок. Иначе они вышли бы из Кунды не бором, а омутом, где есть тропка, выводящая прямо к ветке более коротким путем. Петляя по ветке, преступники неизбежно выйдут к газокомпрессорной станции, и вот тут у Редозубова было огромное преимущество: двигаясь непосредственно по лесосекам, он выходил к станции гораздо раньше. «Ищу комиссара!»

…Добравшись до последнего волока 109-й бригады, Редозубов присел на комель свежеспиленной сосны и закурил.

3

Лидер вздрогнул: в ярко-оранжевом автомобильчике «Жигули» рядом с водителем сидел Костик!.. Сомнений быть не могло… Сзади сидели еще двое, незнакомые, но ясно, что тоже сотрудники милиции либо дружинники.