Прощай генерал… прости!

Валерий Леонидович не изображал из себя, как считали многие из его окружения и о чем помнил Турецкий, этакого всезнающего Зевса-громовержца. Он тоже был подвержен сомнениям, поэтому и не торопился с окончательными выводами. Работает комиссия, чего вам еще надо? Придем к единому мнению, составим собственное заключение, естественно, проинформируем соответствующие инстанции. И уже одно то, что Найденов усомнился в выводах следствия, которое утверждало, что катастрофа вызвана неверными действиями экипажа, а проще говоря, всему виной— преступная халатность летчиков и так далее, — все это говорило сейчас в его пользу. Хотя, возможно, кое-кто и готов был приписать ему желание защитить, так сказать, честь мундира своего авиационного ведомства. Да, впрочем, какая уж тут защита, если само ведомство, в лице Восточно-Сибирского управления, возглавляемого Нефедовым, поторопилось признать собственную вину… правда, только на восемьдесят процентов. И это, похоже, не кокетство местных руководящих чиновников, демонстрирующих, будто они вовсе не собираются перекладывать ответственность за гибель людей на чужие плечи, нет, похоже, они и в самом деле считают себя виноватыми, но, конечно, не полностью. Значит, подразумевается кто-то еще? И кто же? Службы наземного обеспечения полетов? Которые, кстати, виноваты бывают всегда и во всем. Но, кажется, на этот вопрос Найденов ответа пока так и не нашел…

А вообще, конечно, исчислять в процентах собственную вину за смерть человека — занятие малодостойное и уж вовсе не почтенное, как выражались в старину, когда при аналогичных обстоятельствах и в отставку подавали, и даже пули себе в лоб пускали, чтобы смыть позор… Но это, опять-таки, в далеком прошлом… Куда уж нам, с нашим-то пониманием профессиональной, да и просто человеческой чести!

Позже, переговорив с членами комиссии, которые исследовали обломки корпуса и механизмов, доставленные в ангар с места падения машины, Александр Борисович и сам в полной мере оценил суть сомнений начальника аварийной комиссии.

Вот пассажиры утверждали, что был взрыв. Потом они же «переиграли» на пургу. Позже возникали предположения, что мог быть удар воздушной волны от сорвавшейся где-нибудь поблизости лавины. Специалисты из комиссии летали на «точку», или, как они называют, «на яму», осматривали все вокруг, изучали, но свидетельств схода лавин не обнаружили.

Опять же, если говорить об усилении ветра, то на горном перевале, особенно в это время года, ветрено практически постоянно, но ведь и вертолеты летают в тех местах так же регулярно — и не падают. Упертые синоптики, обвиненные во всех смертных грехах, стояли на своем: по их данным, пурги не должно было быть. Не должно или не могло? А вот тут уж черт ее знает, все же погода…

И еще один, важный, скорее уже для себя, вывод неожиданно сделал Александр Борисович.

Все, от кого зависело решение вопроса «кто виноват?», с разной степенью заинтересованности смотрели на него — следователя Генеральной прокуратуры. Создавалось ощущение, будто различные службы, задействованные в расследовании, были уже практически готовы огласить свои вердикты, но терпеливо ожидали, когда произнесет свое последнее слово именно он, Турецкий, чтобы затем вздохнуть с облегчением. И расписаться в честно проделанной работе…

Но Александр Борисович появлялся теперь каждое утро в отведенном ему кабинете, доставал из сейфа папку с делом и углублялся в изучение материалов. Время от времени он передавал следователю Серову распоряжения доставить к нему на допрос того или другого свидетеля, заранее «угадывая», что данное лицо наверняка отсутствует у себя на службе, а дома у него никто телефонную трубку не поднимает и на стук в дверь не реагирует. Такая вот тихая забастовка.

Серов методично рассылал из прокуратуры повестки с нарочными, те возвращались ни с чем, он посылал новые… Игра такая, понимаешь, — кто кого переупрямит или чья возьмет? Даже Юрий Матвеевич перестал удивляться невероятному, прямо-таки фантастическому терпению московского «важняка» и, видимо, ожидал, что же последует дальше. Но «дальше» ничего не происходило! Что и было причиной полнейшего непонимания происходящего в глазах окружающих.

А Турецкий выигрывал время…

Поздним вечером, правильнее было бы сказать глубокой ночью, накануне отлета Агеева на строительство базы, они вдвоем устроили генеральный, можно сказать, «совет в Филях» — с ударением, естественно, на последнем слоге. Перед очередным рывком следовало обсудить имеющиеся наработки и четко определить перспективы.

Самый тщательный обыск в квартире Филенкова, на который только был способен Филипп, практически ничего не дал. Не тот человек, похоже, был молодой бортинженер, чтобы обзаводиться архивом либо прятать у себя какие-то важные вещественные доказательства или улики.

У Агеева, между прочим, о чем он и сказал Турецкому, во время беседы с Лидой мелькнула было мысль, что причина катастрофы вполне может быть гораздо проще, чем им кажется. Ну в плане того, что убийство губернатора если и являлось целью, то побочной. А главное же могло заключаться в том, что тот же Фи-ленков или кто-то другой из экипажа, в паре с ним, занимались, к примеру, транспортировкой наркотиков. Может, и глупость, а вдруг — нет? И это, кстати, кое-что объяснило бы. Скажем, «груз», на гонорар от которого мог рассчитывать бортинженер — недаром же он планы строил! — пропал во время аварии. Исчез. Кто-то ловко подставил курьеров. А такие вещи у бандитов не проходят — отсюда и печальный исход. Логично? Хотя и притянуто, честно говоря, за уши…

К счастью, обыск в квартире никаких результатов не дал. Хотя отрицательный результат иной раз куда важнее всяких сюрпризов. Филя уговорил Лиду, ничего ей, в общем-то, не объясняя, сходить с ним в гараж, где тоже постарался перевернуть, перелопатить весь хлам, и тоже безрезультатно, так что версию можно было теперь безболезненно отбросить.

По поводу безопасности Лиды вопрос решился без особых трудностей. Сама Ангелина Петровна пожалела «бедную девочку» и пригласила пожить у себя, и теперь они на работу и с работы — вместе.

Куда сложнее оказалось с Катериной Ивановной, которая на другой день после «беседы» с Александром Борисовичем — надо же, какая нервная реакция! — смогла произнести первые звуки, что, несомненно, было крупным прогрессом. Но ведь если человек способен говорить и об этой его способности станет известно тем, кто заинтересован в абсолютном молчании, жди беды. А о том, чтобы как-то изолировать больную в укромном месте, Ангелина Петровна и слышать не желала! Дергать ее в Настоящее время равнозначно хладнокровному убийству, что она, как врач, никогда не позволит. И какой же выход?

Обращаться в местные охранные структуры, где «пашут» братки, с которыми Филе уже приходилось иметь дело, вариант самоубийственный. Привлекать милицию или Федеральную службу безопасности — рискованно. Решения-то принимаются в «верхних кабинетах», а кадры в «низах» — ненадежны, да наверняка и коррумпированы. Уговаривать Ангелину Петровну, уверения которой, что без ее ведома в палату к больной проникнуть практически невозможно, ничего не стоили. Ну хоть сама верит, и ладно. Зато как проникают убийцы даже в строго охраняемые помещения, рассказывать москвичам не стоило, житейских примеров имелось выше крыши. Что оставалось? И, посовещавшись, они пришли к однозначному выводу — надо звонить в «Глорию».

Дорогое, конечно, удовольствие, но жизнь теперь практически единственного свидетеля — остальные-то продемонстрировали уже свою «объективность» — стоила любых средств. И в середине следующего дня из Москвы прибыли двое, сотрудников агентства — Всеволод Голованов и Владимир Демидов, оба богатыри и «профи», прошедшие и Афган, и Чечню. Но, пожалуй, важнее другое: их тоже помнила «ангельский» доктор, поскольку все они, в той или иной степени, бывали ее пациентами.

Филипп встретил друзей в аэропорту, устроил на своей конспиративной квартире, после чего с легким сердцем отбыл на юг. Сперва транспортным рейсом в Шушенское, а оттуда его уже вертолетом, но без всякой помпы, должны были по указанию начальника управления Нефедова перебросить на базу. Ни дать ни взять очередной, будь он неладен, «представитель» субподрядчика, они тут всем давно уже осточертели!