Золотой скорпион

Кузя Ярочкин с самого утра сидел в медкабинете и даже пробу с завтрака снимать не пошел, уговорил Тамару Михайловну. Он боялся встретиться с Митькой и не знал, как будет смотреть теперь ему в глаза. Кузе все казалось, что мальчишка увидит его страх и тревогу и станет презирать еще больше. Скорее бы уж его в лагерь отправили.

– Кузя, чего-то Гуцуеву вроде бы плохо, – сказала Тамара Михайловна, вернувшись.

– Почему плохо? – встрепенулся Ярочкин. – Где он?

– Так в изоляторе. Лежит, к стенке отвернулся. Я подошла, он дышит тяжело. Поди температурит опять. Вчера перекупался, рубашку потерял. А перед грозой-то холодно было. Дай-ка градусник, пойду поставлю.

– Подождите, я сам схожу.

Ярочкин вошел в изолятор, дверь скрипнула, но Митька не повернулся, так и остался лежать лицом к стене, весь скрючившийся, такой маленький, такой жалкий! Кузе не верилось, что этот заморыш мог вчера вырубить его одним ударом и связать так, что милиционерам пришлось резать путы.

– Митя, – неуверенно позвал парень. – Ты спишь? Мить, надо температуру измерить.

Митька не ответил, только засопел громче.

Кузя подошел ближе и положил руку на плечо мальчишки, тот дернулся и еще больше сжался, как пружина, даже сквозь одеяло чувствовалось, как он напрягся. Ярочкин сел на кровать.

– А вчера в университете опять человека убили, – зачем-то сказал он. – Примерно в то же самое время, когда ты на меня напал. Или… я на тебя. Короче, когда мы вместе на стройке были. Это хорошо, что мы вместе были. Милиция-то опять тебя подозревала.

– Ты меня сдал? – буркнул мальчишка.

– Нет, не сдал.

– Ладно врать-то.

– Понимаешь, мне пришлось рассказать. Они ведь думали, что и меня связал тот, кто убил в университете. Должен же был я тебя защитить.

– Защитить?!

Пружина резко распрямилась, Митька подскочил и развернулся на кровати. В бешеных глазах его горели злые слезы.

– Да, защитить от подозрений, – промямлил, испугавшись этого жгучего взгляда, Кузя. – А какого лешего ты по стройке все болтаешься? Думаешь, в милиции дураки работают? Да они бы тебя все равно вычислили, хотя бы по рубашке твоей. И вообще, – честно признался он, – меня брат заставил все рассказать. Прямо всю душу из меня вытряс.

– Не всю, – все еще злился и шипел, как кот, Митька. – А надо бы. Чего ты лезешь все время ко мне?!

– Я лезу?! – возмутился Кузя.

– Лезешь!

– Да я еще помогал тебе, придурку, а ты!..

– А я помогать просил?

– А нет?!

– Нет. Ты сам предложил. Знаешь, почему я в лагерь не хотел ехать? Я сбежать хочу. И все равно сбегу, никто меня не задержит, особенно ты.

– Ты не придурок, ты совсем дурак, – грустно сказал Кузя. – Куда ты побежишь? Мать искать, да? Где? Ты хоть знаешь, в каком городе искать? Знаешь, какая у нас большая страна? Куда ты поедешь, ну-ка скажи?

Митька помолчал, потом буркнул:

– В Москву.

– В Москву. Это огромный город. Ты там заблудишься через полчаса, тебя очень быстро подберут. Хорошо, если менты, они тебя назад в детдом вернут. А если нищие или сутенеры? И заставят они тебя со здоровенными мужиками спать или в метро деньги клянчить.

– Я знаю Москву, – спокойно сказал Митя Гуцуев. – Я там жил.

– С матерью?

– Нет. Не с матерью. Уже потом. Не очень долго. Я больше знаю, я сильнее и умнее, чем вы все думаете.

– Ладно-ладно. Верю. Но даже, если ты справишься и не заблудишься, куда ты двинешься дальше? На юг? На север? Куда?

Митя молчал.

– Тебе же обещала моя мама, что поможет. Ну, дай ты ей время. Знаешь, Мить, она всегда выполняет все свои обещания. И у нее есть влиятельные друзья. Они помогут, они обязательно что-нибудь придумают. Только дай время. Договорились?

– Сколько?

– Не знаю. Хоть сколько-нибудь. Хоть полгода. А лучше – год.

– Нет, – покачал головой мальчик. – До осени.

– До осени мало, Мить.

– До осени.

– Ладно, хоть так. И не ходи больше на эту чертову стройку. Зачем ты все туда лезешь?

– По делу.

– Завязывай ты с этими делами, Мить. Не ровен час, еще на кого-нибудь набросишься, тогда уж тебя менты точно в камеру упекут.

– Это ты на меня набросился, а не я на тебя, – стоял на своем Гуцуев. – Ты чего, правда не помнишь?

– Нет, – пожал плечами Кузя. – А ты точно не врешь?

– Не вру.

– Ничего не помню.

– Может, ты и есть маньяк? – усмехнулся Митька. – Убиваешь и не помнишь.

– Да ну тебя!

Кузя вышел из изолятора и растерялся, забыв даже, куда надо идти. Он тупо смотрел на термометр, который так и не поставил Митьке.

Не могу я быть убийцей, думал он. Или могу? Я же не помню, как напал на Гуцуева. Или я не нападал? Голова гудела, как пустой котел. Да нет же! Не мог он убить проректора в университете. Раз у Митьки алиби, то у него – тем более. Он же сидел в это время связанный у теплотрассы на стройке. Тьфу, бред какой!