Гений сыска (СИ)

- Осмотришь ночью, во время пересмены. Я договорюсь с их старшим, - пообещал Костомаров.

В ту же ночь, когда выключив пилораму, одни бригадники ушли, а вторых охрана шмонала в предзоннике, я был допущен в цех - начкаром*.

- Даю тебе десять минут, "пинкертон", - взглянул на наручные часы сержант. - Потом снова на вагоны.

- Хорошо, - кивнул я и вошел в пустой цех. Затем, миновав конвейер и штабеля досок, направился к нужному агрегату, встав с ним рядом.

Вперил в него взгляд и сосредоточил мысли на искомом.

- Щелк, щелк, щелк, - привычно запульсировали в мозгу временные связи.

Далее глаза затуманила пелена, рассеялась, и я увидел злоумышленников.

Они возникли из-за стоящего сбоку автопогрузчика, рысцой пробежав к раме. Морды под шапками, были незнакомые. Более рослый и сутулый, держал в руках кувалду.

- Так, Жбан, - давай, курочь тут, - прошипел второй, остановившись, и указал пальцем.

- Понял, - ухмыльнулся здоровяк, вздымая над головой кувалду. Дважды глухо звякнуло, а на третьем ударе Жбан глухо выругался.

- Ты чего? - насторожился подельник.

- Руку зацепил, - пробурчал тот. - Кровит падла.

- На вот, прижми, - вынул из-за пазухи второй какую-то тряпку.

Далее пара зарысила назад и исчезла в темном углу цеха.

- Так, - сказал я сам себе, - выходя из небытия. - Поглядим, что там и направился в нужное место.

В углу обнаружилась прикрытая деревянным щитом, дыра от нескольких вынутых вынутых шлакоблочин. Рядом с ней валялся кусок ветоши для обтирки, в бурых пятнах.

- Следы всегда остаются, - довольно хмыкнул я, определив находку в карман бушлата, после чего направился к выходу из цеха.

На следующее утро бригадир спросил как дела, и я сообщил, что кое-что есть, мол, веду поиск.

- Думаешь, прокатит? - оживился он.

- А почему нет? - ответил я вопросом на вопрос. - У меня бывали дела и посложнее.

Протянув еще несколько дней, я снова подошел к Костомарову, когда он был один и сообщил, что вычислил злодеев.

- А ты молоток, - сказал он, внимательно меня выслушав, и получив вещественное доказательство. - Теперь дело за мною.

Вскоре по зоне прошел слух, что оперчасть нашла вредителей и повязала. Те оказались в прошлом тюремными вертухаями, обозленными на режим. Не терпящими ударников.

Спустя месяц выездное заседание суда впендюрило обоим по два года за уничтожение государственного имущества.

- Бог не фраер, он все видит, - подмигнул мне бригадир, когда после вынесения приговора зэков распустили по казармам.

А через несколько дней меня вызвали в оперчасть, куда дергали всех новичков по очереди.

- В сексоты будут приобщать, - сказал один из старожилов бригады, по кличке Пикимон, в прошлом собровец*. - Мы все это проходили.

- Ну и как?

- Лучше не соглашайся. Тут же все "сами с усами". Быстро вычислят и пришибут. Такое уже бывало.

Явившись в оперчасть, я доложился дежурному, и тот провел меня в кабинет начальника.

Помимо "кума"*, меня там ждал заместитель по режиму. Тот самый майор, который нас встречал и обещал научить любить родину. Фамилия, его как я уже знал, была Виль, начальник любил поддать, но дело свое знал туго.

- Заключенный Лебедев, статья 228 ч.2 УК РФ, срок пять лет, - пробубнил я, глядя в потолок с трехрожковой люстрой.

- Присаживайся, - милостиво кивнул майор. А "кум" в погонах капитана, поставив в центре кабинета стул, расположился сбоку на дерматиновом диване.

Я сдернул с голову шапку, присел и выжидательно воззрился на майора.

- Как сидится? - откинулся тот за столом с крышкой зеленого сукна и непременным портретом Дзержинского в простенке между окнами.

- Нормально, - ответил я. - Перековываюсь.

- Так и должно быть, - кивнул Виль. - Нам нужна твоя помощь.

- В смысле?

- Если думаешь, что будем тебя приобщать*, не парься. Штыков* у нас и так хватает.