Расследованием установлено

Сухачев сел, слегка подтянув брюки на коленях, и внимательно посмотрел на следователя. Волков не заметил на его лице каких-либо признаков волнения, он вел себя так, будто не первый раз находится на допросе в кабинете следователя.

— На предыдущем допросе вам было разъяснено, в чем вы подозреваетесь?

— Так точно, — почему-то по-военному ответил Сухачев.

— Вам, конечно, известно, что речь идет о незаконной перевозке на сухогрузе двух комплектов сантехники фирмы «Орас», сварочного аппарата ТИГ-10 и двух наборов инструментов «Блэк энд Дэккер».

— Известно.

— Знаете ли вы стоимость этого имущества?

— Точно не знаю, но думаю, что тысяч около пяти.

— Дешево цените. Товароведческая экспертиза пришла к выводу, что все эти вещи стоят более двенадцати тысяч рублей.

— Может быть и так. Цены ведь меняются, так же как и курсы валют. Да еще торговые скидки…

— Скажите, пожалуйста, вы понимали, что, передавая на борт сухогруза предметы без надлежащего оформления, вы совершали уголовное преступление, — контрабанду?

— Конечно понимал — двадцатый год на флоте.

— Зачем же вы это сделали?

— Потому что просили из судового отдела.

— Кто просил?

— Сейчас я не помню. Только звонили мне несколько раз в мой кабинет на верфь «Гунарсен». Так, мол, и так, необходим компактный сварочный аппарат. Чтобы можно было где нужно на судне заварить. Хоть в каюте, хоть в трюме. И пару комплектов инструмента. Сами знаете, без хорошего инструмента как без рук. А о сантехнике еще раньше разговор был… Вот и решил товарищам помочь… Помог… — И Сухачев развел руками и слегка наклонил голову.

— Еще вопрос, — продолжал следователь. — Мне непонятно одно обстоятельство. Ведь товары, которые вы пытались перевезти в Советский Союз, стоят немалых денег. Каким образом вам удалось получить их от работников верфи и погрузить на сухогруз без какой-либо уплаты их стоимости?

— Тут вот какое дело… — Сухачев провел рукой по и без того гладкому пробору русых волос. — …Понимаете… объяснить кратко я не могу.

— Мы никуда не торопимся, можете объяснять подробно.

— Хорошо. Верфь, принадлежащая фирме «Гунарсен», так же как и другие фирмы, крайне заинтересована в получении советских заказов. Заказы — это прибыль, это деньги. Поэтому и стараются строить для нас суда и производить ремонт так, чтобы, как говорится, ни сучка ни задоринки. Поэтому и предупредительны до предела, и если могут, то во всем идут навстречу. Вот и в этом случае… Говорю начальнику отдела верфи Ванклифену: «Так, мол, и так, сухогруз уходит в воскресенье, очень нужно для пароходства». А он отвечает: «Не волнуйся, все будет в порядке, а документы после оформим». Там же частная собственность. Сами решают. Да и без доверия работать нельзя. И потом сумма-то — смешно сказать — двенадцать тысяч. Конечно, это большая сумма, если смотреть с позиций человека, который получает в месяц двести рублей. А когда идут заказы на полтора, два, а то и больше миллионов рублей, то, ей-богу, двенадцать тысяч это так, мелочь. Естественно, с капитаном сухогруза договорился — в Ленинграде приедут из судового отдела, передашь, скажешь, что от Сухачева. А тут в таможне подняли хай — нет данных в грузовой декларации! Контрабанда! Вот и оказался я здесь. — Сухачев грустно улыбнулся и продолжил: — Да и к тому же знаете, сколько времени нужно затратить, чтобы оформить через органы Внешторга эту сварку, сантехнику и инструменты? Месяцев десять пройдет! Скорее ребенка родить можно.

Следователь немного помолчал, а затем спросил;

— Скажите, Сухачев, кто в Ленинграде должен был принять груз?

— Это уж, извините, не мое дело. Есть судовой отдел, у них там народу навалом: послали машину, двух работяг — и все дела.

— А что вы сказали капитану об этом грузе?

— Так и сказал: прибудете в Ленинград, позвоните в судовой отдел, приедут на машине, и отдадите им груз.

— А как бы в судовом отделе оформили груз, если на него нет документов?

— Проще простого. Составили бы акт о получении аппарата, сантехники и инструментов — вот тебе и приходный документ.

— Ну а как вы, Сухачев, сами оцениваете свои действия?

— Конечно, поступил неправильно, легкомысленно, Понимаю, что придется ответить перед судом. Ну что ж… отвечу. Только у меня одна просьба това… гражданин следователь. Если можно, разберитесь с моим делом побыстрее…

— Это во многом зависит от вас.

— Мне скрывать нечего: что сделал, то сделал… И, если можно, свидание бы с женой…

Дальнейший допрос ничего существенного не дал. Следователь подробно записал то, что рассказал Сухачев. Тот внимательно прочитал протокол и расписался. После того как конвоир вывел Сухачева из кабинета, Волков несколько минут посидел один.

«Да, — подумал он, — не очень много получил я от этого допроса по сравнению с моим предшественником.

Все так просто… и вместе с тем так непонятно…»

Сухачев вернулся в камеру. К счастью, Иван Иванович спал и не приставал со своими расспросами и советами. Сухачев бесшумно лег на свою кровать, закрыл глаза и начал перебирать в памяти обстоятельства только что закончившегося допроса.

«В целом неплохо, — подумал он. — Все выглядит весьма правдоподобно. Ванклифена допрашивать они вряд ли будут, да если и будут, то, надо полагать, говорить о фонде не в интересах фирмы. И что о Ваулине ни слова не сказал — тоже правильно: он еще может пригодиться. А кто звонил по телефону из Ленинграда — не помню. Дел-то было выше головы, где тут помнить про какую-то сантехнику или инструменты…» Он успокоился и неожиданно заснул сном человека, у которого все неприятности позади.

Волков положил перед собой лист бумаги, приготовил ручку (мало ли придется что-либо записать) и набрал номер начальника судового отдела Ваулина.

— Судовой отдел, — ответил приятный женский голос.

— Попросите, пожалуйста, к телефону Романа Михайловича.

— Простите, а кто его спрашивает?

— Моя фамилия Волков, — ответил следователь. Называть свою должность секретарю, наверное, не было необходимости.

— Вы из «Судоимпорта»?

— Нет, из другой организации.

— Одну секундочку.

Однако прошло около минуты, прежде чем в трубке раздался недовольный голос:

— Да!

— С вами говорит старший следователь УГКБ Волков. Мне нужно сегодня побеседовать с вами.

— А по какому вопросу?

— Это я вам объясню при встрече.

— Когда?

— Сегодня, в семнадцать часов.

К сожалению, на шестнадцать часов назначено совещание у начальника пароходства. За час не управимся. Давайте перенесем это дело на завтра.

— Исключается. Встретимся сегодня в восемнадцать часов.

— После окончания рабочего дня? — В голосе Ваулина прозвучала нотка искреннего удивления.

— Да.

— Хорошо. Буду. Давайте адрес…

Волков был готов к допросу. Однако Ваулин не появлялся. В 18 часов 15 минут следователь позвонил в пароходство, чтобы узнать, кончилось ли совещание. Однако ответственный дежурный сообщил, что никакого совещания сегодня не было. Следователь тогда позвонил в судовой отдел, где ему сказали, что полтора часа назад Роман Михайлович поехал домой.

Ваулин появился в кабинете двадцать минут седьмого.

— Извините за опоздание, — сказал он, — задержался на совещании.

Следователь холодно пожал протянутую руку, предложил сесть.

Это был высокий представительный мужчина в больших роговых очках на крупном, тщательно выбритом лице. Коричневый костюм из добротной ткани, прекрасно сидевший на нем, был хорошо выглажен. В пышной, зачесанной назад шевелюре уже виднелись седые волосы. Во всем его облике — и в манере держаться, и в осанке, и в разговоре, и в каждом жесте — чувствовался начальник, руководитель.

Как ни старался Ваулин подавить в себе этот совершенно неуместный, неподобающий, да и просто вредный в этой обстановке вид, он все равно ничего не мог с собой сделать.