Казнь на Вестминстерском мосту

— Ну? — тихо спросил он. — И как ты с этим связана? Через кого? Эмили, насколько мне известно, в Италии, да?

— О да! — с явным облегчением воскликнула Шарлотта. — Да, она во Флоренции. Во всяком случае, письмо, которое доставили сегодня утром, пришло оттуда. Хотя сейчас она уже может быть где угодно.

— Тогда кто?

— Тетушка Веспасия… пригласила меня.

У Питта брови поползли на лоб.

— Расследовать дело Вестминстерского головореза? — уточнил он, с трудом веря, что такое возможно.

— Ну да, в некотором смысле…

— Поясни, пожалуйста, Шарлотта.

— Видишь ли, Африка Дауэлл — племянница близкой подруги тети Веспасии, мисс Зенобии Ганн. И они считают, что полиция подозревает ее — между прочим, вполне обоснованно, как выясняется. Но я не сказала им, что дело расследуешь ты!

Питт внимательно смотрел на нее, но Шарлотта выдержала его взгляд не моргнув. Она умела хранить секреты — иногда — и вести себя уклончиво, хотя это давалось ей не без труда, однако она совсем не умела лгать ему, и оба это знали.

— И что же вы выяснили? — наконец спросил Томас.

Шарлотта прикусила губу.

— Ничего, сожалею.

— Совсем ничего?

— Ну, я подружилась с Аметист Гамильтон…

— Как, ради всего святого, тебе это удалось? Тетя Веспасия с ней знакома?

— Нет, я просто солгала. — Шарлотта смущенно опустила глаза, потом решительно подняла на него взгляд. — Она и пасынок настолько сильно ненавидят друг друга, что даже не могут нормально общаться, но я не увидела ничего, что могло бы привести к убийству. Она пробыла замужем много лет, ничего нового не случилось… — Шарлотта замолчала.

— И? — Питт не стал ждать, когда она продолжит.

— Она наследует большие деньги, но едва ли это может быть причиной, особенно для того… — Шарлотта опять замолчала.

— Для чего?

— Я хотела сказать, для того, чтобы убивать еще и Этериджа и Шеридана. Но это не само собой разумеется, правда?

— Правда, — согласился Томас. — Двоих последних могли убить, чтобы скрыть главное преступление, или их мог убить подражатель. Я не знаю.

Шарлотта ласково накрыла его руку своей.

— Узнаешь, — уверенно проговорила она, однако Питт не понимал, на чем зиждется ее уверенность: на логике или на эмоциях. — Мы узнаем, — добавила она с таким видом, будто эта мысль только что пришла ей в голову.

Глава 9

На следующее утро Шарлотта на омнибусе поехала к тетушке Веспасии. Стоял ясный весенний день, прозрачный воздух был пронизан теплыми лучами солнца. Такой день хорош для поездки за город, чтобы можно было понаблюдать, как раскрываются первые листочки, и послушать пение птиц. Вот было бы здорово, если бы им с Томасом удалось хоть один раз за лето уехать из города на выходные! А еще лучше — на целую неделю!

Затем размышления Шарлотты плавно перешли к покупкам, которые она сможет сделать на новое жалованье мужа. Начнет она со шляпки, той, с широкими полями, розовой лентой по тулье и махровой розой в натуральную величину. Ей она так идет! Ее надо носить под определенным углом, сдвинув слегка к правой брови и приподняв слева.

Еще она купит два или три муслиновых платья для Джемаймы, и ей больше не придется обходиться одним для воскресных выходов в свет. Какое больше подойдет дочурке: бледно-голубое или светло-зеленое? Естественно, Шарлотте скажут, что голубой и зеленый носить вместе нельзя, но лично ей это сочетание нравится, оно напоминает зеленые листья на фоне неба.

Шарлотта так глубоко погрузилась в приятные мечты, что едва не проехала свою остановку. К счастью, она вовремя опомнилась, а то пришлось бы возвращаться на довольно большое расстояние. Люди ранга тетушки Веспасии живут вдали от маршрутов общественного транспорта.

Шарлотта буквально вылетела из омнибуса на тротуар и едва не упала. Проигнорировав критические замечания двух дородных дам в черном, она быстрым шагом поспешила к городскому дому Веспасии.

Горничная сразу проводила Шарлотту в утреннюю гостиную, где уже сидела леди Камминг-Гульд. В руке она держала перо, а перед ней лежало несколько листов писчей бумаги.

— Ты что-нибудь выяснила? — с надеждой спросила Веспасия, откладывая перо. Ее нетерпение было настолько велико, что она даже отказалась от формальностей и не поприветствовала гостью.

— Все плохо, чего мы и боялись. — Шарлотта села. — Я не рассказала вам, что дело ведет Томас. Я боялась, что Зенобия решит, что я не смогу оставаться непредвзятой. А еще я подумала, что это может поставить вас в неловкое положение. Как бы то ни было, именно Томас ездил к миссис Айвори, и он действительно считает, что она причастна к убийствам. Полиция бросила все силы на поиски анархистов, революционеров, фений и всех, кто может иметь отношение к политике, но тоже ничего не нашла. Единственный обнадеживающий момент — если такое трагическое событие можно назвать обнадеживающим — состоит в том, что у миссис Айвори не было разумных причин убивать Катберта Шеридана.

— Этот момент меня не интересует, — мрачно сказала Веспасия.

— А Томаса повысят, как только дело раскроют.

— Вот как? — На мгновение лицо пожилой леди осветила радость. — Но не раньше… Сообщи мне, когда состоится официальное повышение, и я пошлю ему письмо с поздравлениями. А пока к делу. Чем мы можем помочь Зенобии?

Шарлотта обратила внимание на то, что тетушка сказала «Зенобии», а не «Флоренс Айвори». Перехватив ее взгляд, она поняла, что сказано это было намеренно.

— Думаю, настала пора порассуждать трезво, — как можно мягче проговорила Шарлотта. — Томас утверждает, что они сделали все возможное, чтобы выяснить, не причастны ли к убийствам какие-нибудь политические или революционные группировки, и пришли к выводу, что на них ничего нет. И правда, трудно представить, чтобы эти три убийства могли послужить на пользу какой-нибудь политической цели. Ведь после них не последовало никаких требований. Конечно, остаются анархисты, но эта мысль кажется мне безумной. Кому какой прок от убийств?

Веспасия нетерпеливо взмахнула рукой.

— Моя дорогая девочка, если ты думаешь, что все политические цели обязаны своим существованием или претворением в жизнь чистейшему здравомыслию, значит, ты еще наивнее, чем я предполагала!

Шарлотта почувствовала, как запылали ее щеки. Возможно, она наивна. Она не вращается в правительственных кругах, куда Веспасии всегда открыт вход; она не знает, о чем мечтают те, кто обладает властью или стремится к ней. Она действительно всегда считала, что они наделены здравым смыслом, хотя для подобных умозаключений у нее никогда не было веских оснований.

— Иногда те, кто не умеет создавать, начинают разрушать, и это тоже дает им определенную власть, которой они наслаждаются, — продолжала Веспасия. — Правда, это все, что у них есть. Ведь что такое жестокость? Вспомни о тех преступлениях, которые ты помогала расследовать. Оглянись вокруг — и увидишь, что один человек постоянно стремится доминировать над другим. Торговка рыбой или прачка сказала бы таким людям, что это не даст им восхищения окружающих, или любви, или спокойствия, о котором они мечтают. Но каждый слышит только то, что хочет.

— Но анархисты заявляют о себе довольно громко! Томас говорил, что полиции известно большинство из них, и никто, как получается, не причастен к убийствам на Вестминстерском мосту. Ведь анонимные действия не дают политической власти. Если кто-то хочет воспользоваться плодами своей деятельности, он должен заявить о ней!

— Тут я с тобой не спорю, — сказала Веспасия. Ей очень не хотелось отказываться от идеи, что преступления совершил некий неизвестный убийца, потому что в этом случае ситуация выглядела менее уродливо, чем если бы это было делом рук друга или родственника жертвы, который задумал убить троих человек, чтобы запутать следствие. — Что связывает этих троих? Есть ли что-то, чего мы не заметили?

— Все они депутаты парламента, — ответила Шарлотта. — Больше ничего Томасу разузнать не удалось. Они не связаны бизнесом, они не родственники, они не претендовали на один и тот же пост. Более того, они принадлежат к разным партиям: двое либералы, один тори. Их не объединяют общие взгляды на политические или социальные проблемы, у них разное мнение по ирландскому гомрулю, по реформе уголовного права, по промышленным реформам и по реформам законодательства помощи неимущим. Их объединяет только одно: все они категорически против распространения избирательного права на женщин.