Меморандум киллеров

— Дай Бог, дай Бог, — как-то потерянно повторял Юркин, снова выглядевший так, будто из него с отъездом адвоката выпустили воздух. Похоже, Он,загоревшийся было поначалу от возможности скорых перемен, интуитивно почувствовал изменения в настроении Гордеева, и это его морально доконало. Но теперь было уже не до эмоций…

Юрий Петрович подгадал к тому самому редкому автобусу, курсирующему по скверной, разбитой дороге от районного города до поселка… села… черт его знает, как следует называть это Ключевое, состоящее из трех десятков обособленных друг от друга добротных изб, леспромхозовского барака с машинным двором и лесопилки, — И всю дорогу до Котласа, мог бы поклясться, прямо-таки физически ощущал на себе чей-то тупой и напряженный одновременно взгляд. Народу ехало немного, в основном женщины с мешками и корзинами, сидело еще и несколько невзрачных таких мужичков, но кто из них был таким упорным наблюдателем, Юрий Петрович не смог определить, как ни старался. Или уже пуганая ворона куста боится? Могло быть такое? А почему бы и нет…

Хотел было зайти к Замятину в управление, поблагодарить за помощь, но неожиданно передумал и отправился в аэропорт. И снова угадал. Обратный билет ему был также заказан до Вологды, и деньги за него переведены телеграфом. Бери и катись на все четыре стороны. Тем более что и вылет через час. Как-то уж больно ловко все складывается, к добру ли?

А дальше — поезд до Москвы, один в купе СВ, тишина, покачивает, вроде уютно… Коньяк с лимоном и открытая банка шпротиков на столике, купленные в привокзальном буфете, дорого, конечно, а с другой стороны, чего, понимаешь, мелочиться?.. Но и тут не оставляло ощущение непонятной душевной горечи, что ли, неясной какой-то потери. Может, это все проистекало от крупного разочарования? Во всем, без исключения, ну вот всемирная такая скорбь, а? Спустилась с небес и окутала…

И снова из небытия, подобно магическим словам, начертанным вдруг на стене покоев пьяного халдейского царя Валтасара, возник ответ: «А почему бы и нет?» Но как-то уж очень по-одесски…

Утомленный и морально, и физически адвокат принял стакан и зажевал чрезмерно резкий по вкусу коньяк абсолютно пресной и безвкусной шпротой. С тем и заснул.

4

— Александр Борисович, нужен твой мудрый совет! Я, кажется, крепко прокололся!

— Валяй, Юра, слушаю тебя внимательно, но… не более трех минут. Итак?

— Это не телефонный разговор.

— Ах, даже так? Ну тогда в конце дня подгребай к Славке в контору, там и пересечемся. Надеюсь, уж он-то тебе не помешает?

— Александр Борисович, это тот самый случай, когда я могу довериться полностью только одному человеку, то есть тебе. А дальше, когда выслушаешь, скажешь сам, что мне делать и с кем советоваться еще.

— Вопрос, надо понимать, жизни и смерти? — пошутил Турецкий.

— В общем, да… — абсолютно серьезно ответил Гордеев.

— Эва, Юра, ты уж как-нибудь поосторожней… словами-то бросаться…

— Так это ж не я. Но ты угадал, уровень примерно такой.

— Что ж нам с тобой делать-то? — Турецкий задумался. — И Славке обещал… Ну это ладно, объяснить всегда можно… А насколько это срочно?

— Я сегодня вернулся из Котласа, в колонии был, у одного… клиента.

— А я, кажется, что-то слышал… Ах, нуда, Славка же при мне звонил туда, в Управление внутренних дел. Точно!

— Ты у него один тогда был? — осторожно, холодея и чувствуя, как спина покрывается ледяным потом, спросил Гордеев.

— Нет, мы как раз по одному делу совещались. Еще несколько человек, ну, его сотрудники, да ты наверняка знаешь. А что, имеет значение?

— Боюсь, что да. Вернее, я это только сейчас понял. Ну-у, бли-ин!

— Юра, что с тобой? Слушай, если у тебя земля действительно горит под ногами, приезжай сюда, поговорим у меня в кабинете. Только учти, я после обеда должен быть в городской прокуратуре. Там проблемы.

— Лечу…

И он «прилетел» на Большую Дмитровку, в Генеральную прокуратуру.

Турецкий с легкой иронией оглядел его — запыхавшегося и небрежно выбритого, что было весьма нехарактерно для щеголеватого, успешного адвоката.

— Когда, говоришь, прибыл-то? Нынче? А что ж это вот? — Александр Борисович небрежно провел кончиками пальцев по собственному подбородку и щекам.

— Сейчас сам поймешь…

Нет, все-таки недаром Юрий в свое время работал следователем, школу у того же Турецкого прошел хорошую и, главное, научился излагать даже сложные, запутанные дела коротко и конкретно. Ему хватило пятнадцати минут, чтобы пересказать все главные события того уголовного дела, которое он принял в порядке надзора, дать объективные характеристики действующим лицам и даже подобраться к собственным выводам.

Турецкий слушал, не перебивая ни единым вопросом, хотя по его глазам было заметно, что их уже накопилось порядочно. Но Александр Борисович привык уважать своих собеседников и без острой необходимости не сбивать их с мысли.

Оставался теперь последний факт, о котором сам Гордеев узнал только утром, уже будучи в Москве, и который практически ставил точку на всем том, чем он занимался в последние дни.

— Итак, сегодня утром я заварил дома кофе, извини за подробности, и решил побриться. Но увидел возле телефонного аппарата, на столике, записанный мною самим номер телефона Управления исполнения наказаний по Московской области, куда звонил перед отъездом в Котлас, ну, уточнял адрес, обстановку и прочее. Там есть неплохой мужик, с которым в прошлый раз беседовал. Вот я и решил снова позвонить, доложиться, что прибыл, что все мои подозрения по делу, увЫ, подтвердились, судебное решение будем пересматривать, ну и так далее. «Привет, — говорю, — Петр Ильич, Гордеев беспокоит, если помните такого…» А он перебивает: «Вы когда прибыли-то, Юрий Петрович?» — «А что? — спрашиваю. — Сегодня, вот только что». — «Вы ведь к Юркину ездили? В Ключевое?» — и называет номер колонии. «Ну да, — отвечаю. — И мы уже обо всем с ним договорились». И тут он меня будто обухом по голове. «Ваш подзащитный, не знаю, что он вам там наговорил, вчера погиб. На лесосеке, как нам доложили, дерево на него упало.

Загляделся, мол, мужик, техникой безопасности пренебрег. Вот и…» Я и говорю: «Убили… Достали-таки, гады…» На том, собственно, разговор и закончился.

— Да, Юра, — вздохнул Турецкий, отводя глаза от каменно застывшего лица Гордеева. — Могу только посочувствовать. Искренне, старик. Но в чем тайна? Ты хотел сказать о своих выводах?

— Я тебе, если ты заметил, Александр Борисович, не назвал практически ни одного имени. Я имею в виду исполнителей. А теперь слушай. Когда Юркина взяли в первый раз и вывозили по проспекту Вернадского, чтобы закопать в лесу, сотрудник «Глории» Филипп Агеев навел на бандитов дорожный патруль. Избитого Юркина освободили, бандитов повязали. Но из-за решетки их вытащил полковник Лыков. Вторичное задержание, обыск в доме Юркина и обнаружение целого килограмма героина производил со своими людьми… полковник Лыков. Ну, про подлоги и прочее я тебе уже рассказал. А теперь, Александр Борисович, вспомни, пожалуйста, когда Вячеслав Иванович звонил в Котлас, в его кабинете на том вашем совещании присутствовал полковник Лыков?

Турецкий даже побледнел. Долгим взглядом уста _:вился на Гордеева и мрачно кивнул:

— Был, Юра…

— Ну вот и все… Нет, есть и еще одна деталь, правда, скорей всего, уже несущественная… Которая практически ничего уже не изменит. Разве что как-то поможет наказать подлеца… Перед отъездом я разговаривал с Кристиной, ну, той женщиной Юркина, которая и затеяла пересмотр его дела. Ее папаша — президент Экстра-банка, известная личность. Так вот, оказалось, свой счет Юркин открыл и в этом банке тоже. По принципу — яйца должны храниться в разных корзинках. И мы договорились, что Кристина через отца натравит на «Земфиру» контролеров, чтобы удостовериться, что там никаких незаконных сделок не совершается. А сегодня, когда я приехал, естественно, первым делом позвонил ей и передал привет от Анатолия, он очень просил это сделать сразу…