В жерле вулкана

Крыша рухнула; огромный кусок парапета полетел вниз, на мгновение застыл среди двора как колонна, затем медленно накренился и рухнул на сгоревший грузовик. С главным очагом сопротивления было покончено. Солдаты присоединялись к тем, кто уже был во дворе, размахивая белыми простынями и бросая оружие. Сирены, завывавшие на крыше, умолкли, когда огонь пережег провода.

По коридорам бежали победители, так и не успевшие снять с себя тюремную одежду. Одни выводили заключенных, другие поддерживали окровавленных друзей. Пабло с опаленными волосами и животом, развороченным гранатой, лежал у железной лестницы. Рейнер нашел мальчика, взял у него ключи и вернулся обратно. Он открыл первую попавшуюся металлическую дверь с решеткой наверху, выпустил из камеры мужчину и сказал ему:

– Иди к тому мальчику на лестнице и сделай для него, что можешь.

Он открывал двери настежь, и из некоторых камер выходили люди, ошеломленные звуком выстрелов. Их лица были белыми от ужаса. Они боялись оказаться в огненной ловушке; горела уже половина здания.

Ее здесь не было. Все камеры были открыты, но ее не было ни в одной из них.

Он вернулся, собираясь пройти в другое крыло и поискать, нет ли там других камер. Кто-то вскрикнул, когда обрушился потолок. Рейнер бросился назад, но был остановлен стеной огня. Поняв, что этому человеку уже не поможешь, он повернулся и через северную дверь прошел к арке. Здесь ему встретился испуганный мальчик, который прижался к стене, не зная, куда идти.

– Venga – apresurarse! [37] – Но мальчик не понимал по-испански и смотрел на него широко открытыми голубыми глазами. Тогда Рейнер рассмеялся как дурачок и взял Жизель за руку, поняв, что выпустил ее из камеры, но не узнал в зареве пожара. – Viens avec moi… ce fini maintenant… [38]

В районе аэропорта не умолкала стрельба. Отряд примерно в двести человек окопался за баррикадой из кусков бетонного забора, увитого колючей проволокой, и угнанных из города машин. Он состоял в основном из полицейских, к которым присоединилась горстка армейских офицеров.

Рейнер прорвал один ряд проволочного заграждения, подал машину назад и предпринял еще одну попытку пробиться к аэропорту, когда со стороны баррикады раздался залп. Стреляли просто потому, что машина была черной и не имела номеров: он взял ее в гараже Каса-Роха.

Стекло разлетелось вдребезги, и Рейнер велел Жизели лечь на пол между сиденьями. Они свернули и подъехали к главному зданию с другой стороны, кренясь набок, со спущенными задними шинами и скрежещущими по гудрону металлическими дисками.

Служащие аэропорта оставили свои места и бродили по главному залу, не понимая, что происходит. Приехавшая на грузовике группа повстанцев заняла ключевые точки здания и поставила на контрольной вышке пулемет, нацелив его на вход. Рейнер бросил потрепанную полицейскую машину и провел Жизель через помещение таможни. Экипаж одного из лайнеров пытался успокоить группу из пятидесяти пассажиров, собравшихся у бюро Т.О.А. Когда от баррикады доносились нестройные звуки выстрелов, с крыши начинали сыпаться осколки стекла.

Какой-то смельчак объявил по громкоговорителю, что опасности нет и что рейс номер двести три состоится при первой возможности, но его слова заглушил треск выстрелов.

– Где капитан корабля?

Пассажиры пытались протиснуться в бюро, как будто там было безопаснее. Стоявший за стойкой суперинтендант жестами велел им выйти наружу.

– Где капитан?

Пекинес вырвался из рук хозяйки и пустился наутек, полумертвый от страха. Женщина побежала за ним, скользя на битом стекле. Из толпы вышел некто, облаченный в форму Т.О.А.

– Кто вы?

– Вы пилот борта номер двести три?

– Да…

– Я начальник лондонского отделения. Принимаю руководство на себя. Вы заправились?

– Да, но мы ждем разрешения…

– К черту разрешение! Взлетайте! – Он начал собирать пассажиров, затем поймал стюарда и велел вести их к выходу на летное поле. Тем временем капитан корабля пытался выяснить, имеет ли Рейнер право дать такую команду.

– Послушайте, дальше будет еще хуже. Революция в разгаре. Я приказываю вам взлететь, пока дорожка еще освещена. Среди ваших пассажиров есть граждане Великобритании – дайте им возможность поскорее унести отсюда ноги!

Люди сбились в кучку и заторопились к выходу. Рейнер быстро провел Жизель через вращающиеся двери вслед за остальными. Ее лицо было очень бледным, но голос вновь обрел уверенность.

– Ты полетишь со мной, Пол…

– Не в этот раз. Позже…

– Тебя убьют здесь.

– Не думаю. – Он вел ее мимо клумб, увидел нескольких людей в комбинезонах и громко велел им созвать бригаду, дающую старт. Самолет № 12 был без огней, но у багажного отделения сиротливо ютился пустой микроавтобус, а заправщик стоял еще дальше. За зданием аэропорта что-то горело; наверно, то был один из грузовиков, захваченных защитниками баррикады. Теперь строчило пять-шесть пулеметов, и темноту прорезал свет фар прибывших автомашин.

Реактивные двигатели ожили тогда, когда последние пассажиры поднимались по трапу. Рейнер стоял у ступенек и смотрел в ее широко раскрытые, все еще испуганные глаза, улыбался и говорил:

– Теперь все будет в порядке. Maitenant, ca va bien.

– Ты сказал, что полетишь со мной…

– Я сказал «возможно». Кланяйся от меня Парижу.

Она посмотрела на его лицо, озаренное пламенем и светом из открытой двери самолета; пальцы Жизели впились в его предплечье.

– Я записала свой адрес. Вот он. – Рейнер принял клочок бумаги. – Это мой парижский адрес. Я буду там, когда ты прилетишь.

Он тщательно сложил листок и сунул его в карман.

– Au revoir, Жизель.

– Пол…

– Тебе пора.

Двигатели взревели; их шум заглушил треск выстрелов.

– Пол, – сказала она, глядя ему в лицо, – я обязана тебе жизнью.

Он улыбнулся, поцеловал ее в губы и заставил подняться. Капитан корабля включал и выключал прожекторы, проверяя их на тот случай, если откажет освещение взлетной полосы. Рейнер отошел в сторону; трап отсоединился, дверь самолета закрылась. Он подбежал к крылу и крикнул стоявшему там человеку:

– О'кей, все чисто!

Их обдало струей из сопла, и оба повернулись к ней спиной. Когда они обернулись снова, самолет покатился в сторону взлетной полосы; его серебристые крылья отливали горевшим в отдалении пламенем. В контрольной башне было темно; сквозь выбитое стекло строчил пулемет.

Лайнер достиг взлетной полосы и затормозил, задирая нос. Прожекторы залили все поле молочным светом. Затем пилот включил форсаж, и самолет поднялся в воздух. Темноту прорезало мигающее цветное пятнышко. Едва оно исчезло, как Рейнер достал листок бумаги и не торопясь разорвал на мелкие кусочки. Обязана жизнью. Да. Но долг – это не любовь.

Глава 29

Лебедки главного понтона и спасательного судна «Делвер» работали уже два часа. В случае неудачи наготове была команда водолазов, но стоял полный штиль, и два глубоководных якоря крепко держались за дно…

– Самолет – это не корабль, – сказал Мерсер. – Корабль весит самое малое тысячу тонн. А в самолете всего сотня, да еще полсотни воды внутри. Они медлят только потому, что боятся разлома.

Рейнер стоял рядом с ним и наблюдал. С рассвета сюда начали приплывать суда из Пуэрто, Эсмеральд и Сакапу; теперь их было около двух десятков. Час назад Мерсер совершил погружение. В глубоководном костюме он спустился на пятьдесят фатомов, чтобы еще раз осмотреть лайнер.

– Джек, он лежит совершенно горизонтально. С ним обращаются как с младенцем.

Часы показывали без двадцати двенадцать, когда море между спасателем и понтоном изменило цвет и наблюдатель подал сигнал голосом. Рейнер облокотился о поручни «Морской королевы» и вперился в ровную поверхность моря.