Тени над Латорицей

— Догадываюсь. Я знаю, кто мог у нее быть. Я не сказал бы вам этого, если бы не случилась такая беда. Катарин, очевидно, посетил ее первый муж. Карл Локкер.

— Карла Локкера повесили в конце войны. И похоронен он здесь.

— Карл Локкер — жив.

Коваль уставился на бывшего монаха. Не сошел ли старик с ума в камере предварительного заключения?

— Есть могила, есть люди, которые хоронили.

— Это не его могила. Карл сбежал. Он сам «повесил» себя. То есть не себя, а труп другого человека, видимо замученного в жандармерии. Лицо было изуродовано до неузнаваемости. В мундире Карла, с его документами этот несчастный человек и сошел за тержерместера. Тогда было не до расследований — время суетное, да и смерть такая для жандарма казалась вполне естественной в глазах людей. Так сказать, ожидаемой и логичной.

Коваль расстегнул тугой воротничок кителя. Он буквально задыхался. То, что он сейчас услышал, было невероятным, фантастическим!

— Откуда вы это знаете?

— После похорон его видел в лесу один человек.

— Кто?

— Этого человека уже нет. Он умер. Но есть и другие доказательства, что Локкер жив. Я скажу.

— Почему вы думаете, что именно он мог быть здесь и убить Каталин?

— Во-первых, перстень, который вы нашли. Карл никогда с ним не расставался. Кроме того, он, по-видимому, собирался сюда приехать. Разумеется, к ней.

«Корова накормлена, собака закрыта в сарае!» — мелькнуло в голове подполковника.

— Я получил письмо, — продолжал Гострюк. — Письмо от него для Катарин. И записку, в которой Карл просил меня съездить сюда и передать письмо ей в руки.

— И вы передали его?

— Да. Двадцать шестого июня, когда меня здесь видели. С тех пор, возможно, в доме и остались отпечатки моих пальцев. Она ведь меня угощала. Я пил кофе. Да мало ли за что мог взяться руками?

— Но задушить жену, пусть и бывшую, зверски убить ножом собственную дочь! — возразил Коваль. — Даже для жандарма это слишком!

— Вы не знали Карла, — спокойно заметил Гострюк. — Значит, был какой-то конфликт. А Карл Локкер способен на все.

Коваль отложил ручку, встал и подошел к окну. Он долго смотрел на прохожих, на открытую дверь магазина, на автомобили, которые, поднимая пыль, мчались по улице. Потом снова вернулся к подозреваемому.

— Как вы получили это письмо?

«Сам «брат Симеон», наверно, способен на все!» — подумал подполковник, внимательно вглядываясь в Гострюка, который сидел, замерев в выжидательной позе.

— Мне привезли его.

— Кто?

— Какой-то венгр. Наверно, из Будапешта.

— Почему «из Будапешта», почему — «наверно»?

— Карл сбежал в Западную Германию через Венгрию. Возможно, теперь вернулся в Венгрию, потому что тот человек был из Будапешта.

— Очень туманно, гражданин Гострюк, — строго заметил Коваль, чувствуя, что монах что-то утаивает. — Переписываетесь с ним, с Карлом Локкером? Если верить вам, что он — жив.

— Нет. Это была первая весть. И первая просьба. Я-то думал: что плохого, если передам Катарин письмо от мужа. Не знал ведь, что такая беда случится.

— Как тот венгр вас нашел?

— Был в группе туристов, которые осматривали наши пещеры.

— На конверте, переданном вам, был обратный адрес?

— Нет, что вы!

— Как он подписал записку?

— Одним именем — «Карл».

— А как же ему стало известно, что вас нужно разыскивать в Киевской лавре?

— Н-не знаю… — Гострюк отвел взгляд в сторону.

Коваль понял, что у «брата Симеона» получилась осечка. Четко выстроенная стена показаний дала трещину.

Бывший монах помолчал, подумал и тихо сказал:

— Думаю, кто-нибудь рассказал.

— Кто же, например? У вас остались общие знакомые?

— Да нет.

— А этот венгр, как вы говорите, из Будапешта?

— Я видел его впервые.

— Как же он узнал вас?

— Не знаю.

— Каков он на вид?

— Обыкновенный человек, немолодой, брюнет.

— И как его зовут, вы, конечно, тоже не знаете?

— Нет, — покачал головой бывший монах. — Не знаю.

— Слушайте, Гострюк, — сердито сказал подполковник. — Если до сих пор я почти верил вашим сногсшибательным объяснениям, то теперь верить перестану. — Ему захотелось даже повторить любимое бублейниковское: «Что вы мне вранье решетом носите?»

«Брат Симеон» почесал нос и тяжело вздохнул.

— Не хотел я впутывать лишнего человека. Я его не знаю, этого венгра, и он никакой роли не играет. Только и всего, что передал письмо от Карла. К нам, в Лавру, много туристов приезжает. Один из них и разыскал меня, подошел и спрашивает по-немецки: «Брат Симеон?» — «Да», — говорю. «Вам письмо из Будапешта. Вас давно уже ищут». Сунул мне это письмо и сразу отошел к своей группе.

— Спросил по-немецки?

— Да.

— Так почему вы считаете, что это был венгр?

— Он был в группе венгерских туристов. Да и похож он на венгра.

— Когда это было? Число?

— Двадцать третьего июня.

— И вы на следующий же день взяли отгул?

— Да.

— Так, так, — задумчиво произнес Коваль. — А у вас сохранилась эта записка Карла?

— Я сжег ее.

— Жаль.

— Я понимаю, она была бы сейчас в мою пользу. Если бы я знал. Но я вам чистую правду говорю, как перед богом! Все правда. Я не господь, чтоб за чужие грехи крест нести.

«Ну вот, даже в боги зачислил, — рассеянно подумал Коваль. Бывший монах своими показаниями совершил в голове подполковника такой переворот, что он никак не мог прийти в себя. — А что, если все это и в самом деле правда? А что, если показания эти подтвердятся? Тогда можно считать…»

И Коваля охватила жажда деятельности, при которой возникает острое желание ездить, искать, допрашивать, звонить, сопоставлять, проверять, сводить концы с концами, воссоздавая неразрывную логическую цепь событий и выявляя тайные пружины человеческих поступков.

— Ясно, — сказал он Гострюку. — Больше ничего не хотите добавить?.. — Минуту спустя добавил сам: — Ну хорошо. Пока достаточно. Проверим ваши показания, а потом встретимся снова.

— Как же вы проверите? И зачем я только сжег эту записку! Знаете ли, пугливым стал.

— Ничего, проверим. Подпишите протокол допроса. Прочтите, все ли верно записано с ваших слов.

— Какой же это допрос?! Я же сам, безо всякого допроса, дал показания. Добровольно.

— Это будет учтено, — пообещал Коваль, вспоминая, что никакого письма от Локкера в доме Каталин Иллеш при обыске не обнаружено.

После того как конвоир увел Гострюка, подполковник не мог найти себе места. Он звонил в район, разыскивал Вегера, послал дежурного за Эрнстом Шефером и приказал вызвать из Ужгорода таксиста Дыбу.

К тому времени, когда в кабинете появился капитан Вегер в запыленных сапогах, у подполковника уже был намечен конкретный план оперативных действий:

1. Допросить Эрнста Шефера, который мог бы догадаться, что Каталин навестил его бывший шурин. Выяснить его мнение по поводу такой возможности.

2. Еще раз допросить таксиста Дыбу о ночном пассажире, попросить его составить словесный портрет.

3. Установить место захоронения тержерместера Карла Локкера и произвести эксгумацию его останков.

4. Проверить, какие иностранные туристские группы проезжали через Закарпатье с двадцатого по двадцать пятое июня, а также пятнадцатого — шестнадцатого июля.

5. Произвести дополнительный обыск в доме Иллеш (цель — письмо от Карла Локкера).

Своим появлением капитан Вегер прервал составление плана, и они приступили к практическому осуществлению неотложных мер.