Рокировка

окого жюри.

– У тебя бабки есть? – шепчет Георгий.

– Ты серьёзно хочешь поить этого педального коня?

– А что делать? Сам же видел! И приказать работать нельзя – он независимое лицо.

– Я бы сказал – рожа.

– Нам от этого не легче… Сейчас раз вернётся и укатит спать. И что, я перед Шкрябиным утереться должен? Да завтра над нами все блатные в районе ржать будут. А Дубовицкая решит, что мы на лапу взяли…

– Может, и так, Жор, – соглашаюсь я, – только налички у меня все равно нет. Последний червонец ушёл на пиво.

Я раскрываю бумажник и демонстрирую денежный вакуум.

– А фиг ли голову морочишь?! – Жора оглядывается по сторонам и замечает скучающую Дубовицкую. – О! Сейчас!

Блин, неужели он собрался клянчить у потерпевшей Натали? Она и так уже потерпела.

Георгий решительно подходит к Дубовицкой и без тени смущения жёстко спрашивает.

– У тебя деньги есть?

– Да… Сто рублей… Мама оставила на продукты…

Натали встаёт со скамеечки и начинает мять в руках свой ридикюль.

– Давай! – ещё жёстче требует коллега, протягивая руку. На лице ни тени смущения.

– Да, пожалуйста, – Дубовицкая покорно извлекает из ридикюля пару полтинников и кладёт их на Жорину ладонь, – а зачем вам?

– Следственный эксперимент. Все вернём, – чеканит металлом Георгий, направляясь от потерпевшей ко мне.

– Сдурел? – шепчу я. – Что о нас подумают? А если Запеканкин сейчас бабу попросит?

– Сделаем, – уверенно отвечает Георгий, украдкой взглянув на Дубовицкую, – значит, так. Возьми водчонки за сороковник и конины на остальное. В голубом ларьке бери.

– Там же палёное все!

– Палёное везде, но эти хоть воду очищают фильтром.

Жора суёт деньги в мой нагрудный карман и скрывается за дверью своего кабинета. Я иду в дежурку. Вася укатил на заявку. Черт, придётся идти самому. Хорошо, нет дождя.

У ларька небольшая очередь. Передо мной спившийся тип, по всем приметам не имеющий постоянного места жительства и работы. Говоря проще – синяк. Синее, наверно, не бывает. Он изрядно пьян, но стоит на ногах без посторонней помощи. Когда ветер дует в мою сторону, я ловлю запах помойки и мочи. Освежающий спрей. У бедняги, похоже, те же проблемы, что и у нашего следователя. Ломает. Наконец он подходит к окошку, нагибается и бормочет.

– Здорово, Рит… В долг продай. «Малька». Завтра занесу, клянусь. Ты ж меня знаешь. Подыхаю.

Продавец Рита понимающе вздыхает и достаёт с полки разорванную коробку из-под «Ротманса», на которой я замечаю какой-то список.

– Ты у меня кто? – спрашивает она, глядя на сей необычный документ.

– Во, – мужик тычет грязным, треснувшим ногтем в список должников, – Ричард…

Ох, мамочки! Аристократия сраная!.. Ричард! Львиная Печень. Если он Ричард, то я – герцог Эдинбургский! А Жора – принц Чарльз!

Ричард оборачивается и, прищурив левый глаз, интересуется:

– Рубликом не богат?

– Не богат.

– Но хоть курс знаешь?..

Поход в ларёк отнял у меня двадцать минут рабочего времени.

Дубовицкая на боевом посту. Я не захватил