С/С том 27. Важнее денег. Сбей - и беги

Я подошел к двери своей комнаты, вставил ключ в замок и попытался повернуть, но ключ не проворачивался в замке. Тогда я нажал на ручку, и дверь легко распахнулась. Она была не заперта, хотя я хорошо помнил, что запер ее, уезжая к Уилли.

У меня неприятно екнуло сердце, когда я бросил взгляд в сторону туалетного столика. И не напрасно — ящик был вскрыт, а деньги, на которые я рассчитывал прожить целую неделю, исчезли.

Ко всему прочему, Рут оказалась еще и воровкой.

Следующая неделя выдалась для меня очень тяжелой. С голоду я не умер, так как Расти дважды в день кормил меня в кредит, но на сигареты денег не давал. Миссис Морган, после того, как я пообещал выплатить двойную сумму за следующую неделю, согласилась подождать плату за комнату. Короче, мне пришлось потуже затянуть пояс на эти семь дней, и все это время Рут не выходила у меня из головы. Я дал себе зарок, что если когда-нибудь встречу ее вновь, то она надолго запомнит эту встречу. Естественно, я очень сожалел, что так и не стал импресарио, но еще через две недели я уже и не вспоминал о девушке и повел прежнюю никчемную жизнь.

Однажды, примерно спустя месяц после описываемых событий, Расти попросил меня съездить в Голливуд за новой неоновой вывеской для бара. При этом он добавил, что я могу воспользоваться его машиной, а за хлопоты обещал уплатить два доллара.

Делать мне было все равно нечего, и я согласился. Получив вывеску, я положил ее на заднее сиденье старенького «олдсмобиля» и решил проехать через район киностудий.

И здесь мне повезло. У входа в киностудию «Парамаунт Пикчерс» я увидел Рут. Она о чем-то разговаривала с охранником. Я сразу же узнал ее по серебристому парику.

На ней был черный, плотно облегающий фигуру комбинезон, красная блузка и такие же красные туфельки, смахивающие на балетные. Как и прежде, выглядела она какой-то неряшливой.

Поставив машину на свободное место рядом с «бьюиком» и «кадиллаком», я направился к ней.

Охранник тем временем скрылся в своей конторке, с треском захлопнув за собой дверь. Рут в раздражении топнула ногой и пошла в моем направлении. Меня она узнала, когда подошла почти вплотную. Остановившись как вкопанная, она с испугом смотрела на меня, лицо медленно покрывал густой румянец. С тоской оглянувшись по сторонам, девушка поняла, что все пути к отступлению отрезаны.

— Хэлло! — жизнерадостно сказал я.

— Хэлло. — Энтузиазм в ее голосе явно был ниже нормы.

— Не вижу радости от такой приятной встречи! — Я подошел вплотную, готовый схватить ее за руку, вздумай она улизнуть. — Насколько я помню, ты стянула у меня тридцать долларов.

— Ты шутишь. — Голубые глаза смотрели куда-то за мою спину. — Какие такие тридцать долларов?

— Те самые, что лежали в ящике стола. Гони баксы, или придется препроводить тебя в полицейский участок.

— Ничего я у тебя не брала! За мной долг в полдоллара, это я помню.

Я схватил ее за тонкое запястье.

— Тогда вперед! И не вздумай устраивать сцен. Я намного сильнее тебя. Идем в полицейский участок, а уж там копы разберутся, что к чему.

Рут попыталась вырваться, но, поняв бесперспективность своих попыток, пожала плечами и покорно пошла рядом со мной. Я толкнул ее в салон машины и сел рядом.

— Это твоя машина? — с непонятным интересом вдруг спросила Рут, когда я завел двигатель.

— Увы, беби, не моя. Я по-прежнему практически без средств к существованию и намерен вернуть свои деньги. Как жила все это время?

— Хуже некуда. Нет ни цента.

— Тем хуже для тебя. Отсидишь немного в тюрьме, и это пойдет тебе на пользу. По крайней мере там бесплатно кормят.

— Ты не отправишь меня в тюрьму!

— Разумеется, если ты вернешь похищенное.

— Извини, Джек. — Рут вызывающе выставила грудь и положила свою руку на мою. — Я тогда оказалась в критическом положении. Деньги мне нужны были как воздух. Но я их верну. Клянусь!

— Зачем пустые клятвы. Гони баксы, и мы забудем об этом инциденте.

— Ноу меня нет ни цента! — Она прижала к груди замызганную маленькую сумочку.

— Дай-ка ее сюда!

— Нет!

Я завернул к тротуару и остановил машину.

— Мне что, дважды повторять? Давай сумочку или едем в ближайший полицейский участок.

Глаза ее сузились от злобы.

— Нет у меня денег! Я их истратила!

— Я и раньше слышал подобные песни, беби. Давай сумочку или будешь разговаривать с копами.

— Ты еще пожалеешь! Я не прощаю обид!

— Это меня совершенно не волнует. Ну!

Рут бросила мне на колени потрепанную сумочку. Я расстегнул замок. В ней оказалось пять долларов и двадцать пять центов, пачка сигарет, ключ и грязный носовой платок.

Я взял банкноты, положил в карман, а сумочку швырнул обратно.

— Тебе это так не сойдет, негодяй, — прошипела Рут.

— Надо же? Во всяком случае, это прекрасный урок на будущее. Где ты живешь?

Рут с мрачным выражением лица пробурчала адрес пансиона недалеко от места, где мы находились.

— Ну что же, прокатимся к тебе домой.

Следуя кратким указаниям, я привез ее к донельзя запущенному зданию, еще более грязному, чем мое жилище. Из машины мы вышли вместе.

— Тебе следует вернуться в мой пансион, беби, — заявил я. — Будешь петь и вернешь все деньги, которые украла. Твоим импресарио буду я, и тебе придется платить десять процентов со всех заработков. По этому поводу мы составим соответствующий договор. А сейчас ты соберешь свои вещи, и мы уедем из этой крысиной норы.

— Ничего я пением не заработаю.

— А это уже не твоя головная боль. Я беру все на себя. И помни: при отказе ты направляешься прямиком в тюрьму. Давай, принимай решение, у меня мало времени!

— Ты мог бы оставить меня в покое? Я же говорю, что пением ничего не заработаю.

— Так ты едешь со мной или предпочитаешь посидеть в тюрьме?

Рут с ненавистью смотрела на меня, но меня это не очень заботило. Она всецело была в моих руках и могла хоть лопнуть от ненависти. Так или иначе, но я верну свои деньги.

— Хорошо, я еду с тобой, — выдавила она в конце концов.

Сборы не заняли много времени. Мне пришлось расстаться с четырьмя ее же долларами, чтобы уплатить за квартиру, и я привез ее в свой пансион.

Рут поселилась в той же комнате, что и прежде. Пока она раскладывала вещи, я написал договор, составленный из напыщенных, но совершенно безграмотных юридически фраз. Я именовался импресарио и получал право на десять процентов от всех доходов Рут. С этим документом я зашел в комнату девушки.

— Распишись вот здесь, — потребовал я, демонстрируя ей мое сочинение.

— Еще чего захотел! — заартачилась она.

— Тогда идем в участок.

В глазах Рут вновь вспыхнула уже знакомая мне ненависть. Помедлив, она нехотя поставила свою подпись.

— Вот так-то лучше. — Я спрятал документ в карман. — Сегодня же вечером наведаемся в «Голубую розу». Ты будешь петь, как никогда не пела прежде, и заключишь контракт на сто баксов в неделю. Из этих денег я возьму свои десять процентов, плюс тридцать долларов. В дальнейшем, беби, ты вначале будешь отрабатывать все, потраченное на тебя, а уж потом оставлять деньги себе.

— И все же я утверждаю, что не могу зарабатывать деньги пением. Скоро ты сам в этом убедишься.

— Ты не сможешь убедить меня. С таким голосом ты очень скоро сколотишь себе состояние.

Рут прикурила и жадно втянула в себя дым. Она как-то сразу обмякла, словно у нее вынули позвоночник.

— Как скажешь. Я выполню все твои условия.

— Так-то лучше. Что ты наденешь?

С явным усилием она поднялась со стула и открыла шкаф. У нее оказалось только одно платье, да и то основательно заношенное. Впрочем, насколько я знал, в «Голубой розе» не жалуют яркое освещение, так что платье должно было подойти, тем более что другого и не было.

— Я хочу есть. — Рут вновь тяжело опустилась на стул. — У меня с утра, и крошки во рту не было.

— Вечно у тебя одна и та же песня! Поешь, когда получишь работу. Куда ты дела деньги, украденные у меня?