Воскрешение на Ресуррекшн-роу

— Это все, что есть на завтрак? — осведомилась она.

— А чего бы вам хотелось? — Алисию всю жизнь приучали быть вежливой.

— Сейчас уже слишком поздно, — надменно произнесла старая леди. — Придется удовольствоваться тем, что есть! Нисбетт, подайте мне яичницы, вон той ветчины и почек и передайте тосты. Полагаю, вы собираетесь пойти в церковь сегодня утром, Алисия?

— Да, мэм. Вы хотите пойти?

— Я никогда не манкирую церковью, если только не бываю слишком больна, чтобы стоять на ногах.

Алисия оставила это высказывание без комментариев. Она так и не знала, чем именно больна старая леди, да и больна ли вообще. Доктор регулярно навещал старуху и говорил, что у нее слабое сердце, от которого прописывал дигиталис. Однако в душе Алисия считала, что все дело в почтенном возрасте и желании привлечь к себе внимание и повелевать. Огастес всегда ей потакал — то ли в силу многолетней привычки, то ли оттого, что не выносил ссоры.

— Полагаю, вы также идете? — спросила старая леди, подняв брови, и отправила в рот огромный кусок яичницы.

— Да, мама.

Миссис Фицрой-Хэммонд только кивнула, так как не могла разговаривать с набитым ртом.

Экипаж приказали подать к половине одиннадцатого. В него усадили по очереди Алисию, Верити и старую леди, и они отправились в церковь Святой Маргариты. Там у семьи уже более ста лет была собственная скамья. Как известно, никто из тех, кто не принадлежал к семейству Фицрой-Хэммонд, никогда на нее не садился.

Они прибыли рано. Старая леди любила сесть сзади и наблюдать, как заходят остальные, а за минуту до одиннадцати проходила вперед, на свою скамью. Сегодняшний день не был исключением. Она пережила смерть всех членов семьи, в жилах которых текла ее кровь (за исключением Верити), с завидным самообладанием, как и пристало аристократке, и повторные похороны Огастеса также не лишили ее хладнокровия.

Без двух минут одиннадцать леди Фицрой-Хэммонд поднялась и направилась к фамильной скамье. И вдруг она резко остановилась. Случилось неслыханное. На скамье кто-то сидел! Это был мужчина с поднятым воротником, который наклонился вперед в позе молящегося.

— Кто вы? — прошипела старая леди. — Уходите, сэр! Это фамильная скамья.

Человек не пошевелился.

Старая леди сильно стукнула палкой об пол, чтобы привлечь его внимание.

— Сделайте же что-нибудь, Алисия! Поговорите с ним!

Та протиснулась мимо свекрови и легонько коснулась плеча мужчины.

— Простите… — Она оборвала фразу, так как он покачнулся и боком упал на скамью, лицом вверх.

Алисия закричала. Подсознательно она знала, что именно скажет ее свекровь, да и вся конгрегация тоже, но вопль вырвался из ее горла, и она ничего не могла с собой поделать. Это снова был Огастес, с бескровным лицом, который смотрел на нее с деревянной скамьи. Серые каменные колонны закачались вокруг нее, и она услышала свой крик, словно отделившийся от тела. Алисии хотелось замолчать, но она была не в силах это сделать. На нее надвинулась темнота, руки бессильно повисли, и что-то ударило в спину.

Когда Алисия открыла глаза, то оказалось, что она лежит в ризнице. Викарий, с бледным лицом, вспотевший, сидел возле нее на корточках, держа за руку. Дверь была открыта, и с улицы врывался ледяной ветер. Старая леди находилась напротив, ее черные юбки разметались, как лопнувший воздушный шар. Лицо у свекрови побагровело.

— Ну, ну, — с беспомощным видом произнес викарий. — У вас был ужасный шок, моя дорогая леди. Совершенно ужасный. Не знаю, куда катится наш мир, если сумасшедшим позволено разгуливать на свободе среди нас. Я напишу в газеты и своему члену парламента. Действительно, что-то нужно делать. Это невыносимо. — Он откашлялся и снова погладил Алисию по руке. — И, конечно, все мы будем молиться. — От неудобной позы у викария начало сводить ноги, и он поднялся. — Я послал за доктором для вашей бедной матушки. Ее пользует доктор Макдафф, не так ли? Он будет здесь с минуты на минуту. Жаль, что он не член конгрегации! — В голосе викария звучала нотка обиды. Он знал, что доктор шотландец и пресвитерианин, и пламенно осуждал его. Врач, практикующий в таком районе, не имеет права быть сектантом!

Алисия с трудом попыталась сесть. Ее первая мысль была не о свекрови, а о Верити. Девушка никогда прежде не сталкивалась со смертью, и Огастес — ее отец, пусть они и не были близки.

— Верити, — произнесла Алисия пересохшими губами. — Что с Верити?

— Не беспокойтесь…

Викарий испугался, как бы у нее не началась истерика. Он понятия не имел, что нужно делать в таком случае, особенно в церковной ризнице. Утренняя служба была сорвана. Члены конгрегации либо разошлись по домам, либо стояли на улице под дождем: им любопытно было понаблюдать за последним актом этой кошмарной истории. Послали за полицией, которая должна прибыть прямо в церковь. Да, скандал был грандиозный. Викарию очень хотелось домой, к пылающему огню в камине. Его экономка подаст ленч, и эта здравомыслящая женщина никогда не позволит себе никаких «эмоций».

— Моя дорогая леди, — начал он снова, — не сомневайтесь, что о мисс Верити позаботились, проявив здравый смысл. Леди Камминг-Гульд увезла ее домой в своем экипаже. Конечно, мисс Верити очень расстроена — да и кто бы не расстроился от такого ужаса! Но мы должны вынести это испытание с Божьей помощью. О! — На его лице выразилось что-то вроде восторга, когда он увидел грузную фигуру доктора Макдаффа, который вошел, хлопнув дверью ризницы. Наконец-то можно снять с себя бремя ответственности! В конце концов, это доктор должен печься о живых, тогда как его собственный долг — заботиться о мертвых, поскольку никто другой не обладает надлежащим образованием.

Макдафф направился прямо к старой леди, не обращая внимания на остальных. Он взял ее за запястье и несколько секунд считал пульс, затем взглянул в лицо.

— Шок, — сказал он лаконично. — Сильный шок. Я рекомендую вам поехать домой и отдыхать столько, сколько будет нужно. Пусть вам приносят еду в постель, и не принимайте никаких посетителей, за исключением ваших близких — да и то если у вас будет такое желание. И не делайте ничего, требующего усилий, а также не позволяйте себе расстраиваться из-за чего бы то ни было.

На лице леди Фицрой-Хэммонд выразилось удовлетворение, румянец стал не таким ярким.

— Хорошо, — сказала она, поднимаясь на ноги с помощью доктора. — Ни минуты не сомневалась, что вы знаете, что делать. Я просто не могу больше это выносить! Не знаю, куда катится мир. Когда я была молодой, никогда не случалось ничего подобного. Люди знали свое место. Они были слишком заняты работой, чтобы осквернять могилы тех, кто выше их по положению. В наши дни слишком многие получают образование — вот в чем беда, знаете ли. У них появилась излишняя любознательность и аппетиты, которые им вредны. Это неестественно! Посмотрите, что здесь произошло. Даже в церкви теперь небезопасно. В конце концов, это даже хуже, чем если бы в Англию вторглись французы! — И, дав этот прощальный залп, леди Фицрой-Хэммонд заковыляла прочь, бешено стукнув палкой о дверь.

— Бедная леди, — пробормотал викарий. — Какой страшный удар — да еще в ее возрасте. Уж, кажется, она заслужила небольшую передышку от грехов мира.

Алисия все еще сидела на скамье в ризнице, вдыхая ледяной воздух. Внезапно она поняла, как сильно не любит свекровь. Она не могла припомнить ни одной минуты после помолвки с Огастесом, когда бы не чувствовала себя скованно в обществе старой леди. До сих пор Алисия не признавалась себе в этом — ради мужа. Но теперь в этом больше нет необходимости. Огастес мертв.

С содроганием она вспомнила тело на церковной скамье, которое уже видела на столе в морге. Там еще был этот маленький человечек в белом халате, ужасно счастливый в своей комнате, полной трупов… Слава богу, по крайней мере, тот полицейский более здравомыслящий. Вообще-то он даже был по-своему весьма мил…

И тут, словно ее мысли вызвали его, распахнулась дверь, и перед Алисией появился Питт. Он отряхивался, как большая мокрая собака, с его пальто летели брызги. Она не ожидала появления полиции, и теперь ее начали одолевать страхи. Почему? Почему Огастес снова поднялся из могилы, как упорное напоминание о прошлом, мешая ей шагнуть в будущее? Ведь будущее так заманчиво. У нее появились новые знакомые — особенно тот элегантный и стройный мужчина, обладающий юмором и обаянием, которые уже давно утратил Огастес. Может быть, и он был таким в молодости, но Алисия его тогда не знала. Ей хотелось танцевать, болтать о забавных пустяках, петь за спинетом [2] что-нибудь кроме гимнов и торжественных баллад. Алисии хотелось влюбиться и говорить легкомысленные и рискованные вещи, хотелось иметь прошлое, о котором стоит вспоминать — как у старой леди, которая вновь проживает свою юность, читая сотни писем. Несомненно, в них есть и печаль, но также и страсть, по крайней мере, если верить рассказам свекрови.