Коричневый след

Глаза Уллы напряженно следили за происходившим на простыне. Когда все кончилось, она внимательно взглянула деду в глаза.

— Выходит, это было столкновение, — сказала она.

Эмиль с облегчением кивнул.

— С автомобилем?

Он взглянул на нее своими темными глазами, и губы его зашевелились.

Улла склонилась над ним. Ее ухо коснулось его губ.

— Белый "мерседес", — выдохнул он, и еще какое-то слово, разобрать которое она не смогла.

— Белый "мерседес", — повторила она без всякого выражения.

Дед кивнул. Обессилев, он прикрыл глаза.

В полицейский участок Улла явилась в момент сдачи дежурства. В глазах рябило от оливково-зеленой формы. Все говорили, перебивая друг друга, на нее никто внимания не обращал.

Взгляд ее упал на доску с объявлениями возле двери. Директор полицайпрезидиума подтверждал своим приказом недопустимость азартных игр в служебное время. Вырезка из местной газеты знакомила с судебным очерком под броским названием: "Полиция слишком миндальничает — не пора ли пустить в ход дубинки?". Кто-то поставил рядом с заголовком красный восклицательный знак и жирно подчеркнул ряд фраз в тексте.

— Интересно?

В дверях стоял полицейский, сообщивший ей несколько дней назад о несчастном случае. Светло-зеленая форменная рубашка с короткими рукавами, на ремне пистолет в кобуре. Полицейскому было под тридцать. Смуглый, светловолосый, коротко стриженный, он разглядывал ее, как кусок отборного мяса.

— Я хотела бы выяснить, кто совершил наезд на моего деда, — вежливо сказала Улла, делая вид, что не замечает липнущего взгляда.

— А я уж решил, что вы пришли ко мне в гости.

С наигранным разочарованием он достал нужную папку из шкафа.

— Напомните мне фамилию и имя.

— Штроткемпер, Эмиль Штроткемпер.

Он извлек отчет и внимательно прочитал все три листка.

— И что же вы хотите узнать?

— Кто совершил наезд?

— Но никакого наезда не было, здесь, по крайней мере, об этом ничего нет.

— Но дед только что мне рассказал.

Полицейский воззрился на нее в полном недоумении.

— Эрвин, поди-ка сюда! — крикнул он в соседнюю комнату.

В дверях появился маленький толстый полицейский, он тоже был тогда у нее на квартире.

— Ты расследовал происшествие с мопедом на Фердинанд-Крюгер-штрассе, там еще старик пострадал, помнишь?

Толстяк кивнул.

— Да, ну и что?

— Вы обнаружили там следы постороннего воздействия?

Толстяк энергично покачал головой. Тело его при этом заколыхалось.

— Все и так было ясно. Дождь, булыжная мостовая. Он поскользнулся на повороте, вот и грохнулся…

— Но фройляйн утверждает, что на ее родственника совершен наезд.

— Так ведь свидетелей не было.

Блондин воздел глаза к небу.

— Неужели ты не слышал ничего о водителях, бесстыдно удирающих с места происшествия, дабы избежать ответственности?

— Уймись, Лохнер, — примирительно ответил другой. — Старый идиот в свои семьдесят четыре гоняет на мопеде, да еще в дождь. Да после стаканчика-другого. Я бы просто запретил такие вещи.

Он порылся в одной из папок.

— Вот, пожалуйста. Результаты анализа крови. Одна и одна десята я промилле. И старик еще карабкается на мопед. Естественно, навернулся.

Он помахал бумажкой перед носом Уллы.

— А как себя чувствует ваш дед? — спросил Лохнер. — Тут указаны тяжелые повреждения.

— Задето основание черепа и сломаны три ребра. Но доктор уверен, что дед выкарабкается.

О вывихнутой руке она просто позабыла.

— Так, — воскликнул толстяк с явным удовольствием, — и в этом состоянии он рассказал вам, что произошло, во всех подробностях?

Другие полицейские, с интересом прислушивавшиеся к разговору, засмеялись.

Улла почувствовала, как краска прилила к ушам.

— Он почти ничего не произнес, — отчеканила она. — Спрашивала его я, а он только делал мне знак.

Это было уже слишком даже для светловолосого.

— Думаю, не стоит воспринимать все так трагично. Представьте сами его состояние.

Он посмотрел на Уллу таким масленым взглядом, что ее затошнило.

— Но он даже запомнил марку машины. Это был белый "мерседес", — отчаянно настаивала она.

— Возможно, он имел в виду что-нибудь другое.

— А что вчера человек, приехавший на белом "мерседесе", пытался залезть к нему в дом, это тоже что-нибудь другое?

Она сердито огляделась. Голоса вдруг разом смолкли. Только потрескивала рация.

— Кто и где пытался совершить кражу со взломом? — строго спросил толстяк.

Улла перевела дух.

— Вчера вечером кто-то пробовал войти в дом моего деда, — начала она. — Мы как раз были там, собирали ему вещи для больницы.

— Кто это мы?

— Мой друг и я.

— И когда вы находились в доме, кто-то захотел совершить кражу со взломом? Выходит, внутри было очень тихо.

Охотнее всего Улла залепила бы ему пощечину. Но, вспомнив название статьи на доске объявлений, удержалась.

— Вы видели этого человека? — поинтересовался толстяк.

Улла кратко описала происходившее.

Полицейские переглянулись.

— Никто к вам так и не вломился в итоге, вы ничего толком не видели, вот только мотоциклист погнался за "мерседесом". Не густо.

Толстяк покачал головой, и вновь пришло в движение все его тучное тело.

— По-моему, детишки нынче слишком насмотрелись детективов. Как думаешь, Лохнер?

8

Автомобиль остановился у стены в человеческий рост, окружавшей комплекс больничных зданий. Пожилой человек в сером костюме вышел из машины, запер дверцу и уверенным, твердым шагом направился к воротам. Медсестра на проходной как раз говорила по телефону. Не замедляя шага, мужчина прошел мимо.

Было около четырех. В коридоре он смешался с толпой посетителей. У лифта его обогнал молодой человек с пышным букетом роз. Полная женщина лет пятидесяти вплыла в лифт с тортом на подносе. На втором этаже она толкнула дверь спиной и выкатилась в коридор. "Кавалер роз" поднимался на третий этаж. Он целиком поглощен был букетом и собственным галстуком, у которого лихорадочно поправлял узел. Когда над дверцей засветилась цифра "3" и кабина резко остановилась, он стремительно выскочил в коридор, где на матовом стекле написано было: "Родильное отделение".

Пожилой господин свернул влево. И в этом коридоре полно было людей. Монахиня в белом исчезла за дверью душевой. Пожилая женщина в пальто металась от палаты к палате, пока наконец не нашла нужную. У противоположной стены сидели два пациента, тихо беседовавшие с посетителями.

На пожилого господина в сером костюме никто не обратил внимания.

Все двадцать коек ее отделения были заняты, завтра предстоял операционный день, и, как назло, заболела одна из санитарок. Часть ее обязанностей взяла на себя молодая практикантка, но только часть. Она работала в отделении первую неделю и была еще слишком неопытна.

Суматоха началась двадцать минут четвертого, когда прибыла "скорая помощь". Четырехлетний мальчик при падении пробил шею рулем самоката. К счастью, артерия оказалась не задетой. Ребенку дали наркоз, рану зашили и перевязали.

После этого в двести шестьдесят первой палате пришлось сменить окровавленную повязку пострадавшему во время уличного происшествия, а в двести пятьдесят седьмой прочистить по жалобе мнительного больного якобы засорившийся дренаж.

Половина пятого. Самое время готовить больных к завтрашним операциям. Прежде всего аппендицит из двести пятьдесят шестой.

Здоровенный кузнец сжал зубы, когда сестра Хильдегард принялась массировать ему для клизмы живот. Он боялся. В какой-то момент побледнел как полотно и рухнул на пол без чувств. Он сильно ударился лбом, из раны пошла кровь.

— Ну и денек, — вздохнула сестра.

В операционной рану, которую наспех обработала сестра Хильдегард, быстро зашили. Когда кузнец наконец-то успокоился, сестра улыбнулась. Ну и глаза будут завтра у его жены, когда после операции аппендицита она увидит его в постели с забинтованной головой.