'Новый русский' и американка (СИ)

Напрасно. Высокий блондин так и не возник. Где же он обедает? Здесь есть ещё буфеты... Пошла посмотреть... Но и там его не было. Не утратила усердия и вечером - ходила, ходила... Нигде... Словно его вообще нет на этом белоснежном лайнере, набитом разнокалиберной публикой, словно он утопился от стыда, бросившись в море...

Проходя по палубе, я ловила обрывки разговоров западной публики и своих соотечественников-американцев:

- О, это такое смешное зрелище - эти "новые русские"...

- У "новых русских" денег много, а вкуса никакого...

- Нам, предпринимателям, выгодны эти "новые русские" - они сметают с прилавков дорогие меха, не торгуясь...

- Эти "новые русские" - обыкновенные дикари... Как и "старые", впрочем...

- Говорят, "новые русские" просто грабители и бандиты...

Я ловила обрывки этих разговоров, как оказалось, не зря. Во-первых, мне всегда противно объединившееся большинство против кого-то в единственном числе. Всякая, даже словесная охота на человека у меня вызывает отвращение. Во-вторых, симпатия моя к "новому русскому" росла и росла. Авантюристка по натуре, я с удовольствием узнавала, что "новые русские" - криминал. Тем интереснее познакомиться, и поближе, с таким.

...Всю ночь мне не спалось. В каюте сгустилась духота. Вентилятор, казалось, жужжал не столь напористо, как обычно, и нагонял на мое лицо тепловатый, влажный, исключительно сексапильный ветер. По трансляции передали, что начинается шторм в три балла. Но я не из тех женщин, на которых шторм действует угнетающе. Видимо, и тут природа пошла мне навстречу. Хуже было то, что передо мной ярко, как в кино, продолжал стоять высокий "новый русский" со всеми своими роскошно-зазывными мускулами, загорелый, в белых плавках и без них... Меня неудержимо влекла его беспомощность там, под взрывами смеха, на палубе, его наивность, с какой он, видимо, решил, что покупает очень престижную вещь... А обилие великолепной, интимной русской плоти, которая мне виделась так отчетливо, как будто я смотрела голограмму, взвинтило меня настолько, что от одного нетерпеливого желания обладать этим сказочным, волшебных богатством я стонала, как истязаемая бегемотиха... Или тигрица... Или львица...

Но так или иначе я стонала, и ныла, и, схватив подушку, прижимала ею изо всех сил свою беснующуюся в одиночестве, недоумевающую интимную дырочку. О, боги, духи, шаманы, шарлатаны, дайте, дайте мне этого "нового русского"! Иначе я погибну, истеку соком жизни, превращусь в одну из жутких, дряблых, унылых старух!

Кстати, когда русский убегал босиком - я успела заметить, что его пятки, мягко говоря, не отличались чистотой. Но вот ведь неожиданность это не вызвало во мне, стерильной американке, никакой брезгливости! И то, что он вполне мог оказаться убийцей, - не озадачило и не пугало меня. Его было так много - этого "нового русского"! Его божественная плоть так могуче, победоносно, многозначительно провисала между его крупных, устойчивых, загорелых бедер... А как мощно дымилось при этом все его секс-гнездо, переполненное рыжеватыми завитками! Мне-то ясно было - это гнездо даже не ястреба, а орла!

Что же со мной произошло? Куда девались осколки повышенной требовательности к возможному секс-партнеру?

Профессорская дочка, я, вероятно, успела устать от чистоплюйства своих родителей, специалистов по всякого рода литературам, и меня невольно завлекло отклонение от так называемого "общепринятого". "Новый русский", да ещё при том криминальный элемент! Что может быть вожделенней? Только где же он? Неужели ему до такой степени неудобно теперь появиться перед публикой? Неужели грабитель или убийца может быть столь стеснительным? Странно, загадочно и очень-очень интригующе...

Да ведь и уголек в том самом заветнейшем месте то вспыхнет, то опять тлеет, но никуда не девается, и томит, томит... и так как-то сладко-неловко ударяет в ноги, что едва не падаю...

И, видимо, если чего-то очень хочешь, - случай рано или поздно пойдет тебе навстречу. Уже вечером я проходила по коридору мимо кают "люкс", и вдруг дверь одной отворилась, и оттуда вышел русский моряк в форме, невысокий, полноватый, с черными, вроде мусульманскими усами. Перед этим он пожал руку того, кто находился в каюте. И в те доли секунды, что дверь оставалась приоткрытой, я разглядела - у порога, в каюте, стоит мой... ну, конечно же, мой "новый русский"! Но прежде чем я на что-то решилась, дверь захлопнулась. Непроизвольно следуя правилам хорошего тона, сделала несколько шагов мимо. Какой ужас! Ведь завтра утром пароход придет в Токийский порт! Завтра утром, вполне вероятно, этот высокий, бесподобный блондин исчезнет навсегда в сумасшедшей японской столице. И что же? Возможно, самого грандиозного сексуального впечатления я лишусь навсегда? Да ради чего? А он так и сойдет с теплохода, уверенный, что все-все здесь только и делают, что потешаются над ним? Справедливо ли? По-человечески ли? Не женское ли, святое это дело - вернуть мужчине чувство полноценности?

Я повернулась и подошла к заветной двери и громко, можно сказать, властно, постучала. Я чувствовала - горю. Вся. И щеки горят, и глаза, и все тело в огне. Не женщина - один сплошной пожар! И кажется, все мои косточки, даже те, что за ушной раковиной, вспыхнули и затрещали как сухой хворост, под напором губительного, сладостно-изнурительного огня.

Не говорю уже о том местечке, где горит и плавится моя заветнейшая, дерзко-податливая и отчасти недоумевающая, несчастная дырочка...

У пуритан и всякого рода убогих ханжей, у которых наверняка все, что у нормального человека цветет и пахнет и сотрясается от желаний независимо от формы правления государства и всяких там законов-постановлений, усохло и скукожилось, предвижу, возникнет вопрос:

- Молодая леди... Как же не совестно брать штурмом дверь, за которой скрывается совершенно неизвестный вам мужчина?

Честно сказать? Да нисколько! Я же собиралась предложить ему не какой-то второсортный, залежалый товар, а добротную, изящную, натуральную блондинку на длинных, фирменных американских ногах. И все-таки та минута ожидания, пока не послышался звук отворяемой двери, показалась мне излишне затянутой...

Наконец, дверь открылась, и - о ужас! о чудо! о невероятность! - он, высокий русский блондин предстал передо мной... абсолютно голый... Его глаза мгновенно приобрели зверское, пугающее выражение - это он так изумился... И стал оправдываться, почему-то подталкивая меня к выходу.

Я не знаю русского языка, но легко поняла, о чем он, потому что его жесты говорили красноречивее слов: мол, не ожидал... мол, думал, приятель...

- О! - улыбнулась я лучезарно. - Не надо оправданий! Вы поступили вчера неподражаемо, когда явились перед публикой голым. Вы были великолепны, уверяю вас!

Он, как ни странно, отчасти понял, о чем я, и на ломаном английском сказал, не переставая, однако, подталкивать меня к двери:

- Извиняюсь... извиняюсь... Мне очень жаль, но...

Я рассмеялась, продемонстрировав нашу отменную американскую улыбку в шестьдесят девять зубов, и сказала:

- За что? Я бы сожалела в единственном случае, если бы вы были гомосексуалистом...

- О, нет, нет! - тотчас отрекся он, почему-то довольно стыдливо прикрыв свою могучую, кипучую, прелестно дыбистую мужскую плоть одной рукой и захохотал раскатисто, безмерно сексапильно, чуть обрызгивая меня слюной.

Теперь мы оба хохотали, глядели друг на друга и хохотали.

...Подчас близкая моя подруга, серая библиотечная мышка Оливия, задает мне вопрос:

- Ну как, как ты отдаешься мужчине? Если совсем не знаешь его? В какой момент вам обоим становится ясно, что надо действовать?

В самом деле, в какой? И как мы с этим "новым русским" почувствовали, что миг настал? Нет, не просто, а глядя друг на друга, более точно - не спуская глаз друг с друга. Между нами в те минуты уже протянулась тонкая, звонкая, певучая струна и всё натягивалась и натягивалась, и наши взгляды становились всё густей, всё насыщеннее глубинным, обвальным смыслом...