Немцы в городе (СИ)

Диана чувствует заметное облегчение от того, что угроза обвинений в нерасторопности оказалась ложной — ведь к своей профессиональной репутации она относится крайне ревностно — и кивает в знак согласия на бессонную ночь за бумажной работой.

За окном давно темно, офисное здание пустует, и лишь вездесущий охранник Володька (не Вова, не Владимир и не Владимир Владимирович, а именно Володька) скучающе бродит по безлюдным коридорам. Тилль и Диана сидят в кабинете гендира, дверь в приёмную распахнута настежь — порой Диане приходится бегать туда, чтобы воспользоваться своим рабочим телефоном, в то время как Тилль звонит в Германию по своей линии. Она разъяснила ему общее положение вещей на примере трёх стопок, и совместно они решают, что девушка берёт на себя контроль над отгрузками от “надёжных” поставщиков — немцев из первой стопки, начиная от таможни. Тилль объясняет, как прослеживать путь грузов по онлайн-трекингу и даёт ей координаты своего корпоративного брокера — звонить тому следует по факту прибытия грузов на границу. Брокера зовут Оливер Ридель, Тилль даже зачем-то показывает Диане его фотографию, взглянув на которую, она мечтательно вздыхает — так хорош кажется брокер Оливер на стандартном фото для документов. На себя же Тилль берёт “проблемных” немцев из второй стопки, хотя лично заниматься ими не собирается. Он постоянно звонит в берлинский офис и спокойным, ровным голосом увещевает своих людей в необходимости взять “динамщиков” под контроль. При этом его слова звучат настолько убедительно, что Диана заранее сочувствует каждому, кто рискнёт к ним не прислушаться. Всех “китайцев” Тилль просто сгребает в отдельную папку, объяснив, что он планирует отправиться в Китай лично в компании профессионального переводчика и юристов, и не вернётся, пока собственными глазами не убедится в правильно оформленной и своевременной отправке каждого контейнера.

Перебирая инвойсы, Диана не могла не обратить внимания на странное содержание многих из них. С лесоматериалами всё понятно: Тилль планирует закупать древесину российского производства. Ставка сделана на ценные породы древесины средней плотности: вишню с юга России, бук с севера, а также дорогой мореный дуб, который несколько лет держат под водой для придания дереву особой прочности. Из-за рубежа заказано всё оборудование: станки для ступенчатой паропередачи, вакуумный пресс, аппараты для создания среды с постоянной и равномерной влажностью... Целые тонны мебельных комплектующих значатся в списке закупок: в основном металлические сборные каркасы и крепёж. Странно, что всё это также не заказывается здесь, в России — в соседнем регионе функционирует большой металлургический завод, который справился бы с подобным заказом в гораздо более сжатые сроки, да и экономия на логистике и растаможке не была бы лишней. А зачем ММК столько химикатов? По документам проходят цистерны химических веществ для изготовления ацетилированной древесины, а также фурфуриловый спирт для обработки древесного сырья и 1,3-диметилол-4,5-дигидроксиэтилен мочевина, использующаяся в технологии ацетилирования. Неужели нельзя всю эту потенциальную взрывчатку найти здесь, зачем тащить её через сто границ, тем более из Китая — ведь к качеству их продукции у русских людей доверия нет никакого? Но особый интерес вызывают заявки на целые фуры с видеоаппаратурой и прочей цифровой техникой, вплоть до компьютерных расходников. В конце концов, ММК — это завод, а не киностудия! Подозрительно это всё, да и у гендира так просто не спросишь...

Диана решает отвлечься от параноидальных размышлений пустой светской беседой:

— Тилль, а можно вопрос? Откуда Вы так хорошо знаете русский язык?

Он смотрит на неё так, будто бы ожидал этого вопроса, и сейчас разочарован, услышав его так поздно.

— Вы не поверите, Диана, но город Мценск мне не чужой. Здесь жили мои предки — русские немцы, здесь родилась моя мама и умерла моя бабушка, оставив мне как единственному наследнику свою квартиру. В начале семидесятых родители перебрались в ГДР, в Берлин, с помощью живших там дальних родственников, которые помогли с документами на репатриацию. Там я и родился. Дома родители говорили по-русски, на улице — по-немецки: я рос практически двуязычным. Бабушка и дедушка не захотели бросать родные края и остались здесь. Дедушка рано умер, а бабушка — уже в конце нулевых. К тому моменту не стало и моих родителей, и я поехал получать документы на квартиру. Так я впервые оказался во Мценске и уже тогда положил глаз на ваш комбинат. Я и сейчас живу в бабушкиной квартире на улице Ленина.

Диана лишь кивала. Ох, уж эта улица Ленина...

С документами было покончено, когда часы пробили три. Тилль вызвал для помощницы такси и объявил ей на завтра выходной.

Она спускается во дворик: её встречают тёплая ясная ночь и шорох опавшей листвы. Лёгкий ветер развивает длинные золотистые волосы, заплетённые в нарочито небрежную богемную косичку. Она достаёт пачку оранжевого пэлл-мэлла из огромной ярко-синей сумки и с наслаждением закуривает. Подъезжает такси. Диана одёргивает лёгкое клетчатое пальто и длинную кружевную юбку и шагает ножками, обутыми в высокие сапоги на шнуровке, внутрь автомобиля.

Машина несёт её по ночному городу, такому тихому и родному, а мысли несут её в неведомую даль. Подъехав к дому, она уже точно решила, что разберётся во всём, что кажется ей подозрительным: и в сомнительных накладных, и в сказочной истории Тилля о Мценской бабушке, и...

— Возьмите, — протягивает она водителю крупную купюру, — сдачи не надо.

====== 5. И босс явно чего-то не договаривает (Квартира на Ленинской, 36) ======

В назначенный понедельник, едва успев включить свой рабочий компьютер, Стас получает сообщение по внутреннему чату. Это его первое сообщение подобного рода, и данный вид связи приходится ему по нраву.

Диана Георгиевна: “Станислав Константинович, доброе утро. Через час Тилль ждёт Вас с отчётом в своём кабинете”

Станислав Константинович: “Хорошо, Дианочка, обязательно буду)))”

Он потирает руки, довольный собой: заносчивая сучка должна знать своё место. Он собирается заварить себе кофе и настроиться на разговор, сценарий которого и так постоянно прокручивал в голове с того самого момента, как получил ночной звонок от Серёги. Но, минуту спустя, ход его мыслей прерывает звуковое оповещение о новом сообщении в чате.

Тилль Линдеманн: “Станислав, а что значит “)))”? И кстати, я поинтересовался у Дианы Георгиевны, с каких пор Вы с ней перешли на “ты”, и очень удивился, узнав, что не переходили”

Вот коза — нажаловалась своему дирику! А иначе, с какого перепугу он стал бы заступаться за какую-то секретаршу? Или это открытый чат, и Линдеманн может сам просматривать все беседы своих сотрудников? Вот ведь, гестапо хреново!

Диана Георгиевна: “Тилль, “)))” – это улыбки, мы так графически отмечaем фразы, которые стоит воспринимать с юмором. Как смайлики, только без точек. А по поводу перехода на “ты” — ничего страшного, я не в обиде”

Что вообще происходит — теперь она заступается за Стаса? Он пребывает в полном недоумении и впредь решает быть аккуратнее в выражениях.

Тилль Линдеманн: “Теперь понятно. А то я эти ваши скобочки повсеместно встречал и никак не мог понять их назначения. Похоже, вы, русские, свою патологическую неулыбчивость в реальной жизни компенсируете обилием скобочек в виртуальной”

Тилль Линдеманн: “))))))”

Заносчивый немецкий мудак! Окончательно сбитый с толку Стас собирается на встречу.

— Доброе утро, Тилль, — парень входит в кабинет гендира с распечатанным списком имён в руках. Напротив каждого имени он набрал по абзацу с кратким резюме собранной информации.

— Доброе утро ещё раз, присаживайтесь. — Линдеманн сегодня выглядит бодро, подтянуто и импозантно, хотя взгляд его теряется в тенях усталости и озабоченности. — Давайте не будем тратить время и быстренько пройдёмся по нашему списку, — он кивает на распечатку в руках Стаса.