Большой провал, Раскрытые секреты британской разведки MI-6

Подобным образом будут реагировать многие аргентинцы, с которыми мне предстоит общаться в текущем учебном году. Из их памяти еще не стерлись горькие события войны за Фолклендские острова, но давние культурные и торговые связи с Великобританией перебивали возникшую антипатию.

В тот вечер, устроившись в дешевой гостинице, я встретился за ужином с Энди Шуйлером, американским студентом, которому тоже была присуждена стипендия фонда "Ротари". Забавный спокойный парень, в Станфорде он специализировался по проблемам Латинской Америки. На следующий день мы сняли на двоих квартиру в центре Буэнос-Айреса.

Стипендия "Ротари" выделялась главным образом на то, чтобы дать возможность ее владельцу познакомиться, с культурой других народов, посещая различные страны и устанавливая дружеские связи с новыми людьми. Но мы также не должны были забывать и об образовании. Мы с Шуйлером записались на вечерний курс политологии при аспирантуре университета Буэнос-Айреса. Наша аудитория состояла из старших офицеров, журналистов левого толка, честолюбивых политиков и католического священника из партии перонистов микромир противоборствующих сторон аргентинского общества.

Демократия, проповедуемая партией радикалов во главе с ее лидером Раулем Альфонсином, после долгих лет тиранического правления военной хунты находилась пока еще в зачаточном состоянии. Будучи представителями империалистов "Yanquis" и "Britannicos", мы, разумеется, не рассчитывали на снисхождение со стороны других студентов, когда в аудитории возникали пылкие, зачастую с оскорблениями, политические дебаты. Шуйлер вскоре втянулся в активную политику, посещал митинги, демонстрации и студенческие собрания. В пасхальное воскресенье 1987 года правительство Альфонсина едва не пало в ходе попытки военного переворота, и я вместе с Шуйлером отправился к "Каса росада" (Дому президента), чтобы посмотреть, как страстные аргентинцы ратуют в поддержку демократии.

В другие дни наши с Шуйлером пути пересекались нечасто. Он занимался своими делами, я - своими. Я решил обогатить свой летный опыт, и один из офицеров ВВС, посещавший наш курс, порекомендовал мне инструктора, Родольфо Зигера, базировавшегося на аэродроме Сан-Фернандо, который находился в двух часах езды от центра Буэнос-Айреса, если добираться туда автобусом "Колективо". Немецкий иммигрант, во время Второй мировой войны Зигер служил в "Люфтваффе" и в качестве пилота "мессершмитта" Me-109 участвовал в "Битве за Англию". Вся его семья погибла во время бомбардировок Дрездена, и после войны Зигер эмигрировал в Аргентину, где переквалифицировался в пилота гражданской авиации. Он работал в авиакомпании "Аэролинеас Аргентинас", откуда и вышел на пенсию в чине старшего пилота. На пенсию особо не разживешься, поэтому он приобрел старенький самолетик "лускомбе силвэр" 1930 года выпуска, такой же допотопный, как автомобиль "ситроен 2CV", и стал давать уроки всем желающим. Машина его была не настолько надежная, чтобы сдавать на ней экзамен на право получения лицензии аргентинского пилота, но за ее аренду он брал недорого, да и мне любопытно было поучиться у человека, с которым, возможно, сражался в воздушных боях капитан авиации Уитчелл.

По прошествии нескольких недель, готовясь к практическим и теоретическим экзаменам, я узнал еще об одном аспекте бизнеса Родольфо. В ту пору в Аргентине были установлены высокие пошлины на ввоз бытовой электронной техники, а в Парагвае, всего лишь за несколько сот километров, эти товары пошлиной не облагались, так что контрабанда была неизбежна. Аргентинские таможенники, естественно, старались пресекать подобный промысел. Раз в неделю Родольфо перелетал через реку Плате, садился на фунтовую летную полосу в Парагвае и загружал свой "лускомбе" видеомагнитофонами и телевизорами. Маломощный самолет с трудом поднимался в воздух, и Родольфо пускался в обратный путь, пересекая реку во мраке ночи на бреющем полете, чтобы самолет не засекли радары аргентинских пограничников.

Однажды мы отправились в Мендосу, к подножию Анд. Родольфо удалось отыскать очень нужную и редкую запчасть к старому самолету, которую требовалось забрать с территории Чили почти на самой границе. Он попросил меня помочь. Маломощный "лускомбе" не мог перелететь через Анды, и потому этот отрезок пути предстояло преодолеть на автобусе. По прибытии на удаленный пограничный пост, примостившийся под сенью Аннапурны, я вдруг сообразил, что угодил в переплет. Вообще-то у меня было два паспорта новозеландский и английский. Первый был незаменим для пересечения границы Аргентины, поскольку аргентинские власти в отличие от британцев не требовали визы у граждан Новой Зеландии. В Чили же, наоборот, в более выгодном положении находились британцы, им для въезда и выезда виза не требовалась, и потому там удобнее было пользоваться английским паспортом. Но я, собираясь в поездку в спешке, взял с собой только один документ - английский. Рассчитывать на то, что два неприветливых аргентинских пограничника, поднявшихся в автобус на пропускном пункте, посмотрят сквозь пальцы на отсутствие штампа, не приходилось.

Сообразив, что мой новозеландский паспорт с аргентинскими печатями лежит под замком в тумбочке возле моей кровати в Буэнос-Айресе, я решил попытаться проникнуть через границу обманным путем. Выбора у меня все равно не было. Я заявил, что у меня украли мой новозеландский паспорт и я еду в Сантьяго, где находилось единственное на всем южном континенте посольство Новой Зеландии, чтобы его восстановить. Пограничник постарше поверил моему объяснению, но молодой проявил подозрительность и приказал мне выйти из автобуса, чтобы произвести досмотр моих вещей. Вскоре в моем рюкзаке он обнаружил английский паспорт без соответствующих штампов и арестовал меня по подозрению в нелегальном въезде в страну.

Сотрудники пограничной полиции эскортировали меня в полицейский участок Мендосы, где меня обыскали с ног до головы и бросили в грязную камеру, в которой из обстановки имелись только сырой матрас и ведро. В этой камере я проскучал два часа, после чего меня препроводили в один из кабинетов, где за железным столом сидели два мрачных офицера. К моему неописуемому изумлению, выяснилось, что меня подозревают в шпионаже. Начался допрос. Полицейские интересовались, чем я занимаюсь, где проживаю, кто мои друзья, и аккуратно записывали мои ответы в маленькие черные блокноты. Через час мне уже казалось, что нелепее вопросов я не слыхал в жизни.