По ту сторону добра

Петрову-Семенову не удалось, конечно, заслониться этой своей философией… Но кое в чем он был прав. Именно поэтому и устанавливается срок давности уголовного преследования, в зависимости от характера правонарушения для всех, кроме военных преступников-фашистов, карателей…

Коваль еще раз внимательно посмотрел на Тищенко. Он как будто все время ждал от подполковника, казавшегося ему камнем с острыми гранями, какой-то каверзы. В круглых глазах его прятался страх.

Коваль притушил окурок в пепельнице.

— А что скажет нам уважаемый химик? Неужели никак не определить, что за яд попал в организм Залищука?

— Дело в том, — прокашлявшись, начал Павлов, не сводя глаз со спасительной бумажки экспертизы, — что в практике нашей криминалистической лаборатории еще не встречалось такого химического соединения. Выделены гликозид дигилен, наперстянка, валерьянка, то есть составные части обычных сердечных медикаментов. Правда, в больших дозах и наперстянка может стать для человека ядом, вызвать остановку сердца. При повторном анализе доза наперстянки у Залищука оказалась нормальной. — Павлов сделал паузу. — Все дело в том, что в организме погибшего нашли следы и сугубо ядовитого вещества. Это яд широкого действия, и есть в нем компоненты, нам неизвестные. Вещество растительного происхождения… Но какого именно растения, пока установить не удалось… Во всяком случае, такого, которое не встречается в Европе и европейской части Азии…

— С Марса подбросили… — пробурчал Тищенко.

— Ничего удивительного, что эксперт, первым осматривавший труп, ошибся и разрешил похоронить Залищука, — продолжал Павлов. — Он обратил внимание на гипертрофические изменения сосудов и сердца, обнаружил валерьянку, наперстянку и решил, что смерть Залищука вполне естественна — от сердечной недостаточности. У человека больное сердце, выпил лишку — вот и результат…

— В протоколе медицинского вскрытия сказано о поражении слизистой, — обратился Коваль к судмедэксперту Забродскому. — Объясните, почему? Если у Залищука не было язвы или какого-нибудь другого поражения желудка…

Тот только пожал плечами.

— Это и для нас загадка, Дмитрий Иванович. Но мы ищем причину…

Усики Забродского растерянно вытянулись, образовав клинышек. Коваль недовольно поморщился: выдумывают себе мушкетерские украшения! Д'Артаньяны какие, смотри, начнут и татуировку делать!..

«Как же он сказал тогда? — в свою очередь не мог успокоиться Тищенко, все время вспоминая давнюю историю с художником Сосновским. — «Вы сможете спокойно жить, Степан Андреевич, если окажется, что мы с вами ошиблись и невиновный человек будет из-за нас расстрелян?» Каким прокурорским тоном он говорил тогда с ним!..

В конце концов это был только случай в его, Тищенко, жизни, и незачем об этом сейчас вспоминать!

Коваль, конечно, стал еще более упрямым и неконтактным. Высунулся в окно, жмурится, как ребенок, под каплями, которые падают на лицо… Старый милицейский волк, у которого уже стерлись зубы! В конце концов, что ему до характера Коваля. Подполковник должен сейчас выполнять конкретные задания по розыску доказательств преступления, возможно, и самого преступника. И все. «От» и «до»… Командовать парадом, как и полагается по закону, будет он, Степан Андреевич Тищенко… Коваль опытный оперативник, и это хорошо, что именно он поведет розыск. Кто-кто, а уж Коваль точно установит — преступление это или случайное самоотравление. Хуже иметь дело с бездарным оперативником, тогда все бремя дознания ложится на следователя.

— Что ж, подозревать преступление некоторые основания у нас есть, — словно отвечая мыслям Тищенко, произнес Коваль, и тот почувствовал, что Дмитрий Иванович недоговаривает. Это его задело — перед ним нечего играть в прятки!

— Хорошо! — сказал Тищенко. — Поскольку уголовное дело об отравлении Залищука заведено, давайте составим план работы и наметим оперативные задачи. Эксперты должны дать точный аргументированный ответ о причине смерти Залищука и определить состав яда. Сейчас главная работа у милиции… Возможно, Дмитрий Иванович, вам придется осуществить и отдельные следственные действия. Но конкретное поручение я дам позже. Какие у вас соображения?

Коваль отодвинулся от окна, кивнул Струцю. Тот подал ему листок бумаги.

— Прежде всего определим круг людей, с которыми встречался в тот трагический день Борис Сергеевич Залищук. — Дмитрий Иванович сделал паузу. — Выясним, кто имел реальную возможность совершить преступление. И у кого были причины желать гибели Залищука, кому это было нужно… Возникает еще ряд вопросов, на которые должен ответить розыск, но это уже потом. А пока придется изучить многих людей, их жизнь, прошлое и настоящее, характеры, надежды, мечты… — Коваль снова помолчал. — В тот вечер на даче у Залищука были и иностранцы, английские подданные, — сестра жены Залищука с дочерью… Это несколько усложняет задачу…

— По закону имеем право допросить их как свидетелей и даже как подозреваемых, — вставил Тищенко. — Нормы нашего уголовного кодекса, как известно, распространяются и на иностранцев, которые находятся на нашей территории… Если, конечно, это не дипломатические представители…

— Не в этом дело. — Но в чем оно, Коваль так и не сказал.

— Надеюсь, вы не думаете, что они приехали из далекой Англии, чтобы отравить какого-то пьянчужку Залищука? — Тищенко улыбнулся. — Нонсенс!

— Почему пьянчужку? — возразил Коваль, которому не понравилось пренебрежительное отношение к погибшему человеку. — Конечно, это не гости совершили… что им Борис Сергеевич… Здесь надо копнуть глубже.

— Дел у вас полные руки, — согласился Тищенко и пошутил: — Ваши милицейские работники говорят, что когда известна жертва, то это уже полдела.

— Да, — кивнул Коваль. — Но в данном случае, мне кажется, и первая половина дела будет нелегкой…

— Как это?! — глаза Тищенко округлились. — Жертва известна.

— Только одна… — пробормотал Коваль.

— Вы что, ждете новых жертв?! — Лицо Тищенко от удивления и возмущения вытянулось так, что утратило свои пухлые, детские очертания.

— Я еще ничего не знаю и ни о чем не могу говорить определенно, Степан Андреевич, — уклончиво ответил подполковник.

— Значит, и намекать не нужно. А то мне уже показалось, что вы хотите создать нам дополнительные хлопоты, — натянуто улыбнулся Тищенко и обвел взглядом присутствующих, словно хотел сказать: видите, каков этот ваш Коваль.

Эксперты и Струць ничем не проявили своего отношения к спору следователя и подполковника милиции. Павлов листал бумаги, словно хотел найти в них ответ на вопрос, что же это за таинственное растение, от которого погиб Залищук; медик рассматривал свои пальцы, а лейтенант Струць уставился в окно.

Дождь понемногу утихал. И так же разом, в какую-то минуту даже быстрее, чем налетел, он окончился, и только отдельные капли его, не успевшие скатиться с крыши и сорваться с листвы, падали на асфальт в тишине, особенно остро ощутимой после размеренного шума.

Однако Коваль уже полностью окунулся в работу, забыл о дожде, о давнем конфликте с Тищенко, и ничто его больше не интересовало, кроме Залищука, отравления и возможных версий.

Оперативное совещание продолжалось.

Когда все было обсуждено, был составлен оперативный план и каждый участник группы получил задание, Тищенко поднялся, сложил свою папку и, обращаясь к Ковалю, подчеркнуто любезно произнес:

— Мы сейчас вместе, Дмитрий Иванович, должны решать общую задачу. У вас есть десять дней на розыск и дознание. Пока первое слово принадлежит вам, вашему опыту…

После того как следователь, попрощавшись, вышел из кабинета, ушли и эксперты. Коваль еще долго сидел в задумчивости. Лейтенант Струць не вставал, боясь прервать мысли подполковника, и ждал от него заданий.