Не верьте в аиста

Вдова лоцмана какое-то время действительно не выказывала намерения покинуть купе — настолько она была уверена, что сию минуту вбегут внуки и вынесут багаж. Но никого не было. Вскоре на перроне остались лишь отбывающие в Лиепаю — их поезд стоял на соседнем пути.

Первым стал проявлять признаки беспокойства ее маленький черный пинчер Цезарь. Не отсутствием родни хозяйки была озабочена собачонка, ей просто хотелось поскорей выйти на свежий воздух. И Цезарь тявкал и настырно тянул поводок до тех пор, пока мадам Зандбург не приняла решение немного потратиться и призвать на помощь проводницу. Вот каким образом на ступеньках вагона появилась с виду невзрачная, но весьма энергичная старушка, своим черным шелковым платьем, черным пальто и старомодной черной шляпкой резко отличавшаяся от большинства других, одетых по-летнему пассажиров. Проводница подала ей два чемодана и большую хозяйственную сумку.

И вдруг мадам Зандбург углядела чью-то, кажется, знакомую спину. Привязав собачонку к ручке чемодана, она бойко засеменила вслед за рослым юношей.

— Варис! Варис! Да остановись же, несносный! Бабуся приехала, Варис!

Парень обернулся. Это был Альберт, который, поставив машину на стоянке, теперь искал у лиепайского поезда отца.

— Вы, наверно, обознались, я не Варис.

— Я это и сама вижу, — отрезала мадам Зандбург. — И нечего привязываться к незнакомым дамам.

— Но со мной учится мой товарищ, его тоже… — Альберту лицо старушки показалось знакомым.

— Никаких «но», молодой человек! — перебила она. — Вы не тот, за кого себя выдаете! Как не стыдно еще смотреть мне в глаза! Хотя бы предложили пенсионерке поднести чемоданы на юрмалскую электричку.

— Альберт, давай же скорей, мы сейчас отдаем концы! — раздался голос отца.

— С удовольствием, конечно, — замялся парень, поскольку уже было ясно, что перед ним никто иной, как Варисова бабушка собственной персоной. — Я даже могу отвезти ваши чемоданы… Но через десять минут.

— Нет, нет, нет, у меня хватает своих внуков! — с новой силой возмутилась Зандбург. — С какой стати платить постороннему человеку?.. Лучше скажите, где тут сдают на хранение багаж?

— Ближе всего камеры-автоматы, — сказал Альберт. — За пятнадцать копеек можете держать в них свой багаж хоть две недели, — с этими словами он убежал.

— Всего пятнадцать копеек? — настроение мадам Зандбург заметно улучшилось.

Оно стало почти приподнятым, когда она возвратилась к своим чемоданам. С сердитым рычанием, приводившим в восторг публику, их мужественно охранял Цезарь. Среди стоявших зевак находилась также и Ингрида со своим спутником. И в отличие от тетушки Курсис, мадам Зандбург не пренебрегла помощью, предложенной этой любезной парой.

Нигде время не тянется так долго, как на перроне вокзала, когда до отправления поезда остались считанные секунды. Кажется, успела пройти целая вечность с того момента, когда провожающим было предложено покинуть вагоны. Все слова давно сказаны, одинаковую неловкость испытывает и тот, кто уезжает, и тот, кто остается.

Ничего вразумительного не мог сказать и Альберт. Лишь теперь до него начало доходить, как много хотелось ему сказать отцу, порасспросить, посоветоваться. За долгие отлучки отца они отвыкли друг от друга. И когда уже казалось, еще немного и с ним можно будет как с другом поделиться самым сокровенным, — приходила радиограмма, начинались сборы. С этой минуты отец мысленно, по-видимому, уже находился в море, иначе не мог бы он так терпеливо выслушивать все наставления жены и ценные указания о том, как уберечься от простуды и коликов в животе. Праздник кончался, а в будни отца и сына разделял океан.

И тем не менее отец еще пытался прочесть на прощание небольшую лекцию. Со ступенек вагона он говорил:

— И вообще — без надобности никуда не езди. Когда-нибудь свози мать по грибы или девчонку свою в «Грибок»… — он все еще был малость под хмельком и потому сам же расхохотался над игрой слов. — Одним словом, сын, будь мужчиной, не обижай мать, и чтоб в школе все было в порядке! Не то…

Наконец-то поезд тронулся.

Альберт с облегчением вздохнул, помахал рукой и повернулся, чтобы идти.

Когда он выходил из вокзала на площадь, подкатила милицейская «Волга» и затормозила у главного входа. Из нее вылез Кашис и стремглав бросился к эскалатору.

Но Альберт даже Не оглянулся. На душе было пусто и тоскливо. Нащупав в кармане ключи от машины, он направился на стоянку.

IV

Гостиная в доме Кашисов производила впечатление недостроенной. Так оно и было: четыре года назад Кашис приостановил строительство — не достать было хорошей масляной краски и цемента. А потом Расме удалось убедить родителей, что некрашеный пол и голые кирпичные стены отвечают требованиям стиля «модерн». И сбережения пошли на покупку мебели, оконных штор и гардин.

Посреди комнаты стоял еще не отдышавшийся с дороги глава семьи и возмущенно оправдывался:

— А я вам еще раз говорю: она не приехала! Обыскал весь вокзал, заходил даже в комнату матери и ребенка. Маловероятно, чтобы она пряталась от меня в туалете.

— Но телеграмма ведь стоит денег, — возразила Регина Кашис. — Посмотри-ка, Варис, расписание, во сколько приходит электричка?

— Ну, знаешь ли, — взорвался Кашис… — Эти несколько минут она могла бы спокойно подождать. У нее ведь багаж. И еще этот паршивый визгун — как его там, Шарик, да?

— Нет, Шарик был до него, — уточнил Варис. — Этого нарекли Цезарем.

— И такой аристократ, что я стесняюсь даже называть его на «ты», — пошутила Расма.

— А ты выпей с ним на брудершафт, — не упустил случая сострить Варис, вскочил и бросился к двери. — Хватит, так можно опоздать к последнему автобусу.

Остальные тоже встали. И тут — словно председатель суда, которого приветствует стоящая в зале публика, — в дверь величественно вплыла Рената Зандбург собственной персоной.

— Вот и слава богу! — первой нарушила она неловкое молчание. — Хорошо, хоть все живы. А я уж было подумала, что Эдуард посадил свою семью под арест, а сам отравился крысиным ядом. Соседка мне рассказывала, как еще в мирное время префект данцигской полиции…

— Не надо, мама, дай сперва объяснить, — Регина Кашис тщетно пыталась усадить мамашу в кресло. — Дети, ну поздоровайтесь же наконец с бабусей!

Внуки теперь почувствовали себя вдвойне неловко. Варис на негнущихся ногах подошел к бабушке.

— Да ты наклонись, дылда, наклонись же! — тянула она внука за пуговицу. — Либо принеси лесенку, ежели спина не гнется.

В конце концов в церемонию целования были вовлечены все.

— Присядь, мама, отдохни! — Регина буквально силой впихнула мать в кресло. — Сейчас я сварю кофе. Ты, наверно, совсем умаялась со своими чемоданами.

— От хорошего кофейку никогда не отказываюсь, только цикория не подсыпай!.. А багаж оставила на вокзале. Не потащусь же я с чемоданами в руках через всю Юрмалу.

— Давайте-ка мне, тещенька, квитанцию, — сказал Кашис. — Мы с Варисом съездим за вашими саквояжами.

— Не такая я старомодная, — гордо бросила мадам Зандбург. — Квитанцию и потерять ничего не стоит или карманники вытащат. А в голове у меня чемоданчики мои, как в банке. — Всеобщее недоумение заставило ее пояснить: — За пятнадцать копеек в сейфе заперла, по умному совету одного премилого молодого человека.

— Тем лучше, — обрадовался Кашис. — Назовите шифр, и мы сейчас же…

— Но, но, Эдуард, — мадам Зандбург погрозила зятю пальцем. — Где твоя совесть!

— Я вас очень прошу, — Кашис с трудом сдерживал раздражение, — называйте меня моим настоящим именем — Эджус.

Имена были слабостью мадам Зандбург. Не имея возможности похвастаться знаменитыми предками, она наговорила своим приятельницам, будто в ее роду у всех потомков по женской линии имена должны начинаться с буквы Р. Кашисам в этом смысле еще повезло. Другим же родственникам приходилось ломать языки на Розмари, Ребекках и Ригондах…