Россия - Разборка

- Прошу.

Это было что-то вроде гостиной или курительной с низким черным столом на белом ковре, с черными кожаными креслами и диванами вдоль стен. На белых стенах висели старинные гравюры, все больше морские сражения.

- Господин Буров очень занят, будьте кратки, - предупредил меня референт таким тоном, каким разговаривают с докучливыми просителями. - У вас двенадцать минут.

- Это у него двенадцать минут, - нахально ответствовал я. - А у меня времени хоть жопой ешь.

Он боком, как курица, посмотрел на меня и скрылся за дверью, которая вела, вероятно, в кабинет президента. Я ожидал, что он доложит обо мне и пригласит войти, но вместо этого из-за двери донесся высокий, как бы захлебывающийся хохоток, дверь распахнулась, и появился сам господин Буров, весело топорща длинные, закрученные в стрелки усы и с высоты своего роста глядя на меня наглыми смеющимися глазами.

- Доброе утро, Сергей Сергеевич. Сидите, сидите, - проговорил он высоким и словно бы насмешливым тенорком и протянул руку, для чего ему пришлось наклониться. - Приятно в такое утро встретить человека, у которого времени хоть жопой ешь. Замечательно. Про себя я этого сказать не могу.

Он был при полном параде - в крахмальной рубашке, с черной "бабочкой" на тонкой шее, только вместо пиджака на нем была синяя стеганая куртка с атласными обшлагами и отворотами.

- Во сколько начинается ваш рабочий день? - поинтересовался я.

- В семь тридцать.

- А заканчивается?

- Если нет никаких мероприятий, примерно к полуночи.

- Я начинаю с оптимизмом смотреть в будущее России.

Он снова тоненько, как бы кудахтал, засмеялся и уселся в кресло напротив меня, вытянув далеко в сторону длинные журавлиные ноги в узких черных брюках и переплетя их, как жгуты каната. Во всяком случае, казалось, что при желании он мог бы их таким образом переплести.

- Будем говорить здесь. Кабинет прослушивается и просматривается видеокамерами, постоянно идет запись. А здесь можно говорить свободно.

- Прослушивается и просматривается? - удивился я. - Зачем?

- Чтобы можно было проанализировать переговоры. Из слов воспринимается не больше пятнадцати процентов информации. Все остальное - тональность, мимика, жесты. Этим и занимаются мои психологи. Вас, вероятно, удивило, почему я принял вас в такое время? Теперь вы понимаете почему.

- Это меня не удивило, - возразил я. - Меня удивило другое: что вы меня вообще приняли.

- Считайте, что таким образом я выразил уважение вам и вашим друзьям. Я уважаю профессионалов и не хочу отрезать себе возможности при нужде еще раз обратиться к вам. Но времени у меня действительно мало. Поэтому к делу. Мне известно, с какими трудностями вам пришлось столкнуться при выполнении моего поручения. Круто, Сергей Сергеевич. Но я уверен, что другого выхода у вас не было. И вы вправе потребовать от меня увеличения вашего гонорара. На сколько?

- Ни на сколько. У нас не было никаких трудностей.

- Ну будет вам, будет, сударь! Не скромничайте!

- У нас не было никаких трудностей, - повторил я.

Сощурившись и привздернув губу, отчего его левый ус по-пиратски заторчал, он испытующе на меня посмотрел:

- Вы хотите сказать...

- Я не хочу сказать ничего, - перебил я. - Только то, что сказал. Нам не за что требовать увеличения гонорара.

- Это интересно. Это очень, очень и очень интересно. Мне сообщили, "что мурманские следователи установили, что причиной смерти двух бандитов был инфаркт. Вы не могли бы разъяснить мне эту загадку?

- Нет. Мы не имеем к этому ни малейшего отношения.

- Зачем же вы просили о встрече?

- Хочу вам кое-что показать.

Я извлек из кейса старую папку. В ней были протоколы заседания военного трибунала, который состоялся 16 декабря 1984 года в Кандагаре. Буров взглянул на обложку, быстро просмотрел первые страницы.

Я посоветовал:

- Начните с конца.

Он внимательно прочитал приговор трибунала.

- Неслабо! Откуда это у вас?

- Господин Мамаев поручил нам собрать о Калмыкове всю информацию, какая только возможна. По ходу дела мы наткнулись на эти документы.

- Почему вы принесли их не ему, а мне?

- Он не заплатил за работу.

- Не заплатил за работу? - недоверчиво переспросил Буров. - Не заплатил за эти документы? Не понимаю.

- Он не знал про эти документы.

- Сколько?

- Двадцать тысяч долларов.

- Я даю вам тридцать.

- Нет, - сказал я. - Я хочу получить за них не деньги.

- Что?

- Информацию.

- Какую?

- Игорь Сергеевич, прошу извинить, - раздался голос референта. Он появился в гостиной, держа в руках черный узкий сюртук. Буров поднялся, снял куртку, позволил надеть на себя сюртук и махнул длинной худой рукой:

- Исчезните, друг мой.

- В девять ноль-ноль - господин Малышев, - напомнил референт.

- Подождет.

У референта округлились глаза:

- Господин Малышев?!

- Исчезните, сударь!

Клерк исчез.

- Ну вот, - с усмешкой, призванной скрыть раздражение, прокомментировал Буров. - Взял и заставил меня раскрыть перед вами карты. Вы поняли, Сергей Сергеевич, о чем я говорю?

- Он проявил вашу заинтересованность в этом деле.

- Верно.

- Большую.

- И это верно. Да, я заинтересован в этом деле. Но хотел бы понять, в чем заключается ваш интерес.

- Калмыков отсидел два с половиной года ни за что.

- За приготовление к убийству, - возразил Буров.

- Он не собирался никого убивать. И вы это знаете.

- Ну, допустим, - подумав, кивнул он. - И что?

- Мы не хотим, чтобы он сел за убийство, которое он намерен совершить.

- А он намерен?

- Да. И это вы тоже знаете.

- А что знаете вы, сударь?

- Кое-что. А хочу знать все.

- Если я отвечу на ваши вопросы, вы продадите мне эту папку?

- Нет. Но я не продам ее и Мамаеву.

- Спрашивайте.

- Мне известно, что в начале девяносто восьмого года между вами и Мамаевым возник конфликт. Из-за права обслуживать счета ГУИНа...

- Конфликт? О чем вы? - перебил Буров. - Между нами не было и не могло быть никакого конфликта. Со стороны Мамаева была предпринята попытка шантажировать меня. Только и всего.

- И вы поддались шантажу?

- С чего вы взяли?

- Вы отозвали свою заявку. Право на обслуживание счетов ГУИНа получил "ЕвроАз".