Скорпион

Эти вопросы необыкновенно смутили высшее должностное лицо, заикаясь, оно поинтересовалось: имеется ли в том такая необходимость?

- Чики-чики-так, - ответил я. - Михаил Яковлевич, мы не в бирюльки играем. - И выказал мнение: первое впечатление такое, что он взят на крючок некой спецслужбой. А это значит, что игра может приобрести взрывоопасный характер.

- Спецслужбой? - помертвел чиновник. - Я так и знал. - Всплеснул руками, как баба. - Боже мой, какой я дурак. Кто ещё может так... так бессовестно действовать? Только они.

- Михаил Яковлевич, нынче спецслужб, как собак недорезанных, попытался успокоить впечатлительного собеседника. - Любой банк подобную службу имеет. Главное определить, кто более всех заинтересован в вашей отставке?

- Нет, это он, это он, - от страха едва не потерял сознание. - Как сразу не догадался. Какой ужас, это какой-то тридцать седьмой, понимаешь, год?

- Вы о ком? - поморщился. Вот не люблю иметь дело с подобными сентиментальными субъектами. У них внутри партикулярная труха да интеллигентская плесень. - Михаил Яковлевич, повторяю вопрос: кто он?

В конце концов после стенаний и проклятий господин Фиалко сознается, кого он имеет ввиду. Я искренне смеюсь: в своем ли вы уме, уважаемый Михаил Яковлевич? Зачем главному телохранителю страны заниматься этим мелким и паскудным дельцем, коли ему достаточно шепнуть Телу на ушко любые нужные слова. Впрочем, этот домысел легко будет мной проверен.

- Да? - не верят мне.

- Лучше скажите, Михаил Яковлевич, - говорю я, - с какими коммерческими структурами вы имели дело? И насколько тесны были ваши контакты, - и уточняю, - деловые.

- Да, вижу, вы компетентный товарищ, - горестно вздыхает. - Надеюсь, вся информация останется в этих стенах.

Я кивком подтверждаю его надежды. И выслушиваю монолог о том, что он, человек у кормила власти, вынужден лоббировать в правительстве некоторые производственные вопросы, связанные с умирающей химической промышленностью. И не только ради живота своего, но исходя из общенациональных интересов. Я внимаю: конечно-конечно, национальные интересы прежде всего, как без этого - без этого никак нельзя, надо блюсти интересы державы и как можно больше выпускать ядовитых феноло-формальдегидных смол и прочих стирол-радон-сульфатов на душу населения. Чтобы потравленный народец наконец понял, что жизнь прекрасна и удивительна, и принимать её надо такой, какая она есть.

Вот откуда у нас, гражданин Фиалко, миллиончик вечнозеленых на защиту личной чести и достоинства. Во времена бескомпромиссной борьбы с расхитителями социалистической собственности вас бы без промедления шлепнули у стеночки, а сегодня вы находитесь под защитой демократических завоеваний. Впрочем, это меня меньше всего интересует. Мы живем по законам текущего времени и поэтому я внимательно слушаю вас, голубого мазурика, а не пускаю в утильсырье.

- То есть, как понимаю, с генералами от Химии вы открыто не конфликтовали?

- Упаси Боже!

- И выполняете все взятые на себя обязательства?

- Безусловно, - смотрит честнейшими глазами.

Я делаю вид, что верю. И как можно не верить такому чистому печальному взору? Но на всякий случай, используя собственный шифр, записываю данные о нескольких фигурантах с генеральскими эполетами, где вместо звездочек блистают кристаллики неизвестной науки красной ртути.

- Что еще? - спрашивает истомленный откровениями хозяин. - Кажется, все?

- А кино?

- Ах, да, - вспоминает. - Право, ничего интересного, Александр.

Я настаиваю - надо, Михаил Яковлевич, надо, исключительно для пользы дела. Ну разве что для пользы дела, обреченно отмахивает рукой в сторону кабинета - там видеоапаратура. Я поднимаюсь с пуфика и вижу: дверь гостиной приоткрывается и на пороге... призрак в легком воздушном пеньюаре. Потом понимаю - это девушка, вполне земная: с распущенными светлыми волосами, с превосходными телесными формами, угадываемые за сквозным шифоном.

- Ты не один, папа, - говорит мягко. - Я пришла сказать тебе спокойной ночи. Ирвинг Моисеевич уже спит в бельэтаже.

- Да-да, мой ангел, - господин Фиалко целует полусонную дочь в лоб. Спи, дружочек, а мы ещё поработаем.

Прелестный призрак исчезает, оставив за собой шлейф дорогих духов и таинственности. Надеюсь, девушка не ведает о скелетах, как выражаются англосаксы, которые висят в шкафах папы?

- Это Марина, - возвращается тот. - Утром я вас познакомлю.

Я иду в кабинет за хозяином, похмыкивая от его оптимизма: до утра ещё надо дожить и вообще неизвестно, где буду через час.

В кабинете нас встречает тишина и тени великих, чьи мысли и гениальные устремления спрессованы в книжных кирпичах с позолоченными корешками. На дубовом письменном столе старинная лампа, которой, похоже, пользовался великий Ильич, изобретший одноименную лампочку. Я присаживаюсь перед телевизором. Господин Фиалко ключиком открывает сейф - извлекает видеокассету.

Пятиминутный эпизод из любительского фильма мне категорически не понравился. Если быть откровенным до конца: более омерзительного зрелища на экране ТВ я не видел в своей непродолжительной и грешной жизни. Неизвестный мне порнограф хорошо владел своей профессией. Это была жесткая непристойная порнография, где помимо известных мне лиц, участие принимали два мальчика-херувимчика лет по тринадцати. Два пьяных в дымину извращенца делали с ними такое, что у меня появилось стойкое желание набить морду великодержавному сановнику.

Проявив волю и понимание, что банальным мордобоем мир не изменить, я после просмотра задал несколько конкретных вопросов: где это происходило и откуда мальчики?

- Не знаю, право, - призналось высокопоставленное животное. - Это все Николя. На День независимости выпили на фуршете, понимаешь, а потом затащил меня на какую-то дачку. Там мы взяли грамм по сто коньячку и я... как с ума сошел, ей-Богу. Эти дети? Ничего не помню, клянусь. Я с такими ни-ни. Не понимаю, как все вышло, честное слово.

А что тут понимать: кто-то работал просто, но эффективно, пристроив влиятельному лицу западню. И тот угодил в нее, как петух* в ощип.

* Петух - пассивный гомосексуалист, самая презираемая категория осужденных (жарг.).