Смерть берет тайм-аут

Он сел на стул, откинулся на спинку и улыбнулся. Я улыбнулась в ответ:

— Вы рады, что вырвались оттуда?

Юпитер кивнул:

— Да. Это вовремя произошло. Очень вовремя. Еще неделя, и я мог… ну не знаю. Что-нибудь сделать.

Я сдвинула брови. Конечно, Юпитер понимал: если его признают виновным, придется вернуться в тюрьму. Но радость от свободы, даже за тяжелыми воротами оджайского центра, была настолько велика, что подавила тревогу за будущее.

— Столько гадостей о Лили, — проговорил он. — В газетах и вообще.

— Да.

— Она не убивала Хло. Я в этом уверен.

— Я знаю, — согласилась я, желая быть столь же уверенной.

— Это моя ошибка. Я всем принес зло. Хло была ядовитым чудовищем. Я отравил всех, когда привел ее в нашу жизнь.

Я ничего не могла сказать, чтобы успокоить его. Вместо этого глубоко вздохнула и произнесла:

— Юпитер, мы с Элом больше не сможем заниматься твоим делом. Будет неэтично продолжать брать деньги у Лили, поскольку она под подозрением.

— Вассерман сказал, что будет защищать меня бесплатно, — сказал Юпитер.

— Знаю. Я бы тоже хотела продолжать работу. Но это больше, чем вопрос денег.

Я объяснила Юпитеру, что наша дружба с Лили сослужит плохую службу, если я буду представлять его в суде, так как теперь их интересы могут столкнуться, и Лили окажется удобной мишенью как для защиты, так и для обвинения. Говоря все это, я поняла, что давно должна была отказаться от работы, еще когда возникло слабое подозрение, что Лили каким-то образом причастна к делу. Однако это уже в прошлом. А вот сейчас мне нужно поступить правильно.

Юпитер не обрадовался, но сказал, что понимает меня. Я протянула ему руку, и он крепко пожал ее. Задержал мою ладонь в своей и произнес:

— Лили не убивала Хло. Вы должны помочь ей доказать это.

Я бы очень хотела, чтобы у меня получилось.

Глава 25

Нужно было повидаться с Лили. Я вновь позвонила ее помощнице и сказала, что собираюсь съездить с детьми на пляж в Малибу, который она очень любила, надеясь, что подруга присоединится к нашей компании. Я запихнула Руби и Исаака в машину, собрала в сумку игрушки для пляжа, полотенца и сменную одежду. Туман толстым покрывалом стелился по берегу, украшая пляж холодными узорами и полностью скрывая океан. Я закуталась в свитер и надела теплую шапку, пока ждала Лили, но Руби и Исааку холод был нипочем. Они сбросили туфли и носки, закатали джинсы и бегали у воды, визжа, когда волна касалась их ног.

Когда я была уже готова смириться с тем, что Лили не приедет, откуда ни возьмись на пляже появились Эмбер и Джейд, выкрикивая имя Руби и завывая, как привидения. Лили опустилась рядом со мной на старое покрывало, которое я постелила на песок. Она приехала инкогнито, в надвинутой на лоб бейсболке и в огромных солнечных очках, скрывающих за круглыми стеклами ее прославленные голубые глаза.

— Привет, — сказала она.

— Привет.

Лили указала на молодого человека, который последовал за двойняшками к воде:

— Я взяла с собой Патрика. Он присмотрит за детьми, и мы сможем поговорить.

Патрик наклонился к Исааку и взъерошил ему волосы. Было видно, как он достал летающую тарелку из голубого рюкзака на плече. Через минуту все четверо стояли в кругу и бросали тарелку друг другу. Так можно и привыкнуть. Гораздо легче радоваться общению с детьми, когда с ними играет кто-нибудь другой. Интересно, чувствовала бы я себя виноватой на месте Лили? Не думала бы, что бегать с ними по песку нужно мне самой, а не веселой юной няньке? Может быть. А может, и нет. В конце концов, я не возилась с детьми до прихода Лили и ее семейства. Я ежилась на песке, наблюдая, как веселятся Руби и Исаак, ни капельки не чувствуя вины, что предоставила их самим себе. В любом случае, вряд ли мне придется рассуждать о вреде и пользе излишней родительской заботы. Я не смогу себе этого позволить, и даже если Питер достигнет высот в карьере сценариста, и мы перейдем на другой экономический уровень, гораздо вероятнее, что я останусь неорганизованной и найму целую команду нянек.

Мы с Лили некоторое время молча наблюдали за детьми. Я сняла туфли, села на край подстилки и зарыла пальцы ног в холодный песок. Лили стала набрасывать песок мне на ноги, закапывая их.

— О, — сказала я, шевеля ногами. — Пальцы — как эскимо.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Лучше.

— Это хорошо.

— А ты?

— Лучше, — ответила Лили с улыбкой.

Я улыбнулась в ответ:

— Замечательно. Знаешь, что? У меня будет дочка.

Она опять улыбнулась:

— Поздравляю. Девочки — это здорово.

— Точно.

Мы опять помолчали, глядя, как наши девочки возятся в песке.

— С тобой правда все нормально, Лили?

Она кивнула, затем покачала головой:

— Не знаю. То есть, мне так кажется. Беверли говорит, что нужно лечь на дно и подождать, пока все стихнет.

— Наверное, это все, что ты можешь сделать. Прокурор не вызывал тебя?

— Мои адвокаты разговаривали с ним. Ты же знаешь, я не сделала Хло ничего плохого. Пусть они думают, что и когда сказать окружному прокурору. Нет никаких доказательств моей причастности к преступлению.

— Конечно, нет, — согласилась я.

Хотя они, несомненно, есть. Деньги, переведенные на счет Хло. Просьба, чтобы Юпитер поговорил с ней. Все это можно расценить, как косвенные улики против Лили.

— А твои родители? — спросила я. — Как они? Я почувствовала некоторое напряжение, когда обедала у тебя.

Лили фыркнула:

— Напряжение? Это мягко сказано.

Я подняла брови.

— Лишние волнения не идут им на пользу. С ними такого давно не происходило. С тех пор, как отцу пришлось уйти на пенсию, когда маму назначили спикером. Я думаю, он просто не знает, куда себя деть, а когда ему скучно…

— То что? Что он делает, когда скучает?

— Он ищет себе какое-нибудь развлечение. Молоденькое и симпатичное.

— У него роман?

Лили горько засмеялась:

— Роман? Не меньше десяти. Или пятнадцати. Отец всегда был таким. Я рассказывала тебе о коммуне в Топанге.

— И ты всегда знала о его романах?

— Мы знали. Я и мама. То есть, Беверли. Хотя моя родная мать тоже знала. Тогда их было еще больше. Это же дети шестидесятых, не забывай. Свободная любовь и тому подобное. Наверное, отец считал, что если он все нам рассказывает, значит, не делает ничего плохого.

— А у Беверли есть любовники?

— У мамы? Нет. И никогда не было. Она не такая. Она любит только отца. Или любила.

— То есть?

— По-моему, она устала от него. Сейчас это мешает ее политической карьере. Унижает ее, и я боюсь, она решит положить всему конец.

— Думаешь, они могут развестись?

Лили тяжело вздохнула.

— Господи, надеюсь, что нет. Но кто знает. После очередного его загула она сказала, что дает ему последний шанс. Посмотрим, что произойдет. Но он не выдержит. У него никогда не получалось, — она печально поджала губы. — Не могу больше об этом. Слишком угнетает. Расскажи лучше, что с расследованием. Хотя бы взбодрюсь.

Я отряхнула ноги:

— С расследованием… Ты же понимаешь, что мы не можем больше работать в защите Юпитера.

— Я так и думала.

— Но я хочу поговорить с тобой кое о чем. Я немного изучила вопрос подавленных воспоминаний.

Лили перестала улыбаться:

— Правда?

Я кивнула:

— Ты слышала когда-нибудь о «синдроме ложных воспоминаний»?

Она молчала. Я ждала. Наконец она сказала:

— Несколько лет назад я говорила об этом с доктором Блэкмором. Я прочитала статью в «Лос-Анджелес Таймс». Можешь себе представить, что я чувствовала. Я сразу же позвонила ему, и мы провели внеплановый сеанс. И не один.

— Что он сказал?

— Он сказал, что теория ложных воспоминаний довольно шаткая. Никто не доказал, что таковые вообще существует.

Я удержалась, чтобы не напомнить ей, что то же самое касается и теории восстановленной памяти.