Взрыв

Но удача, как уже успел убедиться Хаблак, всегда приходит не в чистом, так сказать, виде. Что-то обязательно должно быть не так, какие-то тучки должны появиться на небе. Вот и теперь: не успели они выйти на Волянюка, как товарищи из косовской милиции выяснили, что тот лишь позавчера взял на неделю отпуск за собственный счет и уехал куда-то в Закарпатье к больному брату.

Стефурак предложил поехать к нему домой и разузнать у жены, где именно находиться сейчас Александр Петрович — до Закарпатья ведь рукой подать, можно и съездить. Но

Хаблак запротестовал: жена или родственники могут ничего и не сказать, а сами предупредят Воли шока, что им интересуется милиция, и, если тот действительно причастен к махинациям, станет заметать следы, предупредит соучастников.

Оказалось, майор был прав, и это выяснилось буквально сразу.

Пока расспрашивали о Манжуле работников гостиницы (там никто не вспомнил его), прошло некоторое время, и в Куты попали во время обеденного перерыва. Правда, в лесхозовском гараже застали механика, но тот на вопрос о Бабидовиче лишь развел руками:

— Пошел обедать. Несколько минут назад. У него машина испортилась, на ремонте, вот он слесарям и помогает, но сейчас обед.

Ждать Бабидовича не хотелось — тем более появился заманчивый предлог побеседовать дома, посмотреть, как живет, и, возможно, выяснить, почему именно им заинтересовался Манжула, — и офицеры, узнав адрес Станислава Корнеевича, поехали к нему.

Дом Бабидовича стоял на краю местечка — добротное кирпичной строение с затейливой изгородью из сваренной арматуры, Бабидович сидел возле стола во дворе и причесывался. Видно, только что умылся: мокрое, измятое полотенце лежало на коленях. Жена хозяйничала в летней кухне, разогревая обед.

Увидев незнакомых людей, Бабидович ничуть не заволновался — смотрел выжидающе, а узнав, кто они, так же спокойно предложил сесть к столу.

Но все же Хаблак заметил у него в глазах то ли настороженность, то ли едва ощутимую растерянность, но, в конце концов, это можно было и объяснить: вдруг приходят к тебе два милицейских офицера, один из области, а другой из Киева, невольно забеспокоишься.

Хаблак положил на стол фотографию Манжулы, без всякой просьбы Бабидович взял ее и, не ожидая вопросов, сказал:

—

Если относительно этого человека, то впервые вижу.

—

Да, относительно этого, — подтвердил Стефурак. — Посмотрите внимательнее.

—

У меня хорошая память, — ответил Бабидович. — Если когда и встречались, так, может, случайно, среди моих хороших знакомых такого человека нет. Да и среди недругов тоже.

—

А не можете ли объяснить, почему в блокноте у этого человека записан ваш номер телефона?

—

Нет, не могу. Скажите хотя бы, кто он?

—

Скажем, в свое время мы все вам скажем, Станислав Корнеевич!

Бабидович подумал немного и ответил:

—

В ваших словах чувствуется какая-то угроза. Если будете продолжать в таком же тоне, я не стану с вами разговаривать.

Бабидович был прав, и Хаблак решил вмешаться:

—

Мы пришли к вам за помощью.

—

И угрожаете?

—

Честный человек не должен ничего бояться.

—

Я не преступник.

—

Верим, но в порядочности этого человека, — Хаблак ткнул пальцем в снимок Манжулы, — есть основания сомневаться.

—

Я же сказал: не знаю его.

—

Мы вам верим. А скажите: Волянюка Александра Петровича знаете?

—

Косовского?

—

Да, шофера автобазы.

—

Все ясно, — сказал Бабидович с облегчением, — честно говоря, ждал этого вопроса и сразу о Волянюке подумал, но, подумал, может, и пустое все это…

—

Что пустое? — поспешил уточнить Хаблак.

—

Может, пообедаем? — предложил Бабидович.

Хаблак переглянулся со Стефураком: есть хотелось, однако вот так принять предложение человека, все же подозреваемого…

—

Нет… — покачал головой майор.

—

Да бросьте! — оборвал его хозяин. — Вижу, проголодались, а то, что вы из милиции, ничего не значит, не взятку же предлагаю, а борщ…

В ответ на протестующий жест Стефурака продолжал:

—

Не волнуйтесь, поешьте, а я тем временем вам все расскажу, ничего не утаю, что знаю — выложу. Давай, жена, наливай всем.

Что оставалось делать? Тем более пахло так вкусно: хозяйка поставила на стол блюдо, полное пампушек в чесночной подливе.

Когда расправились с борщом, Бабидович сказал:

—

А теперь, люди, слушайте меня внимательно. Как- то весной мы ночевали с Волянюком в «Беркуте». Может, слышали, гостиница у нас такая на перевале? Возвращался и из Закарпатья, и довелось заночевать. Там с Сашком и встретились, оказались в одном номере. Ну, выпили слегка, много нельзя, ведь утром снова за руль, поужинали, разговорились. Волянюк и говорит: «Вижу, ты, С

тась, хлоп что надо, могу предложить хорошее дело». «Какое?» — спрашиваю. «Есть, — говорит, — люди, которые продают алюминий для кровель. Так им транспорт нужен и сараи, чтобы тот металл прятать. Могу сосватать. Большие деньги платят». Я и подумал: заработать и в самом деле можно, но сесть тоже. Объясняю ему, а он смоется. «Видишь, — говорит, — не сижу и отлично себя чувствую, да и вообще, кто не рискует, тот не живет». Записал он мой телефон, на том все и кончилось. Сказал: если те люди новую партию алюминия привезут, позвонят. А я решил отказаться.

—

Почему не сообщили в милицию? — спросил Стефурак.

Бабидович ответил, помедлив:

— Неудобно как-то. Человек ко мне с доверием и с душой, а я

, выходит, заложу его.

—

Волянюк.

— Так

он же продает тот алюминий… Только возит.

—

Соучастник и пособник преступников.

—

Это я тоже понимаю, — смутившись, сказал Бабидович, — потому и решил отказаться.

—

С Волянюком после того встречались?

—

Бог миловал.

Стефурак вырвал из блокнота листочек, записал номер телефона райотдела милиции:

—

Если вам снова предложат алюминий, позвоните немедленно.

Бабидович взял листок без энтузиазма, однако пообещал:

—

Сделаем.

Возвратившись в Косов, Хаблак тут же позвонил Дробахе. Иван Яковлевич выслушал его, хмыкая в трубку и бросая язвительные реплики. Хаблаку показалось, что Дробаха даже посмеивается над ним, и обиженно спросил, какие конкретные замечания у следователя по поводу его действий. Дробаха понял майора сразу и не дал разгуляться амбициям Хаблака:

—

Вы, дорогой мой, в бутылку не лезьте. Просто у меня хорошее настроение: вижу, у вас прогресс ощутимой, чем тут, в Киеве. Искомую вишневую «Волгу» будто корова слизнула — инспекция, кажется, все перещупала, а дудки! Это я выход своим эмоциям даю и радуюсь за вас.

Хаблак подумал: можно было бы найти несколько иную форму проявления эмоций. Но спорить не стал — все же Дробаха начальство, и его следует уважать.

—

Нуждаетесь в помощи? — понял его Иван Яковлевич.

—

Видите, какие масштабы начинает приобретать Дело, и нам без мощной поддержки ОБХСС не обойтись. Когда-то мы неплохо поработали с лейтенантом Коренчуком. Если бы он мог приехать сюда…

—

Сделаем, — пообещал Дробаха, как показалось Хаблаку, весьма безапелляционно. — Еще?

—

Помните, я рассказывал про Инессу?

—

Девушка из бара?

—

Да. Сообщившая нам о Бублике, партнере Манжулы. В последнее время тут, согласно сведениям местной милиции, есть факты спекуляции листовым алюминием…

—

Полагаете, Бублик?

—

Подозреваю. На всякий случай должны иметь его портрет, воссозданный хотя бы со слов Инессы.

—

Завтра днем получите.