Нарушители правил

– Да она умерла дано! Понимаете! А если бы дожила до наших дней, ей было бы за семьдесят! Вряд ли он был бы в нее влюблен.

– Она – идеал. Она все равно умерла бы молодой, – заверил Индиана тоном, не терпящим возражений.

– Ты просто трусишь, – заявила подруга.

Тут я задумался. Мне потребовалось немного времени, чтобы понять, права ли она. Немного покопавшись в области сердца, я пришел к выводу, что мне не страшно. Точно, не страшно. Я даже удивился. Сказывается скитание по тюрьмам.

– Я не трушу, – в полной уверенности сказал я.

– Врет, – не поверил Джонс.

– Он никогда не врет, – вступился за меня Беатриса.

– Ложь противоречит третьему правилу его отца, – пояснила Жанна.

– Четвертому, – поправил я ее.

– Андрея надо убедить, – догадался Индиана.

– О какой любви вы говорите?! – начал я наступление. – О любви к картинке? О страсти к фотографии? Это же всего лишь клочок бумаги! Переработанная древесина и типографская краска!

– Много ты понимаешь! – вскричала Жанна.

– А что тут понимать? Мы не должны рисковать ради прихоти фетишиста.

– Значит, говоришь, клочок бумаги?! – на глазах у Жанны выступили слезы.

– Да, всего лишь клочок бумаги!

Жанна встала, ушла в коридор и вернулась со своей сумочкой. Порылась в ней, достала кошелек и извлекла из отделения, в котором богатые люди хранят кредитные карточки, маленький снимок.

– А это ты видел? – захлебываясь слезами, спросила она.

С маленькой черно-белой фотографии три на четыре на меня смотрела бледная невзрачная молодая женщина. Беатриса встал и подошел ко мне за спину.

– И что?! – не понял я.

– Это Лада, – сказал Беатриса

– Это моя мать, – Жанна всхлипнула.

Я не ожидал этого. Тут у меня пыл немного поубавился. Я присмотрелся к снимку. Ничего особенного. Наверное, дочь в папу.

– Ну, ты сравнила! Мать и какая-то Мэрилин! – тем не мене попытался спорить я.

– Ну и что? – возразила Жанна. – Я ее, между прочим, вообще не помню. У меня даже поводов меньше ее любить, чем у него.

– Ну, не скажи. Кровь и все такое.

– Она меня бросила.

Прежде чем ответить мне пришлось хорошенько подумать.

– Разница в том, что ты можешь при желании ее найти. Послать запрос, поехать за границу и отыскать. Я думаю, что она уже давно раскаялась и плачет о тебе. Она материальна!

– Как ты не поймешь! Мне этого не надо. Я этого боюсь. Зачем она мне? Вот у меня есть этот кадр. И все! Больше мне ничего не нужно! Я люблю эту фотографию, я разговариваю с ней. Я с ней плачу. Она – мой друг с детства. Мне не нужен человек, – Жанна всхлипнула. – Получается, что я тоже фетишист?

Я не знал что ответить. Такие порывы не по мне. Таких чувств я никогда не переживал. У меня разболелась голова. Я со всей безысходностью понял, что этот город и эти люди могут делать со мной все, что им заблагорассудится.

– Без тебя нам не справиться, – сказала Жанна.

– Я никогда ничем подобным не занимался, – обреченно сказал я. – Между прочим, он положил папку в маленький сейф. Даже если мы проникнем в офис, даже если сможем открыть дверь в его кабинет, нам никогда не вскрыть сейф. Потому что среди нас нет медвежатников.

– А какой там сейф? – спросил Беатриса.

– Откуда я знаю? Сейф, как сейф. Маленький, блестящий, стоит на тумбочке.

– Какой у него замок? Цифровой или от ключа? Есть там замочная скважина?

Я напрягся, вспомнил сейф и Захарова, кладущего ключ в карман.

– Сейф закрывался ключом, – сообщил я.

– Ура! – почему-то закричала Жанна. Индиана даже вздрогнул.

– Завтра пойдем в магазин и ты покажешь мне, какой сейф ты видел у этого козла, – сказал Беатриса. – Может, не точь-в-точь, хотя бы приблизительно похожий.

– Папа… – начала Жанна, потом спохватилась: – Ой!

– Да ладно, – сказал Беатриса. Индиана, по-моему, так ни во что и не въехал.

– Когда я делаю свои инсталляции, – продолжил Беатриса, – я использую настоящие замочные скважины, от настоящих замков. Вначале я покупала замки, снимала с них нужные мне детали и выкидывала. Потом я стала их изучать. Мне стало интересно, как они устроены. Теперь я знаю все виды замков и могу открыть любой! У меня куча отмычек. Так что, если ты покажешь мне похожий сейф, я точно скажу, за какое время смогу его открыть.

Индиана очень радовался все время, пока Беатриса рассказывал про замки.

– А что за инсталляции? – спросил он.

– Пошли, покажу, – позвал старик.

Они встали и пошли в дальний угол. Беатриса усадил Джонса на кресло и стал подтаскивать к нему заветные коробочки, втыкая волочащиеся по полу вилки в розетку на стене. Во время первого же просмотра Индиана начал издавать восторженные звуки, которые с каждой коробкой усиливались. Он что-то говорил, но до меня дошел смысл только одной фразы:

– Я и не знал, что среди женщин тоже бывают великие художники.

Надо было видеть лицо Беатрисы в этот момент. Оно сияло, и было непонятно, чему он радуется, тому, что его признали великим художником, или настоящей женщиной.

Ко мне подсела Жанна.

– Соглашайся, – попросила она. – Давай сделаем это.

– Мне надо подумать, – закапризничал я.

– Неужели тебе никогда не хотелось сделать что-то эдакое? Неужели тебе никогда не хотелось изменить жизнь?

Это был странный вопрос. Изменить жизнь? Я никогда не думал на эту тему. Вот есть жизнь. Жизнь, как жизнь и вдруг я беру и меняю ее. Я начал думать про свою жизнь и вспомнил жену. Меня осенило, что я не говорил с ней уже давным-давно, а телефон отключен! Я подумал, что подключать и звонить со своего мобильного будет неправильно. Вдруг, меня пасут менты.

– Дай, пожалуйста, твою трубку, – попросил я Жанну, – мне нужно позвонить жене.

– Алло, Рюсик, это ты? – взвизгнула моя половина.

– Я.

– А что за номер?

– Попросил у человека позвонить. С моим телефоном проблемы, – эта одна из тех фраз, которая дает возможность говорить правду и не раскрывать все. Наверняка, жена подумала, что телефон сломался.

– Рю, как ты там?

– Нормально.

– Мы так за тебя волнуемся! Ты смог выполнить задание этого Тагамлицкого?

– Я думаю, что смог. Тагамлицкий в бешенстве. Мне осталось тут дня два, три.

– Я рада, лапа. Ты давай доводи дело до конца.

– Ладно. Телефон чужой. Пока.

– Целую, пупс.

– Постой.

– Что?

– Послушай, а тебе никогда не хотелось изменить жизнь?

Жена задумалась.

– Это что за вопрос?

– Риторический.

– Заяц, менять жизнь нужно тогда, когда она не удалась. А нам с тобой зачем? – она помолчала еще секунды две. – Элла Жуткер говорит, что, если вдруг внезапно захотелось поменять жизнь, нужно переставить в доме мебель. Желание пройдет.

– Ясно.

Я прервал разговор. Жанна выжидающе смотрела на меня. На колени прыгнул котенок, за ним второй. Устроив веселье, они поцарапали мне ноги.

– Я согласен, – сказал я и тут же понял, что эти два слова, возможно, самая большая глупость, когда-либо вылетавшая из моего рта. Даже глупее, чем исправленная на собрании ошибка Тагамлицкого. Но, сказал я их с радостью и непонятным облегчением.

– Он согласен, – закричала Жанна и поволокла меня в зал.

Беатриса и Индиана не сразу подняли на нас свои ясные очи. Они были увлечены дискуссией о кинематографе. О чем еще могут разговаривать художник из провинциального кинотеатра и изготовитель пиратских кассет, как не о высоком?

– Он согласен, – повторила Жанна.

– Здорово, – отреагировал Баетриса.

– Отлично, – как-то без энтузиазма пробормотал Индиана.

– Давайте совещаться, – по-детски предложила Жанна.

Все уставились на меня, как будто я тут главный.

– Я помню расположение, – произнес я, – сколько ступенек на крыльце, количество шагов от проходной до приемной. Я помню, где в кабинете стоял сейф. Могу нарисовать. Но, как нам вынести оттуда фотографию, я ума не приложу.

– Успокойся. Всё гораздо сложнее, – опять процитировал какого-то кино-героя Индиана. – У меня есть план. Я его вспомню и расскажу завтра. Идите спать и ни о чем не думайте.