Россия - Разборка

- О том и речь, Петрович, о том и речь, - подтвердил Тюрин. - Но вот тебе еще информация к размышлению. Сразу после этого странного трибунала председательствующего переводят на Сахалин. Почему?

- Ну, почему? - хмуро спросил Мамаев.

- Потому что Сахалин далеко. И если он проболтается про тот случай по пьяному делу, там это и останется. Ладно. Это темная история. Может, когда-нибудь прояснится. Есть еще одна заморочка. И она беспокоит меня гораздо больше... Ты бы хоть выпить предложил! Видишь же, еле ноги таскаю! Такую работу для тебя провернул, а тебе рюмку жалко!

- Выпивку надо заслужить, - проворчал Мамаев, но бутылку из бара достал. Только на коллекционный коньяк не рассчитывай. Не держу.

- Сойдет, наливай! - кивнул Тюрин и залпом, забыв все свои светские манеры, ошарашил полфужера "Хеннесси". - Ты приказал мне найти Калмыкова, напомнил он. - Этим я, кроме всего прочего, и занимался.

- Можешь не продолжать, - отмахнулся Мамаев. - Знаю, что не нашел. Потому что он профи. А ты кто?

- Дело не в этом, Петрович, - возразил Тюрин, даже внимания не обратив на этот явно оскорбительный выпад. - Дело совсем в другом. Заболел судья, который судил Калмыкова. Я случайно узнал.

- Случайно? - рассеянно переспросил Мамаев, напряженно обдумывая то, что услышал.

- Ну, не совсем случайно. Мне почему-то казалось, что Калмыков должен прийти к судье. Подогрел я секретаршу билетами в "Сатирикон" и попросил звякнуть, если он появится. Она позвонила. Но в тот день я не успел, он ушел. На другой день подогнал тачку к суду, стал ждать. Он появился, подъехал на белой "тойоте королле". Когда вышел из суда, я увязался следом. Но он оторвался.

- От тебя?

- От меня, Петрович. И оторвался так, что я даже не сразу понял. Пристроился за такой же белой "тойотой", потом отвалил, а я пас ту "тойоту" еще час.

- А номера?

- Тачка была взята в прокате. "Рента кар". В тот же день ее вернули. Он просек слежку. Так вот...

- Твою мать! - разозлился Мамаев. - Куда ты гонишь?

- Да никуда я не гоню! - огрызнулся Тюрин, - Я хочу про главное, а не про мелочи!

- Сколько стоит прокат "тойоты"?

- Точно не знаю. Баксов пятьдесят в сутки.

- Откуда у него бабки?

- Понятия не имею. Факт, что они есть. И не только на тачку.

- На что еще?

- Ты сам знаешь на что. На "винторез". Или на то, что ему понадобится.

- Ты считаешь, что это мелочи? - угрюмо спросил Мамаев.

- Не возникай, твою мать! - в свою очередь разозлился Тюрин. - Да, мелочи! По сравнению с тем, о чем ты не даешь мне сказать!

- Говори.

- Так вот. Я хотел спросить у судьи, зачем Калмыков к нему приходил. Тут и узнал, что судья заболел.

- Нам-то что?

- Он очень странно заболел. На другой день после разговора с Калмыковым. Сейчас лежит в институте неврологии. Вчера вечером я пообщался с завотделением. За бутыльцом "Арарата". Он рассказал, что у судьи какая-то редкая форма рассеянного склероза. Про эту болезнь вообще никто ничего не знает.

- В чем она заключается?

- Атрофия мышц. У него отсыхает рука. Болезнь развивается со страшной скоростью.

- При чем тут Калмыков?

- Дослушай. Сегодня я заехал к адвокату Кучеренову, который защищал Калмыкова. Ну, ты знаешь, как он его защищал. Кучеренов тоже заболел.

- После разговора с Калмыковым? - с иронией поинтересовался Мамаев.

- Сейчас ты перестанешь ухмыляться, - пообещал Тюрин. - Да, после разговора с Калмыковым. Жена рассказала, что Калмыков приходил и говорил с адвокатом десять минут. После этого у Кучеренова отнялся язык.

- Что?! - ошеломленно спросил Мамаев.

- Что слышал.

- У Кучеренова...

- Да, Петрович, да. У Кучеренова отнялся язык. После разговора с Калмыковым. Давай, Петрович, начистоту. Я не спрашиваю, кто играет против тебя. Я не спрашиваю, знаешь ли ты его. Все равно не скажешь. Договорись с ним. Любой ценой. Пусть он остановит Калмыкова. Любой Ценой, Петрович. Речь сейчас не про бабки. Я не из слабонервных, ты знаешь. Но скажу тебе честно: хочу только одного - убраться из Москвы куда подальше.

- Перетрудился ты, Тюрин, - посочувствовал Мамаев. - Вылей-ка еще, а потом езжай и выспись как следует. Давай вместе выпьем.

- Выпить выпью. Наливай. Будь здоров! - Тюрин выплеснул коньяк в рот, занюхал рукавом и подвел итог разговора: - Такие дела, Петрович. Решать, конечно, тебе. Но Калмыковым я больше заниматься не буду. Можешь меня уволить, но я даже близко к нему не подойду.

- Боишься, что отсохнет рука? Или язык отнимется?

- Все шутишь. Ну, шути. Только ты забыл еще кое о чем.

- О чем?

- О тех двоих в Мурманске. У которых случился инфаркт!..

Тюрин уехал. Мамаев допил коньяк, не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Все фибры его души дребезжали, вопили беззвучной сиреной. Телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Он с опаской, как на мину, посмотрел на аппарат, но все же взял трубку.

- Приветствую вас, сударь, - раздался козлиный тенорок президента Народного банка Бурова. - Не возникло ли у вас желания пообщаться со мной? Не кажется ли вам, что у нас есть проблемы, которые самое время обсудить?

- Какие проблемы? - спросил Мамаев.

- Не понимаете? - удивился Буров. - Тогда посмотрите в окно. Всех благ, сударь.

Мамаев вышел в лоджию. Окно на шестом этаже старого дома, третье от угла справа, было черным, слепым. Мамаев напряженно всматривался в него, уже догадываясь, что сейчас произойдет.

Это и произошло: в окне вспыхнул свет.

Мамаев выскочил из квартиры, забарабанил в дверь Николая. Когда тот открыл, приказал:

- Быстро за мной!

На лестничной площадке над шестым этажом старого дома сидели два парня из службы Тюрина, пили пиво и играли в карты. При появлении Мамаева и Николая они вскочили и попытались спрятать бутылки.

- Кто старший? - спросил Мамаев.

- Я, - ответил один из них. - Шеф, мы...

- Звони!

Не обращая внимания на старушку, открывшую дверь, Мамаев пробежал по длинному, тускло освещенному коридору к комнате Калмыкова, с силой дернул ручку. Комната была заперта.

- Отпирай! - приказал он Николаю.

Тот вытащил из наплечной кобуры "глок", сунул в замочную скважину ключ, рывком распахнул дверь и заорал, поводя стволом:

- Бросай оружие! Руки за голову!