НЕРВ

– Не буду, – согласился я, отстегнул пряжки подпруги, снял седло, взял его под мышку и, наконец, посмотрел ему в глаза. Они непроницаемо поблескивали из-под сощуренных век.

– Вы доказали, нерв есть, – проворчал он. – Но вы могли погубить мою лошадь, доказывая свою правоту.

Я молчал.

– И себя, – добавил он, подразумевая, что это менее важно.

Я покачал головой, слабо улыбнувшись:

– Не было шанса.

– Гм. – Он окинул меня тяжелым взглядом. – Лучше приходите вечером в конюшни. Мы не можем говорить о… о том, о чем надо… здесь. Тут слишком много народу.

И, словно ставя точку под этой фразой, владелец победителя наклонился через разделяющий барьер и стал восхищаться Тэрниптопом, а я поднял шлем и пошел в весовую, так и не зная, что же случилось перед скачкой в боксе, где седлают лошадей.

Тик-Ток стоял в раздевалке возле моей вешалки. Он изящно поставил ногу на скамейку и сдвинул тирольскую шляпу на затылок.

– В следующий раз, когда вы отправитесь на такую скачку, оставьте завещание на вашу половину машины, – вместо приветствия сказал он. – Это избавит меня от сложностей с законом.

– 0, заткнитесь, – проговорил я и пошел в душ.

– Некоторые люди, – громко продолжал Тик-Ток в раздевалке, – прекрасно проводят время: они глотают слова, что говорили о вас. Надеюсь, у них начнется несварение желудка. – Он пошел за мной в душевую и, небрежно прислонившись к стене, наблюдал, как я моюсь. – Наверное, вы догадываетесь, что ваши сегодняшние подвиги ясно видели несколько миллионов домохозяек, инвалидов, сторожей и бездомных, которые вечно торчат у витрин телемагазинов.

– Что? – воскликнул я.

– Факт. А вы не знали? Последние три заезда показывали одновременно с «Сексом шестью способами». Работа Великолепного. Хотел бы я знать, что он сделает, когда услышит, какой грохот вы подняли из-за сахара, – закончил почти мрачно Тик-Ток.

– Он может не узнать, – заметил я, вытирая грудь и плечи. – Он подумает, что случайно…

– Как бы то ни было, – тихо проговорил Тик-Ток, – кампания против вас закрыта. Он не рискнет продолжать после сегодняшнего.

Я согласился. И это показало, как мало мы понимаем, что такое одержимость.

Джеймс ждал меня в кабинете, погруженный в бумаги, В камине жарко горел огонь, и его блики пробегали по бокалам, стоявшим наготове рядом с бутылкой виски.

Когда я вошел, он перестал писать, встал и налил виски в оба бокала. Я сел к огню в видавшее виды кресло, и он возвышался надо мной, будто башня, с двумя бокалами в руках. Его сильное, тяжелое лицо казалось озабоченным.

– Приношу свои извинения, – отрывисто бросил он.

– Не за что, – смутился я.

– Я чуть не позволил Морису дать Тэрниптопу этот проклятый сахар, – начал он. – Я не мог поверить, что он способен на такой фантастический шаг: давать допинг каждой лошади, на которой вы участвуете в скачках. По-моему… просто нелепо.

– А что случилось в боксе? Он отпил из бокала:

– Я дал Сиду инструкции, чтобы никто, абсолютно никто, какой бы важной персоной человек ни был, не давал Тэрниптопу ничего ни выпить, ни съесть. Когда я пришел с вашим седлом, Морис был у дверей соседнего бокса, я видел, как он дал лошади немного сахара. Сид сказал, что никто ничего не давал Тэрниптопу. – Джеймс замолчал и сделал еще глоток. – Я поставил ваш номер, надел седло и начал затягивать подпругу. Морис подошел и поздоровался. И такая заразительная улыбка… Я не мог удержаться и тоже улыбнулся и подумал, что вы сошли с ума. Он довольно сильно хрипел из-за этой астмы… и потом он достал из кармана три куска сахара, так естественно, так небрежно, и протянул их Тэрниптопу. У меня руки были заняты подпругой, и я подумал, что вы неправы… но… не знаю, что-то меня смутило в том, как он стоял с вытянутой рукой, почти с отвращением, и сахар на его ладони был какой-то странный. Люди, которые любят лошадей, гладят их, радуются, когда дают им сахар, они не стоят как можно дальше от них. Й если Морис не любит лошадей, зачем он приходит? В любом случае, решил я, не будет вреда, если Тэрниптоп не съест сахар, я уронил подпругу, притворился, что падаю, и схватил Мориса за руку, будто для равновесия. Сахар упал в солому, и я словно случайно наступил на него, когда старался не упасть.

– Что он сказал? – восхищенно спросил я.

– Ничего, Я извинился, что толкнул его, но он ничего не ответил. Лишь долю секунды он выглядел совершенно взбешенным. Потом он опять улыбался и, – глаза Джеймса сверкнули, – сказал, как он восхищен мною, что я дал бедному Финну последний шанс.

– Как мило с его стороны, – пробормотал я.

– Я объяснил ему, что вообще-то это не последний шанс, потому что вы будете работать с Темплейтом в субботу. Он только воскликнул: «Неужели?» – пожелал мне удачи и ушел.

– Так что сахар оказался растоптанным и перемешанным с соломой? – спросил я.

– Да, – подтвердил он.

– Ничего не осталось для анализа? Никаких доказательств? – У меня в голосе звучала досада.

– Если бы я не наступил, Морис мог бы поднять и снова предложить Тэрниптопу. У меня не было сахара при себе. Ничего не было… Я не верил, что он мне понадобится.

Я знал – он не любил брать на себя лишние заботы. Но он взял. И я всегда буду ему благодарен. Мы молча пили виски. Джеймс вдруг сказал:

– Почему? Не могу понять, почему он идет на все, лишь бы дискредитировать вас. Что он имеет против вас?

– Я жокей, а он нет, – прямо объяснил я. – Вот и все.

Я рассказал о своем визите к Клаудиусу Меллиту и что он ответил мне.

– Нет никакого случайного стечения обстоятельств в том, что вы и многие другие тренеры с трудом находили жокеев и потом вынуждены были расставаться с ними. Вы все попадали под влияние Кемп-Лоура, он или сам действовал, или через своих подручных, Боллертона и Корина Келлара. Эти двое как губки впитывают яд и капают им в каждое подставленное ухо. Они нашептывали и вам. Вы сами потом повторяли их слова: Питер Клуни всегда опаздывает, Тик-Ток не старается, Дэнни Хиггс слишком много спорит. Грант продает информацию. Финн потерял нерв…

Пораженный, он смотрел на меня. Я продолжал:

– Вы же верили, Джеймс, правда ведь? Даже вы? Действительно, почему бы не поверить? У них такое солидное положение. И так мало надо, чтобы владелец или тренер потерял доверие к жокею. Стоит только незаметно подкинуть мысль, и она уже понеслась: один всегда опаздывает, другой нечестный, третий боится, и скоро, в самом деле очень скоро, он уже остается без работы… Арт, Арт покончил с собой, потому что Корин уволил его. У Гранта нервное расстройство. Питер Клуни сломлен, его жена голодает в промерзшем насквозь доме. Тик-Ток паясничает…