Тени над Латорицей

3. Не его ли ждала в гости Иллеш?

4. Какое может иметь отношение монах к найденному перстню?

5. Не ошибся ли Ховаш? Действительно ли это монах брат Симеон? Если нет — кто он?

6. Родственники первого мужа, проживающие в Венгрии, не посылали Каталин Иллеш посылок. От кого же, кроме Андора, получала она посылки?

Еще не дописав последний вопрос, подполковник уже недовольно сжал губы. Что-то не нравилось ему в этой схеме. Откинувшись на стуле, немного прищурив глаз, словно прицеливаясь, он перечитал все сначала.

Пятый вопрос: «Не ошибся ли Ховаш? Действительно ли это монах брат Симеон? Если нет — кто он?» Почему он пятый? С него и надо начинать! А отсюда и все остальные вопросы или приобретут вес, или, если Ховаш ошибся, отпадут.

И подполковник Коваль вместо цифры «5» поставил перед этим вопросом единицу, обвел его синим карандашом и с помощью стрелки переместил его вверх, соответственно перенумеровав остальные.

Но и это не удовлетворило его.

Что из того, что приезжал какой-то бывший монах, который общался с первым мужем Каталин? Здесь полгородка в той или иной мере «общались» с тержерместером Карлом Локкером, некоторые как его приятели, большинство — как жертвы.

Чем отличается от всех этот бывший монах? Круг снова замкнулся. А может, стоит вернуться к старой схеме?

Задумавшись, подполковник не услышал тихого стука в дверь. Опомнился только, когда вовсю загрохотали. Дмитрий Иванович понял, что это Наташа, которая пришла, как всегда, не вовремя. Он открыл дверь и вернулся к столу, проворчав: «Не мешай».

— Ну и надымил! Надо проветрить, — сказала Наташа, оставив дверь открытой.

Ветер ворвался в комнату, зашелестели на столе Коваля его бумаги, и он торопливо накрыл их ладонями.

— Закрой дверь!

— Как ты сидишь в таком дыму? Голова одна только видна.

И верно: клубы дыма, пронизанные солнцем, окутывали Коваля, словно облака горную вершину.

Подполковник тяжело вздохнул: ну уж теперь не даст поработать! Надо было оставаться в милиции.

Хотя в служебном кабинете ему не так думалось, как в гостинице, — ежеминутно мог кто-нибудь заглянуть, войти, и шаги гулко доносились из коридора, и телефон все время отрывал от дела.

В Киеве работалось ему лучше всего в собственном садике, на свежем воздухе. В гостинице, конечно, не то, что дома, но все-таки более спокойно, чем среди хмурых стен уже обветшавшего здания милиции.

— Дик! — неожиданно воскликнула Наташа. — Смотри: драка! Иди сюда! Оторвись на минутку. Веселая какая драчка! — Наташа стояла у настежь раскрытого окна и казалась розовой в вечерних лучах солнца. — Она за ним бежит и кричит. Он остановится, обернется, ударит ее и дальше идет. А она опять его догоняет и опять что-то кричит. Вот дурочка — он ведь так ее изобьет. И где только твоя милиция ходит? Да иди же скорее! Это, кажется, цыгане.

Коваль поставил на бумаги тяжелую пепельницу и с недовольным выражением на лице подошел к окну.

По скверу с легким чемоданчиком в руке шла хорошо знакомая ему личность — освобожденный из камеры предварительного заключения Маркел Казанок. По всей вероятности, шествовал он на автобусную станцию или на вокзал. Его догоняла растрепанная и крайне возбужденная буфетчица Роза Гей, весь вид которой свидетельствовал о непримиримости. Шелковый ее платок сбился на спину.

Коваль все понял и поморщился. Ничего иного, кроме неприятного ощущения, напоминающего оскомину, Казанок у него не вызывал.

Догоняя неверного любовника, Роза забегала ему наперерез, разъяренно размахивая маленькими кулачками, беспрерывно что-то выкрикивала на своем языке и подпрыгивала, словно пытаясь укусить Маркела за нос. Здоровенный Казанок протестовал против ее выпадов как-то лениво и пренебрежительно: он сталкивал ее с дороги, отмахивался от нее, как от назойливой мухи, и молча, не оправдываясь, шел дальше.

Выкрики Розы долетали до окон гостиницы немного приглушенными расстоянием и высокими деревьями. Время от времени среди потока цыганских слов слышалось «подлец», «деньги» или еще что-нибудь в этом роде.

Повсюду останавливались любопытные прохожие, кое-кто из них шел следом за цыганской парой, и толпа зевак росла.

Вдруг Казанок оттолкнул Розу, пригнул голову и побежал, словно измученный пикадорами бык. Роскошные лакированные туфли его ослепительно замелькали на солнце.

— Смотри, убегает! Такой здоровенный!

— А-а-а! — завопила Роза и бросилась за ним.

Мальчишки помчались следом. К ним присоединился откуда-то появившийся милиционер. И вся эта длинная процессия за несколько секунд скрылась за деревьями.

Коваль только головой покачал:

— Так ему, Казанку, и надо!

— Ты его знаешь? — поинтересовалась Наташа.

— Он у нас по делу проходил.

— Ой, расскажи! Дик, расскажи! — загорелась Наташа.

— Это пока еще не для рассказов, — строго заметил подполковник. — И вообще дай мне спокойно поработать. Какие у тебя планы на сегодня?

— А никаких! — фыркнула Наташа. — Но если родной отец из дома гонит, то я, конечно, уйду.

— Ну, не дуйся, — уже мягче сказал подполковник. — Понимаешь, нужно немножко подумать, сосредоточиться. А ты вот пришла, подняла кутерьму… — он подошел к Наташе и привычным жестом взъерошил ее мальчишескую прическу.

— Послушай, Дик, — серьезно сказала девушка. — Уж не сердишься ли ты на меня? — Она заглянула отцу в глаза. — Может быть, за тот опус о Нириапусе?

Как-то так получилось, что раньше они не касались этой темы.

— Но это ведь была шутка, Дик! Ты сам говорил, что человек, который не понимает шуток…

— Нет, нет, — перебил ее Коваль. — И не думай. В нем даже что-то интересное есть, в этом опусе. Я думаю, если умеешь подмечать смешное, значит, можешь и серьезно отнестись к делу. И вообще написано не бездарно.

— Я не одна писала. Вместе с друзьями. Это наше коллективное произведение.

— А не хочешь ли ты сама стать детективом?

Наташа засмеялась и отрицательно закачала головой, замахала руками.

— Меня, между прочим, Капитолина Сергеевна в кино сегодня приглашала, — вспомнила она. — И тебя — тоже.

— Вот и прекрасно, — обрадовался Коваль. — Иди с ними и извинись за меня, скажи: занят по самые уши… Там, кажется, и сын их, студент, на каникулы приехал, — добавил он лукаво.

Наташа сперва сердито взглянула на отца, потом улыбнулась и плотно закрыла за собой дверь.

Подполковник вернулся к столу. Отпер ящик и достал первую свою схему, испещренную многочисленными исправлениями и разноцветными пометками.

Расчертил и заполнил чистый лист.

«ОГРАБЛЕНИЕ»

Длинный и Клоун

—

1. Будучи доставлены из Тюменской области признались, что в ночь с 15 на 16 июля были во дворе Иллеш, к которой пришли, чтобы ограбить ее.

+

1. Отрицают свое участие в убийстве.

2. Оба твердят, что слышали в доме предсмертный хрип, побоялись войти и убежали.

?

1. Правдивость показаний Клоуна и Длинного.

2. Знают ли они что-нибудь о перстне?

3. Где их ножи?

«НАСЛЕДСТВО»

Эрнст Шефер и его жена Агнесса

—

1. Нет алиби.

2. Коповски настаивает в своих показаниях на подозрительности поведения Шефера.

+

1. Старик Коповски опознал перстень. Видел его на руке отца Каталин. Перстень фамильный, унаследован по старшенству Эрнстом Шефером, а носил его зять — жандарм Карл Локкер.

?

1. Фраза жены Шефера Агнессы: «Ты этого не сделаешь, Эрнст! Ты пожалеешь меня и детей!» — до сих пор не расшифрована.

2. Агнесса Шефер отказывается от этих слов, создавая алиби мужу.

«МЕСТЬ»

Старик Тибор Коповски