По ту сторону добра

— Дальше? — медленно произнесла, словно собиралась с мыслями, женщина. — Я вышла с ней на дорогу, остановила такси и отвезла ее к матери. А как же! Она всю дорогу дрожала, даже под ватником.

— А как ее зовут, эту девушку?

Женщина молчала.

— Забыли?

— Да нет, — растерянно ответила. — Она не назвалась. А я не спросила. Не до этого было.

— Хорошо. — Коваль встал. — Теперь пойдемте к месту происшествия.

Он попросил стрелочницу показать, где бросилась на рельсы Джейн, где находилась в это время электричка. Потом снял часы — старенький «Луч», — дал женщине, а сам, поддерживаясь на руках, опустился на рельсы и попросил засечь, за сколько секунд он поднимется и отбежит от путей…

8

Как ни ждал сегодня Дмитрий Иванович появления лейтенанта Струця, как ни готовился к встрече с ним, но, когда тот открыл дверь, весь напрягся.

— Здравия желаю, товарищ подполковник! — бодро приветствовал его инспектор.

Не поднимая головы от бумаг на столе, за которым сидел, Коваль пробурчал в ответ что-то неразборчивое.

Лейтенанта не смутил холодный прием. Начальство, иронически подумал он, как и все люди, тоже имеет право на плохое настроение. Впрочем, люди такого возраста все сварливые, он убедился в этом, наблюдая за своим отцом, полковником в отставке, — а теперь вот и Коваль уверенно приближается к критическому этапу и полковничьему званию. И тут же с удовлетворением отметил, что ему, лейтенанту, до этого возраста, как и до высокого звания, еще очень далеко. На его устах появилась довольная улыбка.

Очевидно, эта улыбка и была последней каплей, переполнившей чашу терпения Коваля.

— Я с самого утра побывал у Крапивцева… — начал Струць.

Подполковник жестом оборвал его, поднялся из-за стола и, как всегда, когда волновался, стал мерить шагами комнату. Струця, который удивленно следил за ним, он будто не замечал.

Так прошло несколько минут. Вдруг Коваль резко остановился и внимательно посмотрел на лейтенанта, словно впервые увидел: черные туфли, брюки с тоненьким красным кантом, форменная серо-голубая рубашка, молодое, теперь уже растерянное лицо, карие глаза и чертова девичья родинка над губой…

— Вы лучше расскажите, что делали вчера вечером!

Коваль, пожалуй, впервые в жизни повысил голос на подчиненного. Кто-то открыл дверь в кабинет и тут же закрыл.

— Дмитрий Иванович… товарищ подполковник… — Струць не понимал, почему вдруг налетела такая гроза. На лице его была уже не только растерянность, но появился и страх за Коваля, которого он успел узнать как человека выдержанного. — Товарищ подполковник, я ничего не понимаю. — И внезапно лейтенанта охватила злость. Какое имеет право Коваль кричать на него, офицера, как на мальчишку?! — Почему вы кричите на меня?!

Подполковник взглянул в лицо Струця и осекся. Через несколько секунд, овладев собой, спросил:

— Так где вы были вчера вечером, лейтенант? С кем? Что делали?

— Объясните, пожалуйста, товарищ подполковник, что случилось? — твердым голосом произнес Струць.

Коваль видел, как возмущение все больше охватывало молодого офицера.

— Я жду вашего ответа, лейтенант. Что вы делали вчера вечером?

— У меня было свободное от службы время…

— Мы с вами всегда на службе, — перебил его Коваль. — Особенно когда ведем розыск. Были вы вчера в лесу с Джейн Томсон?

— Был.

— Что между вами произошло?

Струць растерялся. Неужели подполковник узнал о той глупой выходке Джейн? Не хиромант же он, в конце концов. И не верится, чтобы вслед за ними посылал какую-нибудь ищейку. Или сама Джейн наболтала? Впрочем, от нее всего можно ожидать…

— Ничего особенного, — наконец произнес Струць. Не будет же он рассказывать Ковалю о том, как Джейн раздевалась, как закружилась голова, когда девушка прижалась к нему.

— Тренировались в разговорном английском? — язвительно спросил Коваль.

— Да, разговаривали.

— По моему заданию?

— Да.

— И что же нового выяснили в деле Залищука? Что дали нам эти ваши разговоры? Садитесь и рассказывайте подробно.

Струць опустился на стул и, наклонив голову, какое-то время молчал.

Коваль терпеливо ждал. Нервная вспышка, которая была следствием бессонной ночи, уже прошла, к нему возвращалось выработанное годами равновесие. Успокаиваясь, он посмотрел в окно, на укорачивающиеся тени деревьев и строений, на кусок голубого неба…

Эта ночь для Дмитрия Ивановича была не только бессонной. Она будто перечеркнула все его прежние находки и размышления. Впервые, пожалуй, он усомнился в своем опыте и способности предвидеть события. Среди ночи ему позвонил администратор гостиницы и сообщил, что Джейн Томсон забрала «скорая помощь» с признаками тяжелого отравления.

Дмитрий Иванович тут же оделся, подумал: как хорошо, что лег спать в кабинете — не потревожит Ружену, и помчался в больницу, куда отвезли Джейн.

Девушке уже промыли желудок, дали противоядие и поместили в палату. Врачи «скорой помощи» заверили Коваля, что жизни мисс Томсон ничего не угрожает, но поговорить с ней не разрешили: ей нужен покой.

«Неужели после неудачной попытки броситься под поезд Джейн решила отравиться?! — начал размышлять Коваль. — Что это за яд? Где она взяла его? Эксперты пока ничего уверенно не могут сказать, но врачи «скорой» подозревают, что в желудок попал растительный яд, который причиняет сильную боль. Джейн, рассказывали, кричала от этой боли, пока ее везли в больницу…»

Ему вспомнились слова Таисии: «Животик у него еще был тепленький… Один, брошенный, корчился на мокрой земле…».

Подполковник подумал с горечью: его опасения, что яд ходит по рукам, что после Бориса Сергеевича будут новые жертвы, начинают сбываться… И он не помешал этому!

Чувствовал себя так, словно попал в лабиринт и не может из него выйти. События накатывались лавиной, он не успевал всюду и не мог поймать преступника, который, возможно, выбирает сейчас себе новую жертву.

Борис Сергеевич и мисс Томсон — двое потерпевших. Но какие это разные люди! Разве они могут стоять в одном ряду, то есть представлять одинаковый интерес для преступника? Но оба ли они жертвы? Это тоже нужно еще выяснить. А может, Залищука погубили по ошибке и яд с самого начала предназначался Джейн? Возможно, это случайное стечение обстоятельств, что вино выпил Борис Сергеевич?..

Коваль признавал существование случайностей, которые являются результатом объективного стечения обстоятельств. Но поскольку такое совпадение случается редко и не может быть своевременно предвиденным, его считают незакономерным и не принимают во внимание.

Черт возьми, кажется, в своем розыске он возвращается к исходной точке! Кому же предназначалась отрава, если не хозяину дачи? Ее пустили в ход в тот вечер, когда Томсоны и врач Найда были в гостях у Залищуков. Если не Борису Сергеевичу, то кому же из четырех присутствующих? Таисии?.. Абсурд! Врачу Найде?.. А кому Найда мешает? Он не связан ни с кем из участников… А может, Кэтрин не все рассказала о нем, может, за доктором есть какие-то грешки и он боялся, что женщина разболтает?.. Выходит, удар был направлен им на Кэтрин, на бывшую свою любовь?..

Что-то протестовало в душе Коваля против такого завершения светлой юношеской любви, которая претерпела не менее тяжкие удары судьбы, чем любовь Ромео и Джульетты.

А кому нужна была смерть Джейн? И не по ошибке ли она выпила отраву? Нет, чепуха! Другое дело — мать Джейн. Даже у Бориса Сергеевича могли быть серьезные претензии к Кэтрин, ведь она собиралась забрать от него Таисию в Англию.

И в самом деле все перепуталось. Он действительно возвратился к исходной точке, и все труды и его, и лейтенанта, который сидит сейчас перед ним потупившись, и исследования экспертов — все идет прахом.

А что все-таки делать с этим Струцем? Вчера ночью он подумал, что, возможно, вся эта история с лейтенантом вымысел Джейн. Потому она и сказала: «Мы с мамой не будем поднимать шум… А вы за это помогите мне завтра же вылететь к жениху…»