Москву ничем не удивишь

— Ты, чего, зачем из револьвера ты палить начал?

— Правильно он сделал, — вмешался Петров, — если бы он не пальнул, то этот урод забил бы меня до смерти, он вообще какой-то отмороженный!

— У них тоже стволы были за пазухой, — сквозь зубы процедил Вдовиченко, — в кобурах, я видел. Что ждать было пока они нас рядышком положат? Сдохнуть захотел?

— Нас Насосов теперь на куски порвет, — пояснил Бляшкин, — нам же менты на хвост сядут, будут проблемы!

— Надо чего-то придумать, чтобы выкрутится, — ответил Вдовиченко, — короче у меня есть такая идея. Сейчас загоним «Газель» где потише, обольем бензином и подожжем её. Насосову скажем, что оставили машину и её у нас угнали. Поорет за это Насос, конечно, но он вообще за своих всегда в горло вцепиться! И концы в воду! Кто нас там видел, кто нас вообще будет искать? Что ты разнылся, как баба? Подумаешь, завалили двоих уродов!

— Это не уроды, это крутые какие-то были, — опять сказал Бляшкин, — тачка навороченная, номера блатные, стволы в кобуре.

— И че ты зассал что ли? — сердито толкнул его локтем Вдовиченко. — Может быть, тебе открыть клуб ссыкунов и стать его председателем?

Петров заржал, а Бляшкин понял, что не прав, он сказал, что просто думает о том как выкрутиться из ситуации, чтобы все было гладко.

— Нормально всё замаскируем, — посоветовал Вдовиченко, — я ж бывший мент, ты меня слушай. И если чего — ни чего не знаем, ничего не видели. Кто нас там запомнил, кто нас опознает? Оба урода — трупы, а кому еще надо в свидетели записываться. Главное — не бздеть и не признаваться, понятно?

И тут Вдовиченко как раз увидел подходящую для сожжения «Газели» площадку за школой — футбольное поле с разломанными воротами, которое пустовало. Снег с поля был убран до самого покрытия. Уже начало смеркаться, фонари были разбиты, Вдовиченко загнал машину на поле, поставил прямо возле ворот, они все втроем вылезли из кабины, захлопнув двери. Надо было поторопиться закончить с этим делом. Вдовиченко вытащил револьвер, взвел курок, прицелился в пластиковый бензобак «Газели» и нажал на спусковой крючок. Бабахнул выстрел, бензобак пуля пробила навылет и из него двумя струями полился бензин. Эхо выстрела разлетелось по округе, отражаясь от стен домов. Подождав немного, пока лужа под днищем хорошо растечется, Вдовиченко вытащил из кармана коробок спичек, выгреб все, что были, зажег их одновременно и бросил в растекающуюся под фургоном лужу. Пламя вспыхнуло столбом, осветив окрестности.

— Вот почему я ношу с собой спички, а не зажигалку!!! — пояснил Петрову Вдовиченко, повернулся и быстрым шагом пошел прочь.

Его помощники кинулись за ним. «Газель» запылала, как чучело зимы на Масленицу, огонь взметнулся на высоту пятиэтажного дома. Со всех сторон, привлеченные пламенем к пожару устремились любопытные — пацаны и местные алкоголики. Послышались крики из окон:

— Пожар, караул!

И еще глухой, еле слышный крик:

— Помогите, спасите, горю! — доносился из самого фургона.

Быстро уходя люди Насосова услышали его.

— Ё-моё, мы ж этого певца там внутри забыли!!! — вспомнил Петров, остановившись и повернувшись лицом к фургону. — Он же сгорит там!!!

Озабоченные перестрелкой на перекрестке они совсем забыли о тихо сидящем в фургоне Алмазе.

— Ну, ё-моё, что за непруха, — ругнулся Вдовиченко, который тоже, озабоченный стрельбой на перекрестке позабыл о том, что в фургоне закрыт Алмаз, — надо доставать придурка, он же денег шефу должен!

— Что ж за ним в огонь лезть что ли? — вмешался в разговор Бляшкин. — Пылает так, что вообще не подойти! Сейчас и мент, и пожарные тут будут! Хочешь чтобы нас возле «Газели» и взяли?

Вдовиченко еще раз глянул на пожар, возле которого уже собирались люди, плюнул и сказал:

— Хрен с ним — семь бед — один ответ.

Повернулся и пошел прочь. Некоторое время они шли молча в направлении оживленной трассы, чтобы поймать такси. Отблески пламени играли их тенями впереди на снегу.

— А что мы Насосову скажем про Алмаза? — спросил зануда Бляшкин.

— Скажем, что его вообще не нашли, — ответил Вдовиченко, — скажем, что у Татьяны никого дома не было. Вляпались мы в дерьмо, надо как-то выворачиваться.

Оба его помощника дружно кивнули.

— А «Газель»? — всё не унимался Бляшкин, хотя ему уже все объяснили.

— Да хрен с ней с «Газелью», — ответил Вдовиченко, — скажем, что угнали её у нас. Что пошли мы с вами, дураками, в «Макдональдс» пожрать, а «Газель» угнали. Что тебе эта «Газель»? Ты что на ней всю жизнь ездить собирался? Ты лучше бы о нашем «БМВ» побеспокоился, который теперь только в пункт приема металлолома сдавать!

Все трое понимали, что взбучки от Насосова им не избежать, но что было делать если звезды на небе легли как-то неудачно, что не везло им, просто конкретно не фартило! Хотя, если разобраться детально, всякое невезение весьма относительно, это как посмотреть — с какой стороны. Вот тем двоим крутым, которые выскочили из «Мерседеса» и затеяли драку, им не повезло еще больше — они оба «зажмурились», теперь едут по дороге в морг, Алмаз вон запертый снаружи в фургоне коптится, превращается в уголек, а Вдовиченко и двое его бестолковых помощников пока еще живы и даже не ранены. А Насосов — он хоть и грозный, но отходчивый, поорет и забудет.

Они свернули за угол дома и пожар им вовсе не стал виден.

— А у этих крутых из «Мерса» в багажнике человек был, — сказал Бляшкин, — мы когда уезжали, я в зеркало заднего вида глянул, а этот выпал из багажника «Мерса» и побежал, я видел.

— Тебя эти крутые сильно по башке ударили, — ответил ему Вдовиченко, — ты инопланетян не видал там у них в багажнике?

— Я вам говорю, что точно с черной головой, — стал настаивать Бляшкин, обиженный недоверием, — вы что мне не верите? Мамой клянусь, что в багажнике был какой-то человек!

— Тем более тогда правильно, что я их обоих завалил, — сказал Вдовиченко, — наверное, хорошему человеку жизнь спас…

Тем временем в пылающем фургоне «Газели» задыхался популярный певец и постановщик мюзиклов Алмаз. Он стучался в закрытые двери, кашляя от дыма, который резал глаза, пока силы не оставили его и он не свалился на раскаленный от пожара пол. А через секунду бензобак взорвался, пламя дьявольским фонтаном взметнулось вверх и в стороны и фургон разлетелся на куски.

Хорьковский отошел от гнева и решил так — черт с ним с этим Владиком, его он еще найдет и яйца ему отрежет, а с женой отношения надо налаживать. Всё-таки развод это так геморройно в его высоком положении — всё надо делить, перестановок на ключевых постах столько, финансовых потерь не оберешься, суды эти длительные, адвокаты жадные до денег прицепятся, как клещи, опять же дети его и Виктории, которые учатся в Англии, будут не рады их разводу.

Да и всё-таки очень нравилась Хорьковскому его жена как женщина, да и вместе они из дерьма выбирались, когда после горного института в строительном вагончике налаживали свой быт, зарабатывали первые денежки во время объявленного Ельциным дикого капитализма. Магнат подумал и понял, что правда мало уделял Вике внимания. Вроде бы когда он далеко где-нибудь в командировке — так тянет к Виктории сильно. Проститутки, хоть и элитные, они ж пустые, как матрешки, жизни в них нет, словно в бабе резиновой, глаза стеклянные. А вот приедет, домой магнат к жене, вроде стремился, а некогда ему заняться её прелестями толком. Раз-раз кое-как и побежал по делам — Москва, она скорости требует, темпа, не до семьи с женой. Хорьковский решил все изменить, наладить с женой отношения и поднялся к жене в спальню. Виктория лежала на кровати и смотрела в потолок. В глазах её блестели слезы.

— Ну, прости, — попросил он, присаживаясь рядом и взяв её руку в свою, — я же люблю тебя очень и очень ревную. Давай забудем всё и как будто ничего не было. И начнём все сначала.

— Тебе легко говорить, а я ранена в самое сердце, — ответила Вика, — ты оскорбил меня!