Женщина в красном

— Трое. Я был вторым ребёнком. У меня есть старшая сестра, Джудит, и младший брат Питер. А у вас?

— Один брат. Лок.

— Необычное имя.

— Он китаец. Мы его усыновили, когда мне было семнадцать.

Дейдра аккуратно отрезала кусок от своего «портобелло Веллингтона» и, удерживая его на вилке, продолжила:

— Локу тогда было шесть лет. Сейчас он в Оксфорде изучает математику. Очень умный парень.

— Как случилось, что вы взяли его к себе?

— Увидели его по телевизору на Би-би-си. Там рассказывали о китайских сиротах. От него отказались из-за расщепления позвоночника [27]. Возможно, его родители были пожилыми и решили, что не смогут заботиться о сыне. Правда, я точно не знаю. Возможности лечить сына у них определённо не было, потому они и сдали его государству.

Линли смотрел на Дейдру. Девушка выглядела совершенно искренней. Да и все её слова можно было легко проверить.

И всё же…

— Мне нравится «мы», — заявил он.

Дейдра в этот момент подносила ко рту вилку с салатом. Услышав эту фразу, она слегка покраснела.

— Мы? — повторила она.

Тут до Линли дошло, что Дейдра превратно его поняла, подумав, что это местоимение относится к ним, сидящим за её маленьким обеденным столом. Линли тоже покраснел.

— Вы сказали: «Мы его усыновили». Мне понравилось.

— А! Но это было семейное решение. Важные вопросы мы всегда обсуждали вместе. Днём по воскресеньям, после ростбифа и йоркширского пудинга, у нас проходил семейный совет.

— Выходит, ваши родители не вегетарианцы?

— Нет, конечно. Они едят и мясо, и овощи. Баранину, свинину, говядину. Каждое воскресенье. Иногда курицу. Брюссельскую капусту… Боже, как я ненавижу брюссельскую капусту, всегда терпеть её не могла! Ещё морковь и цветную капусту.

— А фасоль?

— Фасоль? — с недоумением переспросила Дейдра.

— Вы говорили, что мама научила вас готовить стручковую фасоль.

Она взглянула на миску, где оставалось штук десять стручков.

— Ах да. Она окончила кулинарные курсы. Отец очень любит средиземноморскую кухню, и мама, считая, что возможности готовки не исчерпываются спагетти по-болонски, занялась интересными рецептами.

— В Фалмуте?

— Я же говорила, я выросла в Фалмуте.

— И в школу там ходили?

Дейдра в упор посмотрела на Линли. Выражение лица у неё было добродушным, она улыбалась, но в глазах появилась тревога.

— Вы меня допрашиваете, Томас?

Тот поднял руки; этот жест означал открытость и признание.

— Простите. Профессиональная привычка. Расскажите лучше о Гертруде Джекил. — Засомневавшись на мгновение, станет ли Дейдра рассказывать, он прибавил: — Я заметил у вас много её книг.

— Она была полной противоположностью Кейпебилити Брауну [28], — ответила Дейдра после небольшой паузы. — Гертруда понимала, что не у каждого есть участок, с которым легко работать. Такой подход мне нравится. С удовольствием устроила бы здесь сад Джекил, если бы могла, но я обречена на суккуленты. Что-то другое при здешних ветрах и погоде… Нет, в таких вещах нужно быть практичным.

— А в других?

— И в других — тоже.

За беседой они закончили обед, и Дейдра собрала тарелки. Если она и была озадачена излишним любопытством Линли, то хорошо это скрыла. Дейдра улыбнулась ему и попросила помочь вымыть посуду.

— После я займусь вашей душой, очищу до самого дна, — произнесла она. — Метафорически, конечно.

— Как вам это удастся?

— Намекаете, что за один вечер это невозможно? — Дейдра кивнула головой в сторону гостиной. — Мне поможет игра в дартс. Вряд ли вы станете мне достойным соперником.

— Можете не сомневаться, я вас сделаю, — заверил Линли.

— Поскольку перчатка брошена, начнём немедля. Тот, кто проиграет, моет посуду.

— Согласен.

Бен Керн знал, что ему надо позвонить отцу. А принимая во внимание возраст отца, надо лично отправиться в бухту Пенгелли и сообщить новость о Санто.

В Пенгелли Бен не появлялся много лет, и ему страшно было представить, как он туда приедет. Бухта вряд ли изменилась, а всё благодаря отдалённости и тому, что местные жители не склонны к переменам. Для Бена это станет возвращением в прошлое, то есть предпоследним местом, где он хотел бы жить. Последним местом было настоящее. Он мечтал о забытьи, о реке забвения Лете, в которую можно погрузиться и где понятие «память» перестанет существовать.

Бен не стал бы и заморачиваться, не будь Санто обожаемым внуком. С ним самим родители вряд ли мечтают встретиться. Они не виделись со дня его свадьбы. Бен лишь по праздникам связывался с родителями по телефону, и разговоры эти были фальшивыми. Более свободно Бен общался с матерью, когда звонил ей на работу или когда в один из плохих периодов Деллен срочно требовалось отправить детей к бабушке с дедушкой. Возможно, всё было бы иначе, если бы Бен им писал, но он не был мастером эпистолярного жанра, а даже если бы и был, приходилось принимать во внимание Деллен и его лояльность к ней. Поэтому он оставил все попытки восстановления дружеских отношений, и родители сделали то же самое. Когда мать в шестьдесят лет перенесла инсульт, Бен узнал об этом лишь потому, что в то время Санто и Керра гостили у дедушки с бабушкой. Дети рассказали о состоянии бабушки по возвращении домой. Даже братьям и сёстрам Бена было запрещено передавать ему эту информацию.

Другой человек на его месте повёл бы себя с родителями соответственно: не стал бы сообщать о смерти Санто. Но Бен пытался — и часто неудачно — не быть похожим на своего отца, а это значило, что ему следует проявить альтруизм и выразить сочувствие, несмотря на то что больше всего ему хотелось спрятаться от всех и отдаться своему горю.

Полиция так или иначе свяжется с Эдди и Энн Керн, потому что полиция всегда так поступает. Они копаются в жизни всех, кто имеет хоть какое-то отношение к покойному, — боже, он назвал Санто покойным! — и ищут то, что кажется подозрительным. Можно не сомневаться, когда его отец узнает о Санто, горе сначала вызовет у него поток бранных слов, а потом и обвинений. Мать не сможет успокоить мужа и будет стоять рядом: она любила этого человека, но за долгие годы супружества не сумела усмирить его буйный нрав. И хотя не было никаких причин обвинять Бена в смерти Санто, полиция сделает свои выводы, рассматривая отдельные моменты их жизни и объединяя их в цепочку, какими бы разрозненными на первый взгляд эти моменты ни казались. Нельзя допустить, чтобы полиция обратилась к его отцу и первой принесла ему скорбную весть о любимом внуке.

Бен решил позвонить родителям из своего кабинета, а не из квартиры. Лифтом он пользоваться не стал, а пошёл по лестнице, стараясь отдалить неизбежное. Войдя в кабинет, Бен не сразу взял трубку, он посмотрел на календарь, где была отмечена дата открытия «Эдвенчерс анлимитед». Этот особенный календарь сделал Алан Честон. В нём фиксировались дела минувшие и то, что предстояло сделать, а также заявки будущих клиентов. До Алана маркетингом занималась Деллен. С работой она не справилась. Идей у неё было много, но осуществить их она была не в состоянии из-за отсутствия организаторских способностей.

«А какие способности у неё есть, могу я узнать? — спросил бы его отец. — Ладно, не отвечай. Все знают, в чём она сильна, и не ошибутся. Вот так-то, мой мальчик».

Неправда, конечно. Эдди Керн не был плохим человеком, просто зациклился на своих принципах, и принципы эти вступили в противоречие с принципами Бена.

Так же, впрочем, как и у Бена с Санто. Сейчас Бен это понял. Подумать только, он до сих пор не освободился от влияния отца.

Бен глядел в календарь. Четыре недели до открытия, и они должны открыться, хотя он не представлял, как они это сделают. Сердце Бена уже не лежало к этому бизнесу, но они вложили столько денег, что выбирать не приходилось. К тому же заключили договоры с клиентами, так что назад дороги нет, и хотя заказов было не так много, как он предполагал, Бен надеялся, что Алан Честон обо всём позаботится. У Алана были и планы, и способности воплотить их в жизнь. Он был умён и являлся лидером по природе. Самое главное, Алан совсем не был похож на Санто.