Цвет крови

— Не знаю. Свести счеты.

— С вашей семьей?

— И с церковью. И со всей гребаной страной.

— И как обстоят дела? — поинтересовался я.

— Да пока неплохо, — сказала она и продолжила нараспев: — У тебя никогда нет недостатка в счетах, с которыми надо разобраться, старушка Ирландия.

Она допила пиво и махнула бармену:

— Пэт, «Карлсберг» и… Мне покупать вам две выпивки? Дорогое свидание получается, твою мать.

— Только пинту. Виски уже сделало свое дело.

— И «Гиннесс». Так как оно все выглядит там, в верхах? Теория смертельного треугольника все еще актуальна? Шейну будет предъявлено обвинение? Бедная Джессика. Она мне всегда нравилась, она была очень сексуальной.

— Вы сейчас работаете? — спросил я.

— В кругах близких к… — шепнула она.

Я покачал головой.

— Больше я не могу ничего рассказать.

Принесли выпивку, и мы занялись делом.

— Я хотел расспросить вас про доктора Джона Говарда, — продолжал напирать я.

— Ну, это уже работа. Такая информация вам даром не достанется. Если вы не хотите поделиться вашей…

Я взглянул на нее. Она усмехалась, но была человеком серьезным и делала тщательную и ценную работу.

— Ладно, но то, что я вам расскажу, должно остаться тайной до того, как я разберусь с этим делом, понятно?

— Это вы так говорите.

— Нет, я серьезно. А затем я расскажу вам все — при условии, что меня вы упоминать не будете. Потому что речь идет о жизни и смерти людей. Включая ваших родителей.

Она некоторое время не поднимала глаз, когда повернулась ко мне, лицо было решительным, глаза мрачными. Она кивнула.

— Значит, так. Я сегодня говорил с полицейским в отставке, занимавшимся делом об убийстве вашей матери и в результате повышенном до инспектора. Поймите, он ничего не говорил открытым текстом, но был явно недоволен результатом. Особенно он расстраивался насчет того, что Кейси действовал в одиночку. Он говорил о разнице ран вашей матери и отца, о том, что Кейси не только был учеником вашей мамы, но и игроком в команде по регби, которую тренировал ваш отец, и сыном горничной в доме Говардов. Его обучение оплачивали Говарды.

— Вы хотите сказать, что Сандра и мой отец…

— Я ничего не хочу сказать. Это все гипотезы…

Марта О'Коннор нетерпеливо кивнула, как будто хотела сказать: «Я знаю, как это делается, оставьте это дерьмо для недоумков».

— Ладно, мальчишка был любимчиком в классе Сандры. Наверняка некоторые из одноклассников считали, что там есть нечто большее, чем просто фаворитизм. Значит, мы можем предположить, что Сандра…

— Трахала его.

— И в процессе учила его, что следует делать. Околдовывала, как вы выразились. А хотела она, чтобы доктор Рок стал свободным. Что, естественно, подразумевает, что от вашей матери следовало избавиться.

— А по этой гипотезе мой отец принимал участие в этих планах?

— Вполне возможно. Он же встречался с Кейси на поле во время тренировок. Он ведь был вдохновителем по натуре, верно?

— Люди так считают. Для десятилетней девочки, если только ей особенно не повезет, папочка всегда вдохновитель, весь ее мир. Но люди говорят, особенно в мире регби, что доктор Рок был сильным человеком. Героем для многих.

Она произнесла слово «регби» с таким выражением, будто это была детская игра, а когда говорила «доктор Рок», делала это с иронией, хотя боль, которую она испытывала от его отсутствия, все же чувствовалась.

— Хотя особой необходимости в этом не было. Сандра вполне могла обучить его сама. Она работала с перспективой: избавившись от Одри, она должна была еще завоевать доктора Рока.

Марта сидела с отвисшей челюстью.

— Знаете, я всегда удивлялась… не подумайте, что я хотела его смерти, но было очень странно, что Кейси убил ее и оставил его в живых.

— После Говарды заплатили матери Стивена Кейси. Купили ей дом.

— Чтобы молчала? Вы хотите сказать, она знала, что они убили ее сына?

— Нет, но она знала, что он убил вашу мать. И потому покончил с собой. Они откупились от нее, чтобы она не задавала неудобных вопросов.

— Например? Что имел от этого Стивен?

— Именно.

— И что же?

— Тут мы можем только предполагать, это всего лишь гипотеза: Сандра заколдовала его, внушила, что ваша мать мешает счастью доктора Рока и что, только убив ее, он может его освободить.

— Слабовато, не находите?

— Разве? Для семнадцатилетнего парня, который пошел и сделал то, чему его научили? Вполне могло хватить.

— Да, наверное, ведь он пошел и убил…

— Ваши мать с отцом были счастливы?

Марта основательно приложилась к пиву.

— Мне было десять лет, не забывайте, — сказала она.

— Я помню. Хорошее время для того, чтобы думать что хочешь, не подвергая свои мысли цензуре. Вы когда-нибудь радовались, что остались вдвоем, только вы и отец? И не стало в результате хуже, когда появилась Сандра? Я понимаю, вам может показаться предательством так думать и говорить об этом, но мне всего лишь хочется распознать логику всех этих действий — для Сандры, для Стивена Кейси, даже для вашего отца.

Марта молча смотрела в пивную кружку. Потом сказала очень низким голосом, который звучал так, будто она заранее приготовила это выступление:

— Да, я была счастлива, когда мы жили вдвоем; мать не была слишком ласковой женщиной, ей не нравилось, когда отец выказывал свою привязанность ко мне. Когда он сошелся с Сандрой, первое, что мне стало ясно: они очень сексуально привязаны друг к другу, они этим занимались постоянно, — и тогда я начала понимать, что с моей матерью у отца все было по-другому. Наверное, из-за этого мне еще труднее было смириться с присутствием Сандры. Ведь я все еще думала, что мой папа принц. Что вы на это скажете?

Марта допила пиво и поискала бармена, но его нигде не было видно. Она снова повернулась ко мне и покачала головой.

— Я вот уже пять лет плачу одной бабе за разговоры, и я даже близко не рассказывала ей того, что сейчас рассказала вам.

— Наверное, она боялась спросить прямо, не убил ли ваш отец свою жену.

— Вы не тем делом занялись, Эд Лоу. Где же бармен? Пэт?

Лицо и манеры Марты были вполне трезвыми, но она всячески старалась изобразить веселье большой девочки. Пиво разъедало эту ее веселость, однако, а я никак не хотел, чтобы она опьянела.

— Не напивайтесь, — попросил я. — Не забывайте, вы пообещали мне раскрыть свои карты.

Напиться пивом? Только не я.

За стойкой материализовался Пэт с выражением некоторого скептицизма на лице.

— Еда у вас есть? — спросил я.

— Нет, — ответил он, — только запеченные бутерброды.

Я заказал два бутерброда с ветчиной и сыром и еще выпивку.

— А теперь, — сказал я, — пожалуйста, про доктора Джона Говарда.

— Доктор Джон Говард. На самом деле я преувеличивала его значимость. Самое горькое разочарование — он был типичным ирландским доктором своего времени. Послушным церкви. Если бы Ирландия была в Восточном блоке, у нас было бы полно тайной полиции. У нас было бы больше полицейских, чем обычных людей. Я умиляюсь, когда говорят, что мы предположительно ненавидим доносчиков. Да мы своих собственных детей бы предали, если бы могли сделать это тайком. Так или иначе, церковь не могла проводить свою политику против стерилизации, абортов, противозачаточных средств без энергичной помощи врачей. Как в случае с тайной полицией и доносчиками: если за вас все делают миряне, вам не приходится им напоминать. Мне думается, что Говард являлся советником у нескольких министров по вопросам здравоохранения. Это означает, что он стал своего рода символом всего этого, королем, которого в ретроспективе должны были лишить трона. Но на самом деле, как бы мне ни хотелось выделить главу семейства Говардов как особый ее позор, он был таким же, как и все остальные, — стетоскоп в одной руке, распятие в другой. Ему просто удалось стать успешнее других. Он открыл клинику Говарда, потому что понял, что частная медицина никогда не умрет здесь, что в этой стране всегда можно заработать деньги и добиться престижного положения за заботу о здоровье сильных мира сего.