Удар в спину

— Ему нужна была машина, — догадался Мишка.

— Нет. Не совсем. От меня требовалось лишь одно — показать гараж, в котором пацаны обычно хранили украденные тачки.

— И ты сразу понял, о чем идет речь?

— В общем-то да.

— И согласился…

— Да что ты! Откуда мне было знать, что парень не из милиции?

— И что же тебя убедило, что он не из мусоров? — усмехнулся Мишка. Бабки?

— И бабки тоже. Он мне предложил полторы тысячи зелененькими только за то, что я п-покажу гараж…

— Иными словами, за полторы тысячи ты должен был показать ему, где стоит украденная «Шкода», — кивнул Антон.

— Да ничего я не знал тогда ни о какой «Шкоде». О том, что в гараже отстаиваются угнанные т-тачки — это да, об этом мне было известно. А вот конкретно о «Шкоде»…

— А как ты узнал о том, что пацаны угоняют машины? — спросил Мишка. Брат рассказал?

— Да как тебе сказать… Узнал я об этом в общем-то случайно. — Взяв вилку, Картушин принялся катать ею по тарелке горошину. — Возвращался ночью домой и увидел, как к гаражу Ивлиевых подкатывает «Ауди». Решил п-поинтересоваться, кто это у них теперь снимает бокс. Подошел, понаблюдал из темноты от кустов. Ну, а там Виталька с п-пацанами. Я в тот раз не стал светиться, а потом, на следующий день, поговорил с братцем…

— И что, он прямо так вот все тебе и выложил? — не поверил Антон.

— Да нет. Вначале темнил, конечно, выкручивался. Но я его прижал, и в конце концов выудил из него все, что меня интересовало.

— Ишь ты, прямо образцовый следователь, — покривил рот улыбкой Мишка. — Тебе бы в ментовке работать… Ну да ладно. Прижал ты, значит, братца, и он стал тебе с тех пор деньгу отстегивать?

— Да ты что!?? — даже обиделся Анатолий. — Я с ним такую беседу тогда провел! Говорил о предстоящей ему жизни, о безумно любящих его родителях. Просил, чтобы он п-пожалел мать и не ввязывался больше ни во что подобное. Тогда же он мне поклялся, что впредь будет держаться подальше от этих своих приятелей… А что касается денег, так это я ему ежемесячно деньги выдавал на карманные расходы, чтобы соблазнов у п-парня было поменьше. Да и теперь продолжаю отстегивать.

— Что-то я не пойму… А откуда у тебя у самого-то бабки? На брата, на подругу, на квартиру, на хорошую тачку?

— Я работаю.

— Ну да. Конечно, — покачал головой Филимонов. — И тебе платят там как председателю правления какого-нибудь международного банка…

Картушин лишь слегка пожал плечами.

— Кстати, а что означают буквы «БВСН» в названии твоей фирмы? полюбопытствовал Антон.

— А черт его… Что-то связанное с именами и фамилиями владельцев, Картушин помолчал немного. — Но есть вариант, что «БВСН» это — «Было ваше, стало наше».

— Сильны! — хохотнул Мишка.

— И все-таки, кому ты рассказывал о делишках своего братца? — вернул разговор к его началу Антон.

— В том-то и дело, что никому…

— Э нет, так не бывает, — покачал головой Стахов.

— Как видишь — бывает.

— Если бы никому — к тебе не стали бы обращаться с вопросом, где находится этот гараж.

— Я понимаю. И все-таки я д-действительно ни с кем не обмолвился об этом ни словом. Даже с матерью.

— А с женой?

— Да Боже упаси! Разве ж с бабами на такие темы можно говорить?

— Не поверю, чтобы после того, как ты получил свои полторы тысячи, ты не размышлял, кто этих деятелей вывел на тебя, — покачал головой Мишка.

— Конечно размышлял. Но я уже сказал, что так ничего и не придумал.

— А эта твоя Люська..?

— Да что ты! Ты даже не п-представляешь, какая это удивительная женщина. Даже если бы я что-то и сказал ей, она никогда и никому не обмолвилась бы об этом!

— Понятно. И все-таки — говорил или нет?

— Не думаю… — слегка покачал головой Анатолий. — Но, повторяю, она бы никогда…

— Значит, мог и рассказать, — обращаясь к Антону, подвел итоги разговору Мишка. — Тогда нет ничего удивительного, что её дружки Филимонов указал движением подбородка в сторону Ирины, — поджидали тебя ни где-нибудь, а у дома твоей подруги.

— Но вы ведь тоже поджидали меня там.

— Мы вышли на тебя через машину. А с какого конца, помимо твоей подруги, могли ещё выйти на тебя эти любители пострелять?

— Если бы тут была замешана Люська, меня не стали бы трогать рядом с её домом, — возразил Картушин.

— Может быть так, а может и нет — задумчиво произнес Филимонов. Даже, скорее всего, все обстоит как раз наоборот. Кто ж заподозрит любовницу, на пороге которой злодеи убили любимого человека? Да никто.

— Я, между прочим… — хотел что-то сказать Картушин, но неожиданно осекся. — Постойте, п-постойте, мужики. А ведь я действительно рассказывал Люське о том, что брат чуть было не угодил в неприятную историю… Но это было очень давно. И — убей, не помню, — говорил ли я ей о деталях…?

— Говорил, говорил, — с усмешкой заверил его Мишка. — Можешь не сомневаться.

— Вот ведь гадина! — с чувством произнес Анатолий и плеснул себе водки в стакан с недопитым рассолом. — Я ж для неё наизнанку выворачивался. А она?

— Изнанка твоя ей видно не по душе пришлась, — заметил Мишка. — Ну да ты особенно не переживай. Радуйся, что мы вовремя оказались рядом.

— Да я, мужики! Знаете, как я вам благодарен? Нет? Я теперь за вас горло любому перегрызу. Точно вам говорю… Давайте, выпьем. За вас.

— За что это вы там? — также подняв свою рюмку, поинтересовалась с другого конца длинного стола Ирина. — Мы тут с Илларионом Дмитриевичем о смысле жизни говорим, а они в это время без нас тихонечко «белое вино» попивают… Нехорошо.

— Я предложил выпить за них, — показывая кивком головы на Мишку и Антона, пояснил Картушин. — Ваше здоровье, мужики! И пусть на ваших врагов обрушится все то, чего они желают вам.

— А вот за последнее Ирина едва ли будет пить, — усмехнулся Антон. Хотя и за первое, наверное, тоже.

— Ваше здоровье, — не вступая в полемику, до конца опустошила свою рюмку молодая женщина. — И, поверьте, у меня нет ни малейших оснований желать никому из вас ничего плохого.

— Молчала бы уж. «Никому»… — передразнил Анатолий и до конца выпил из стакана свой мягко выражаясь оригинальный огуречно-водочный коктейль.

— Да-а. Странные мы, люди, создания, — следуя примеру остальных, опрокинул рюмку Илларион Дмитриевич. — Помните, как там у Лермонтова?

— процитировал он.

— Брось ты, Дмитрич, — поморщился Мишка. — «Зачем?». Ясно зачем. Человек воюет за место в жизни, за баб, за приятную тяжесть кошелька в кармане. Помню, кто-то умный сказал, что прогресс является не более чем следствием стремления человека к наживе.

— Это Монтескье, — подсказал Антон. — Несколько иными словами, но смысл именно такой.

— Да неважно, — отмахнулся Мишка. — Важно, что так повелось с сотворения мира. Мужики всегда воевали. И хорошо. Без этой бесконечной войны жизнь была бы пресной и неинтересной.

— Мы с тобой на эту тему не раз спорили, Михаил, — покачал головой Илларион Дмитриевич. — А я как и прежде уверен, что человек может быть счастлив лишь тогда, когда счастливы окружающие его люди. Об этом, кстати, также говорил Монтескье.

— Ну да, как же… Познакомились бы мы с тобой там, где спят на нарах, если бы ты был убежден в этом… — усмехнулся Филимонов и пояснил, Дмитрич ведь был у нас крупным ученым, доктором технических наук. Представляете? И — сел. А почему? Да просто однажды отстрелил ближайшему другу то, чем тот грешил! Грешил, между прочим, с его женой.

— Прекрати, Михаил! — Дмитриевич слегка стукнул кончиками пальцев по краю стола. — Это… Об этом не следовало говорить.

— Ладно! Прости. И вообще — плюнь и разотри. Не стоят они того, чтобы о них вспоминать.