Машина путает след. Дневник следователя. Последняя встреча. Повести

— Сколько же вы мне дадите?

— Боже мой, сколько угодно!

— Сто тысяч! — снова начала играть я.

— Это много. — Красникова стала торговаться, — Могу дать — двадцать пять,

— Пятьдесят!

— Сорок!

Я не выдержала:

— Вы мерзкая женщина, Красникова! Мошенница снова встала:

— Хорошо, ты получишь пятьдесят.

Она сказала это, презрительно скривив губы и сплюнув на пол.

Я, словно сумасшедшая, выскочила из-за стола, схватила ее за руку, потащила к двери:

— Уходите!!.

Конечно, я не прогнала ее. Она снова сидела передо мной, Но это была уже другая женщина, Она ощетинилась и отвечала так, будто вбивала гвозди.

— Итак, вы признаете себя виновной?

— Да.

— Вы совершили одно преступление?

— Да.

— Скрываете!

— Нет.

— У нас есть данные…

— Ну и черт с ними!

— Вы знакомы с Зульфией Турсуновой?

— Познакомьте — буду знакома.

Я позвонила. В кабинет вошла молодая женщина. Увидев Красникову, она остановилась у двери, Мошенница взяла папиросу.

— Каким ветром тебя занесло сюда?

Женщина схватилась за грудь:

— Она!.. Роза Павловна. — Красникова отвернулась. — Вы обещали мне купить рояль!.. Товарищ следователь, что же это такое? Я отдала ей восемь тысяч!..

— Тряпка! — усмехнулась Красникова. — Я такая же Роза Павловна, как ты Сара Шульмовна!

— Товарищ следователь, оградите меня от оскорблений! — возмутилась женщина. — Я — жена профессора…

— Гмм, — перебила мошенница. — Жена профессора… Крыса!.. Поняла? — Она посмотрела на меня. — У вас еще есть такие?

— Есть, — машинально ответила я.

— Я ничего не скрою, если вы выполните одну мою просьбу!

— Говорите.

— Вышвырните эту… Я не могу видеть глупых рож!

— Гражданка Красникова! — попросила я.

— Что — гражданка Красникова, — скривилась мошенница. — Вы думаете, что они умеют возмущаться, или любить? У них все — фальшивое! И наряды, и деньги, и мужья! Они умерли бы со скуки, если бы я не пощекотала их… Ах, да что говорить! — Она взяла спички и зажгла потухшую папиросу. — Спутники, даже не искусственные, а черт знает какие!.. Они не знают забот — обзавелись мужьями-зарплатоносителями и транжирят деньги…

Подполковник Корнилов остался доволен моим докладом.

— В этом месяце, — сказал он, — было совершено десять преступлений, мы ни одно не оставили нераскрытым. В этом большая заслуга всего коллектива, в том числе и твоя, Наташа.

Я ответила, что ни в чем не вижу своей заслуги, что благополучное окончание «Дела Иркутовой» — результат усилий старшего лейтенанта Зайко и капитана Зафара.

Подполковник внимательно посмотрел на меня, чему-то улыбнулся, затем стал молча постукивать карандашом по столу.

Был поздний вечер. В углу кабинета стоял старый приемник, из которого лилась тихая мелодичная музыка. Я сидела у пристолика, одновременно слушая музыку и разговор, доносившийся из дежурной комнаты. Сначала мне это удавалось без особого труда, но потом все перепуталось в моей голове и я, так же как и подполковник, задумалась.

Не могу припомнить всего, что тревожило меня в то время. Я чувствовала страшную усталость, и мысли, едва родившись, разбивались, как волны, натолкнувшиеся на камни. Прошлое переставало волновать меня. Я даже не упрекнула себя за бестактность, проявленную при допросе Красниковой. Что-то властное и новое родилось во мне…

Мы разговорились с подполковником так же неожиданно, как и умолкли.

— Сегодня, — сказал Игорь Владимирович, кладя карандаш в подстаканник, — я беседовал с Зайко и Зафаром. Они посоветовали мне назначить тебя старшим следователем. Что ты на это скажешь?

Я подумала, что он шутит.

— Когда прикажете принимать дела? — лихо откозыряла я.

— Завтра!

— Не могу, товарищ подполковник, — продолжала шутить я, — Завтра у меня свидание с молодым человеком.

— Это еще что за штучки! — загремел Корнилов, вставая. — Товарищ лейтенант, научитесь сдерживать себя, когда разговариваете со старшим офицером!.. Вы мне больше не нужны!

— Игорь Владимирович… — Я с трудом подбирала слова. — Извините… Я думала, что вы… Это предложение… Все так неожиданно… Я не могу поверить, что вы сказали… Что подумает… Седых?

— Отступаешь?!

— Нет! — Мне стало ясно: Корнилов не шутил. — Вы думаете, что я испугалась Седых?.. Товарищ подполковник, ну что вы!.. Я бы всю жизнь презирала себя, если бы простила ему! С сегодняшнего дня я буду только наступать! С меня достаточно «ахов» да «охов»… Увидите, он поймет, что был не прав.

— Ну-ну, что же ты замолчала? Продолжай!

Я стукнула каблуками туфель:

— Разрешите идти принимать дела?

Игорь Владимирович встал и подошел ко мне. Он был высокий, и я невольно приподняла голову, взглянув в его умные подобревшие глаза.

— Спасибо, Наташа, — крепко пожал он мне руку. — Я рад, что ты во всем разобралась сама. Ты доказала, что сможешь работать. Постарайся всегда, что бы ты ни делала, быть принципиальной и честной. Это необходимо любому человеку, тебе же необходимо вдвойне: ты — работник милиции!

— Я приложу все силы, чтобы оправдать ваше доверие, Игорь Владимирович, — ответила я, не отводя от него взгляда.

— Не моего, — поправил подполковник. — Ты служишь не мне, Наташа, а своему народу, поэтому дорожи его доверием. — Корнилов улыбнулся тепло, как в первый день нашего знакомства, и снова подал мне руку — Ну иди, принимай дела, товарищ старший следователь!

В коридоре меня окликнул лейтенант Седых. Я остановилась, поджидая его. Он подошел медленно, кивнул мне головой и виновато затоптался на месте.

— Здравствуйте, — сказала я.

— Добрый день, Наташа, — тихо, охрипшим голосом произнес он. — Извините, я с утра хочу поговорить с вами, да все никак не могу застать вас одну.

— Я вас слушаю.

— Может быть, выйдем на улицу?

— Если хотите…

Я шла за ним, чувствуя в сердце не то грусть, не то жалость к нему. Мне не хотелось сейчас говорить о том, что уже прошло. Я ни в чем не была виновна — просто выполнила свой долг и все. По-моему, каждый человек поступил бы так же, как и я.

Сделала же я вот что.

Как только Седых сказал подполковнику, что не был со мной в трамвае, и выставил свои «алиби», я, не медля ни одной минуту, повела «следствие» и вскоре смогла доказать виновность лейтенанта. Оказалось, что он подделал командировочное удостоверение. Вместо 12 сентября — день отъезда из города, в котором находился в командировке, — поставил 13 сентября. Поезд идет до Ташкента одни сутки. Значит, 13 сентября, вечером, когда преступники пытались ограбить девушку, Седых уже был дома, то есть в Ташкенте. По документам же значилось, что он в это время находился в дороге. Чтобы не вызвать подозрения, он затем, после беседы с Игорем Владимировичем, сходил на вокзал и достал использованный проездной билет, который «подтверждал» его «алиби».

«Интересно, что он теперь скажет мне?» — подумала я.

Мы вышли во двор отдела и присели на скамейку, которая стояла под двумя старыми яблонями. Время близилось к обеду. Солнце, застыв высоко над зданием отдела, казалось, выбелило крышу и дверь. Дул легкий осенний ветер.

— Я очень виноват перед вами, Наташа, — не сразу заговорил Седых. Он оторвал ветку от яблони и неторопливо срывал с нее листья. — Понимаете, так получилось… Нам вместе работать… Давайте, если можете, позабудем все… Честное слово…

— Что вы хотите? — прикинулась я непонимающей.

У него на лбу выступили крупные капли пота.

— Я… о том… нечестном поступке в… трамвае.

Мне бы надо, очевидно, прочесть ему «мораль»? Он был виноват не только передо мной — он оскорбил своим поступком всех работников милиции. Разумеется, это так не пройдет. Подполковник уже вызывал его к себе и беседовал с ним. На днях его поступок будет разбираться на суде офицерской чести.