Псы господни (Солдаты удачи - 8)

- Мы загрузимся последними, - сообщил Пастухов.

- Ага. Ну ваше дело. Разумная предосторожность, так сказать... Это хорошо. Нам главное - лишь бы тихо все было... Ну спасибо, - как-то не к месту завершил он, наверное имея в виду "зарплату". - Пойду прослежу, чтобы не забывали центровать...

Когда военный удалился, подал тихий голос Дуд-чик, все еще сидевший на заднем сиденье "девятки":

- Зато в космической науке мы впереди планеты всей... - проговорил он речитативом. Пастухов обернулся:

- Имеете в виду разложение личного состава на космодроме, Алексей Петрович?

- Да, - ответил тот безразличным голосом. - И себя тоже имею.

- Это в вас совесть, - поставил диагноз Пастухов. - Рецидив.

Посадка была завершена с соблюдением всех предосторожностей: Возех скрылся внутри, сопровождаемый Мухой, Боцман контролировал трап, поднялись Дудчик, Артист с Доком, подали знак Пастухову, тот пошел, пропуская вперед себя Амира. Однако все это было излишне: никаких неожиданностей не происходило. Все "воины джихада" из команды Возеха мирно скрылись в темноте. Тут же загорелись фары, и стало видно, как они удаляются от места посадки.

Как только все расселись по жестким скамейкам вдоль бортов, Пастухов вынул из кармана конфискованный браунинг и протянул назад Амиру.

- Получи свою "запаску".

- Нет-нет, - отказался Амир. - Ты ее нашел, ты и владей. Пригодится. На Востоке от подарков не отказываются, если не хотят оскорбить.

- Пригодится застрелиться, - шутливо пробормотал Пастух, разглядывая миниатюрное оружие. - Что ж, спасибо, Амир.

Чтобы занять руки, он тут же расстелил на коленях тряпочку, найденную в салоне, разобрал и почистил незнакомое оружие, не обращая внимания на шум и вибрацию.

* * *

Так и не представившийся офицер-вертолетчик действительно доставил их на аэродром и "передал с рук на руки в целости и сохранности" Игорю Владиславовичу. Полковник Потебня был настроен строго по-деловому: точно так же потребовав расчет вперед и пересчитав деньги, проинструктировал заказчиков:

- Грузимся сейчас же, пока не рассвело. Вылет ближе к обеду. Разместитесь как-нибудь на борту и поспите, вы ведь за дорогу должны были устать. С борта не высовываться, по летному полю никому не шляться. Лишние глаза только во вред.

- Что-то не так? - спросил Пастухов.

- Нет, все в порядке, - строго заявил Потебня. - На поле днем работают разные ученые... и другие. В самолет они не полезут, но на полосе все видят.

- Понятно.

- Хорошо, что понятно, - со знакомой армейской интонацией, эхом отдавшейся в ушах капитана Пастухова, заметил он. - В Москве вас встретит майор Стрельчинский и поможет покинуть режимный объект. Вы старший группы? - спросил он.

- Заказчик господин Али Амир, - указал Пастухов.

- Очень приятно, - протянул руку полковник. - Можете не беспокоиться, операция отработана. Вас очень рекомендовали.

- Мне тоже о вас хорошо отзывались, господин полковник, по-восточному польстил Амир.

- Надеюсь, мы сработаемся, - по-уставному выразил надежду полковник. - Какие-нибудь вопросы есть?

- Хорошо было бы покормить моих людей чем-нибудь горячим.

- Через полтора часа завтрак. Вам принесут термос с пищей. Это все? Тогда счастливого пути.

...По грузовому трапу джип, заполненный товаром, загнали в широкое брюхо "Руслана" и закрепили на растяжках. Самолет летел в Москву практически порожним, поэтому и приютиться здесь было не на чем. Расселись на откидных узких скамейках, прислонившись к прохладным стенам.

- В кабину пилотов бы забраться, там кресла - лучше не надо, размечтался Муха.

- И стюардессу тебе на колени, - поддержал его Артист. - Сначала кофе, потом - остальные услуги населению.

- Нет, - твердо сказал Муха. - И кофе, и женщины очень мешают спать. А я хочу мягкое кресло, чтоб вытянуть ноги и...

- А виллу на Канарах не хочешь? - снова подковырнул Артист, пришедший в хорошее настроение.

- В бизнесмене все должно быть прекрасно, - уверенно заявил Муха, и шестисотый "мерс", и вилла на Канарах, и...

- И контрольный выстрел в голову, - не давал ему покоя Артист.

- Дурень ты, Артист.

- И ты добрый дурень, Муха, - улыбнулся наконец Боцман, давно не слышавший, чтобы хлопцы дурачились. Это был добрый признак бодрости духа и надежды на скорый конец операции.

- Вон ваши стюардессы, - обратил их внимание Пастухов.

По грузовому трапу тяжело поднимались два солдатика в грязных робах. Они тащили два военных термоса и плотно набитый чем-то пакет. Опустив все это рядом с пассажирами, они козырнули, и старший доложил, обращаясь к Дудчику - единственному среди пассажиров человеку в военной форме:

- Завтрак, товарищ майор. Разрешите идти? Дудчик, будто проснувшись, открыл глаза и мутно посмотрел на солдат:

- Идите, защитники.

Горячая еда была очень кстати, потому что за время гонок по бездорожью все они питались от случая к случаю и только консервами. Поэтому сразу закипела бодрая работа ложками, которых оказалось ровно столько, чтобы хватило на всех. Это показывало класс выучки полковника Потебни: не забыл, отдавая приказание, точно назвать количество едоков.

- Послушай меня, Пастух, - сказал Амир, доедая гречневую кашу с бараниной. - Обрати внимание на Дудчика. Мне не нравится, как он себя ведет. От него могут быть хлопоты.

- Он просто объелся гашиша, - высказал мнение Пастухов.

- Нет, он перестал видеть свое будущее. Прикажи людям, которые будут дежурить, чтобы смотрели за ним внимательно. В таком состоянии человек делает странные поступки - во вред себе и всем.

- Дать ему еще гашиша и связать, - предложил Возех сквозь набитый рот.

- Не надо, будут трудности в Москве, - отверг эту идею Амир. - Он не сможет идти и говорить.

- Не надо, ничего не надо, - повторил Дудчик, как во сне.

Майора не покидало чувство, что жизнь его закончилась еще там, в Душанбе, когда он позабыл уничтожить листок в нагрудном кармане, а потом не смог избавиться от него в машине, а потом оказался в комнате, наполненной врагами. Это было такое же чувство, которое возникло тогда, на перевале, когда Возех убивал его друзей. Казалось, он должен был бы исчезнуть с лица земли, когда его прекратили пытать, а он все еще жил, существовал. Под воздействием гашиша, делавшим тело бесплотным, ему казалось, что он давно умер и парит где-то в вышине. Но, открыв глаза, он понимал, что еще жив и снова видит все те же ненавистные лица...

Амир был прав, у него действительно появилось зыбкое и неопределенное желание сделать что-нибудь - пусть бессмысленное, но изменившее бы это существование среди врагов. Он тягуче размышлял: что?

Попытаться сдаться властям? Это было невыполнимо.

Обратиться к Пастуху и объяснить ему, почему он оказался так нужен и опасен Амиру? Но что, если это приведет к новым допросам и пыткам?

Может, попробовать умереть? Но разве смерть спасет его дочь и брата от уготованной им участи? Кроме того, самоубийство потребует от него проявления активности, мужества, а ничего этого сейчас у него катастрофически не было...

Понадеяться на то, что действительно эта мутная волна вынесет их с братом за границу, даст им желанный покой? Но это - явно детские мечты, поддерживаемые только какой-то магической, завораживающей силой тугих денежных пачек за пазухой, которые могут в любую минуту без труда отобрать назад. Надо, пока не отобрали, просто раскидать их на какой-нибудь улице в Москве и смотреть, как люди ловят эти блекло-зеленые бумажки с чужим лицом.

А пока принять еще один комочек из коробочки и забыться хоть на минуту сном и отсутствием всяких желаний.

Он раздавил языком на небе новый маслянистый катышек с терпким вкусом.

- Совсем "обмерз", - сказал Возех, толкнув Дудчика ногой. - Ничего он не сделает.

Глава восьмая. Тараканьи бега

Полковник Мирзоев читал два донесения, присланных из Душанбе.