Детектив США. Книга 7

Чанселлор получил от Картрайта несколько подобных, с небольшими вариациями, посланий, и все они рождали у него удовлетворенную улыбку: только подумать, как изменился его братец! Какой он преданный и любящий муж! А деловитость и точность в переписке с банком! Нет, что ни говорите, он весьма преуспел в делах.

В этих посланиях Джефферсон Картрайт не упоминал, что банк получает также множество счетов, подписанных Алстером Скарлеттом, – счетов из гостиниц, магазинов, от железнодорожных компаний, от бесконечного количества ссудных европейских касс. Это-то и беспокоило Картрайта больше всего: он опасался, что банку снова придется прибегнуть к «передвижке» капиталов из одного фонда в другой.

Невероятно, но так оно и было: за несколько месяцев Алстер Скарлетт практически истощил свой первый фонд – вместе с затратами на сами переводы Алстер израсходовал около 800 тысяч долларов!

Невероятно!

Но если он, Картрайт, разгласит эту информацию, «Уотерману» будет грозить потеря одной трети всего капитала Скарлатти.

В августе Алстер Скарлетт написал матери и брату, что Джанет ожидает ребенка. Они задержатся в Европе еще на три месяца, так как врачи уверяют, что путешествие может быть опасно для Джанет и для ребенка.

Джанет все это время будет в Лондоне, а Алстер отправится в южную Германию поохотиться с друзьями.

Он будет отсутствовать месяц. Или полтора месяца.

О сроке возвращения в Америку он известит телеграфом. 

Телеграмма пришла в середине декабря: на рождественские праздники Алстер и Джанет будут уже дома. Джанет придется вести менее активный образ жизни, так как беременность у нее тяжелая, но Алстер надеется, что Чанселлор присмотрит за ремонтом и переделкой дома и что особняк на Пятьдесят четвертой улице будет для нее удобен.

Он также поручил Чанселлору Дрю прислать кого-нибудь встретить прибывающую несколько ранее супружеской пары экономку, которую Алстер нанял в Германии. У нее прекрасные рекомендации, и Алстер надеется, что ей понравится ее новая работа. Зовут ее Ханна.

Языковых проблем не будет.

Ханна говорит как на английском, так и на немецком.

В течение последних трех месяцев беременности жены Алстер продолжал «сеансы» в «Уотерман траст компани». Одно его присутствие действовало на Джефферсона Картрайта успокаивающе. И хотя он проводил в банке не больше двух часов в день, было заметно, что он стал более уравновешенным, менее склонным к вспышкам раздражения, чем до женитьбы.

Он даже начал носить работу домой – в своем новом кожаном портфеле ручной работы.

В ответ на откровенный и доверительный вопрос Картрайта о больших суммах, переведенных в европейские банки, наследник империи Скарлатти напомнил, что именно он, Джефферсон Картрайт, третий вице-президент банка, объяснил ему в свое время, что для использования средств первого фонда в качестве капиталовложений никаких препятствий быть не может. При этом он повторил свое требование о строгой секретности переводов.

– Безусловно! – заверил его Картрайт. – Но вы должны помнить, что, если для покрытия ваших текущих расходов нам придется переводить средства из второго фонда в первый – а, боюсь, в этом году нам придется это делать, – я обязан буду известить об этом остальных держателей капитала Скарлатти… Мы ведь, в соответствии с вашими распоряжениями, выплатили огромные суммы.

– Но пока вы не обязаны это делать?

– Я должен сделать это к концу финансового года, а в «Скарлатти индастриз» финансовый год заканчивается тридцатого июня.

– Следовательно, – Алстер Скарлетт вздохнул и поглядел на смущенного южанина, – тридцатого июня мне придется встать по стойке «смирно» и выслушать все, что предстоит выслушать. Это, конечно, не первый случай, когда я огорчаю членов моей семьи, но, надеюсь, последний.

Ко времени, когда Джанет должна была разрешиться, через особняк Алстера Скарлетта прошла целая вереница поставщиков. За здоровьем будущей матери бессменно наблюдали трое специалистов, а ближайшие родственники навещали ее дважды в день. Джанет не протестовала: вся эта бурная деятельность отвлекала ее от размышлений. Размышлений, пугавших ее, но обсудить пугавшие ее обстоятельства она ни с кем не могла – человека, до такой степени близкого, у нее не было.

А пугало ее вот что: муж больше с ней не разговаривал.

Он покинул общую спальню на третий месяц ее беременности, когда они находились на юге Франции. Мотивировал он это тем, что занятия сексом могут снова привести к выкидышу. Но она жаждала любви. Она отчаянно хотела близости с Алстером: только тогда она чувствовала себя защищенной, не одинокой. И только в моменты близости муж смотрел на нее без обычного холодного презрения. Теперь и в этом ей было отказано.

Затем он покинул и общую гостиную и, где бы они ни останавливались, настаивал на раздельных номерах.

Теперь же он вообще перестал с ней общаться. Он не задавал ей никаких вопросов, а когда она сама пыталась его о чем-нибудь спросить, просто молчал.

Он полностью игнорировал ее.

Он, если уж говорить начистоту, презирал ее.

Он ненавидел ее.

Джанет Саксон Скарлетт. Выпускница «Вассара», модной тогда школы танцев, завсегдатай охотничьих клубов. Она не переставала удивляться, почему именно ей достались все жизненные привилегии.

Не то чтобы она отрицательно к ним относилась – нет, она принимала их с благодарностью. Возможно, она даже и заслуживала их. В конце концов, сколько она себя помнила, про нее говорили, что она хорошенькая. Но по характеру она была не созидателем жизни – мать всегда называла ее «наблюдателем».

– Ты никогда ни во что не вникаешь, – говорила мать. – Нельзя же наблюдать жизнь только со стороны! Ты должна преодолеть себя.

Легко сказать «преодолеть»! Она смотрела на свою жизнь, словно в стереоскоп – если глядишь каждым глазом по очереди, картинки разные, а посмотришь в оба окуляра – они совмещаются. На одной из картинок – знатная молодая леди с безупречным прошлым, приличным состоянием, надежным, предсказуемым будущим с высокопоставленным, обладающим огромным состоянием, совершенно безупречным мужем. На второй картинке – молодая женщина с испуганным и растерянным взглядом.

Эта, со второй картинки, женщина понимала, что мир на самом деле куда более сложен, чем ее хорошо обставленный и комфортабельный мирок. Но никто не позволял ей войти в этот большой и трудный мир.

Однако ее муж продемонстрировал ей нечто из этого другого мира.

И то, что она увидела, то, что он силой заставил ее увидеть, – испугало ее.

Вот почему она пила. 

Пока продолжались приготовления и хлопоты, связанные с предстоящим рождением ребенка и сопровождавшиеся постоянными визитами друзей и близких Джанет, Алстер Стюарт Скарлетт впал в странную пассивность. Это было очевидно для тех, кто видел его постоянно. Но даже и те, кто не входил в его ближайшее окружение, заметили, что Алстер умерил свой, обычно лихорадочный, ритм. Он стал спокойнее, менее агрессивным, порой даже задумчивым. Но в то же время участились его «уходы» из дома – нет, он не исчезал надолго, так, дня на три-четыре. Многие, в том числе и Чанселлор Дрю, приписывали такие перемены волнениям в ожидании первенца.

– Я же говорил тебе, мама, он чудесным образом изменился. Это совершенно другой человек! Вот что делают с людьми дети. Появляется цель в жизни. Вот увидишь, теперь он займется настоящим мужским делом!

– У тебя потрясающая способность замечать очевидное, Чанселлор, – ответила Элизабет. – Только у твоего брата уже есть цель в жизни: всячески избегать настоящей работы. Полагаю, ему уже до смерти надоела роль будущего папаши. Или все дело в том, что он пьет виски плохого сорта.

– Ты несправедлива к нему, мама!

– Как раз наоборот, – перебила его Элизабет. – Это он несправедлив ко всем нам.