Риф Скорпион (cборник)

Он приветствовал девушку на диване сдержанным кивком, словно не был вполне уверен, что виделся с нею раньше. После чего опустился в свободное кресло, почти профессиональным жестом извлек из кармана блокнот и ручку и выложил на стол передо мной фотографию покойной Марго Стрём.

Зрелище было не из приятных.

— Итак, Марго Стрём, — произнес Аксель Брехейм, делая первую запись в блокноте. — Возраст?

— Точно не скажу. Двадцать два или двадцать три.

— Место жительства?

— Здесь по соседству. На улице Фритьофа Нансена. Но родом она откуда-то из-под Бергена. Кажется, с острова Устер.

— Родные есть?

— Чего не знаю, того не знаю. Во всяком случае, в нашем городе нет. Родители умерли, по ее словам.

— И вы хорошо ее знали?

— Знал, — развел я руками, ожидая следующего вопроса.

Однако Брехейм замолчал, уставившись в свой блокнот, словно мысли его были заняты чем-то другим. Скрипнул диван — девушка изменила позу. Еще один звук — я прокашлялся.

Ладно. Изложу ему все подробно. В хронологической последовательности.

— Мы познакомились года полтора назад, — начал я. — На новогоднем празднике. Она пришла вместе с одним моим другом. Ушла с другим — Педером Кибергом. Полтора-два месяца водилась с ним, потом надоела ему. У нас с Педером есть кое-какие общие дела, так что я тогда довольно часто видел ее. Когда их связь распалась, она избрала меня в утешители. Заявлялась сюда в любое время суток. Говорила без остановки. Или молча сидела на стуле, пока я занимался своими делами. Так продолжалось до середины апреля. Потом я почти не видел ее до конца мая, когда она снова стала меня навещать. Ежедневно. В середине июня на две недели уехала в Лондон и после уже не показывалась.

Аксель Брехейм медленно поднял голову, посмотрел на меня.

— Что вы делали в пятницу 15 июля в прошлом году?

Я поразмыслил.

— Пятнадцатого июля я был здесь, в городе.

Брехейм небрежно полистал свой блокнот.

— У вас были… — произнес он наконец, сделал паузу и продолжил: — …половые сношения с этой Марго Стрём?

— Да, — ответил я.

— В мае или июне?

— Нет.

Он снова молча уставился в блокнот.

— Она несколько раз ночевала здесь в апреле, — пояснил я. — Но о том, чтобы жить вместе, речи не было. И у нас не было «половых сношений» ни в мае, ни в июне.

— Она была беременна? — вдруг спросила моя гостья.

Аксель Брехейм вздрогнул, словно только теперь заметил ее. Посмотрел на девушку, как на бокал с белым вином у тарелки с бифштексом. Наконец кивнул:

— Да. На втором месяце.

— В газетах об этом не говорилось, — сказала девушка.

Брехейм пожал плечами.

— Журналистам не все докладывают, — сказал он и вновь обратился к блокноту.

Сосредоточенно полистал его, как бы давая понять, что не жалует вмешательства посторонних.

— Кем она работала? — спросил он, не поднимая головы.

— По большей части болталась без работы, — ответил я. — Ей уделили кусок-другой большого пирога, известного под названием «помощь с трудоустройством», да только особенного проку от этого не было. До того как мы познакомились, она два месяца работала на одном пищевом предприятии, сортировала копчености. В феврале-марте была телефонисткой в «Интер электроникс».

— А потом?

— Пособие по безработице.

Брехейм продолжал листать свой блокнот. Вдруг напрягся и поднял взгляд на меня.

— Как вы его назвали, — произнес он, отчетливо выговаривая каждый слог, — того, с которым у Марго Стрём была связь до того, как вы с ней познакомились?

— Киберг, — ответил я. — Педер Киберг. Адрес нужен? Улица Нижняя Мельничная, 523.

Аксель Брехейм записал адрес. Сунул блокнот в карман. Встал.

Я проводил его до дверей. Когда вернулся в гостиную, моя гостья стояла у большого обеденного стола, изучая разложенную на нем мозаику.

— Красивая картинка. — Она постучала пальцем по коробке из-под мозаики. — Но почему ты кладешь их обратной стороной вверх?

Глаза гостьи недоуменно рассматривали серую поверхность неровного овала, расчерченного абстрактным сетчатым узором кривых линий. Она взяла кусочек, который еще не лег на нужное место. Один из четырех тысяч.

— Разве не проще, — продолжала она, — собирать мозаику, глядя на готовую картинку?

— Самый интересный узор — нижний, — сказал я. — Скрытая структура. А не то, что видно на поверхности.

Гостья круто повернулась ко мне.

— Это правда, — спросила она, — что у тебя не было половых сношений с Марго Стрём, когда она забеременела?

Ее вопрос застиг меня врасплох. Вывел из равновесия. Я попятился, сел, налил себе кофе, сделал глоток.

— Не думаю, чтобы ты была вправе спрашивать меня об этом, — произнес я наконец. — Но все же отвечу. Честно и откровенно. Нет, я не спал с Марго в мае или в июне.

Она села, взяла свою белую чашку. «Арабиа Арктика». Сделано в Финляндии. Арктический араб из Страны тысяч озер.

— Этот Педер Киберг, — сказала гостья, — что он за человек?

Вопрос был задан безразличным, монотонным голосом, как будто ответ вовсе не интересовал ее. Но за безразличием крылось напряженное внимание.

Эта особа начинала действовать мне на нервы.

— Могу я осведомиться о причине столь неожиданного интереса ко мне и кругу моих знакомых? — спросил я со всей резкостью, на какую был способен.

Она устремила на меня взгляд, от которого пневмобур исполнил бы «Аве Мария», и произнесла спокойно, без сарказма:

— Не встревай в дела, которые тебя не касаются? Гм… Возможно, это твой принцип. Но не мой. Ты читал последние газеты?

— Просматривал.

— Репортаж о загадочной находке трупа в Грютботне?

— Не вчитывался. Я не больно восприимчив к этой форме социальной порнографии.

Она наклонилась над столом.

— Тогда я посвящу тебя в некоторые основные моменты. Самое главное. Просто чтобы ты был в курсе.

Что она — дурачит меня? Непонятно только, зачем ей это нужно.

— Место действия — Грютботн, — начала она. — Время — прошедшее воскресенье. Раннее утро. Хозяин самой крупной в селении фермы управился с дойкой своих пятнадцати коров и шагает к силосной башне с фуражом. Зовут его Одд Грюте, что само по себе вполне естественно. Вооружившись вилами, он протискивается через узкий вход. Его встречает острый запах прошлогодней травы, обработанной муравьиной кислотой. Башня деревянная, из поставленных вертикально досок, обвязанных снаружи толстым тросом. До круглого отверстия вверху над ним около десяти метров. Конец весны, силоса осталось совсем мало. Взявшись покрепче за рукоятку, крестьянин вонзает вилы в плотно утрамбованную массу. Налегает, чтобы отделить хорошую порцию, но вилы во что-то уперлись. Крестьянин выдергивает их, делает новую попытку, но с тем же успехом. Он проклинает дурацкую аграрную политику, не оставляющую ему средств, чтобы снести старый коровник и построить новый, с автоматической подачей фуража. Сердито пинает строптивую кучу резиновым сапогом. Настораживается. Пинает еще раз — что такое? В тусклом свете силится рассмотреть непонятный продолговатый предмет, чьи контуры угадываются под зеленоватой поверхностью. Осторожно ковыряет вилами. Потом вдруг резко отступает назад, в ужасе протискивается через дверь на волю и бежит в дом, чтобы звонить в полицию.

Теперь несколько слов, — продолжала гостья, — о селении Грютботн. Оно расположено на берегу фьорда, который врезается на пять километров в полуостров Фусен, к югу от Руана. С трех сторон его окружают крутые горные склоны, наземного сообщения с внешним миром нет. Попасть туда можно только морским путем. Два раза в день в Грютботн заходит рейсовый катер. Летом, когда у тройки местных школьников каникулы, заходов меньше. Четыре фермерских семьи, одна рыбацкая, всего постоянных жителей тринадцать. Дом рыбака стоит на мысу, который заслоняет пристань от западного ветра с моря. Живет в нем супружеская пара, обоим за семьдесят, и главное их занятие — наблюдать за тем, что делается в селении. По другую сторону залива живет хозяйка самой маленькой фермы, вдова шестидесяти с лишним лет, у нее такое же хобби. Обрати внимание на эти факты: пока упомянутая троица находится на своем посту, никто не может незамеченным приехать в Грютботн или уехать оттуда.