Вынужденное признание

Звягинцев снова, еще глубже прежнего, затянулся сигаретой и посмотрел на Турецкого, словно спрашивал, оценил ли важняк всю неоспоримость его версии.

— Давайте дальше, — коротко сказал Турецкий.

— Хорошо. Дальше так дальше. Я думаю, что Кожухов не ходил на работу, потому что ему угрожали. И кто-то знал, что ему угрожает опасность, и приставил к нему людей для охраны. Вот в этом-то и заключается основная загадка. На кой черт нужно было приставлять к журналисту охрану?

— Ну, журналистов тоже иногда убивают, — пожал плечами Турецкий. — Вспомните Дмитрия Холодова…

Звягинцев махнул сигаретой.

— Дело не в этом, Александр Борисович. Тем более что ничего сенсационного Кожухов не написал, никого не разоблачал.

— Похоже, у вас есть собственная версия всего происшедшего?

— Есть, — кивнул Звягинцев. — Но, думаю, она не слишком отличается от вашей.

— В таком случае озвучьте ее поскорей, и мы сравним.

— Озвучить? Пожалуйста. Бизнес! Кто-то захотел прибрать газету к своим рукам. Кожухов узнал об этом и нанял охранников. А они его шлепнули.

Звягинцев отбросил окурок, достал из кармана новую пачку сигарет, вытряхнул одну, вставил ее в рот и, чиркнув зажигалкой, посмотрел на Турецкого с хищным прищуром.

— Что ж, может быть, может быть… — задумчиво произнес Турецкий.

— Да не может быть, а факт! Хотя… это, конечно, всего лишь мое мнение.

В кармане у Турецкого зажужжал мобильник.

— Александр Борисович, ты еще там? — пробасил в трубку Меркулов.

— Да.

— Тогда жди у входа. Сейчас тебя подберет машина.

— А что случилось?

— Сейчас расскажу…

4

Погода была чудесная. Вечернее солнце пекло уже умеренно, ветерок, легкий и прохладный, тихонько ворошил тонкие ветви лип.

Тощий человечек с маленькой плешивой головой сидел в летнем кафе и пил пиво. Он пил маленькими глотками, блаженно прикрывая слезящиеся глазки и причмокивая губами. Напротив плешивого расположился другой мужчина. Он был невысок, но коренаст, одет в добротный пиджак и, в противоположность плешивому, имел лицо хмурое, хладнокровное и уверенное.

— Ну, — сказал (а вернее, даже приказал) хмурый, — рассказывай!

На лице плешивого появилась гнусная улыбочка.

— А как насчет оплаты? — протянул он.

— Как всегда, — ответил хмурый. — Деньги ты получишь, но лишь в том случае, если информация будет действительно ценной.

Плешивый подозрительно прищурился:

— Имейте в виду, если вы мне не заплатите, я положу нашему сотрудничеству конец. А для вас это будет не меньший удар, чем для меня.

— Это как сказать, — с ухмылкой произнес хмурый и, в свою очередь, положил на стол увесистый кулак. — Рассказывай. А уж мы тебя не обидим.

Лицо плешивого осветилось улыбкой. Казалось, что странный и грубоватый ответ хмурого удовлетворил его целиком и полностью.

— В общем, дело было так, — начал плешивый. — Сижу я, значит, на лавочке перед Большим, щурюсь на солнышко. Погода хорошая, птички поют…

— Ближе к делу, Борисов, — сурово сказал хмурый, впервые называя собеседника по фамилии. Похоже, тому такое вежливое обращение понравилось. По крайней мере, он затараторил с еще большей быстротой и готовностью:

— Ну вот я и говорю: вечер — самое оно! Ни ветерка, ни дождинки, далеко видать. И вот вижу я, как из дверей Большого театра выходит мужик. По походке сразу понимаю, что он не в себе…

— Вот как? И в чем же это выражалось?

— Если не будете перебивать, то скоро узнаете, — сострил плешивый и сам улыбнулся своей шутке.

Поскольку хмурый ничего не ответил на это замечание, плешивый продолжил: — Вот, значит, вышел он из театра, этот мужик-то, быстренько оглянулся по сторонам, вот этак вот… — Плешивый пару раз крутанул головой, демонстрируя странное поведение незнакомца. — …А потом сунул руку в карман, быстренько вынул эту штуковину и швырнул ее в урну.

— Штуковину? — сдвинул брови хмурый.

Плешивый радостно кивнул:

— Ну да! Штуковину!

— Какую штуковину? — спокойно, без всякого раздражения переспросил хмурый.

— Вот те на! А я откуда знаю? Между нами метров двадцать было!

— Ты же говорил, что «далеко было видать».

— Ну да, говорил. Но я тогда не касался подробностей. А как коснулся, так оно и стало мне мешать. В смысле — солнце.

— Ладно, продолжай, — разрешил хмурый.

— Ну вот. Бросил, стало быть, в урну свою штуковину и зашагал. Я, как только он за угол свернул, хотел сразу проверить, да лень было со скамейки вставать. А потом понаехали ваши и мне вообще не было никакого резону высовываться. — Плешивый осклабил в сардонической усмешке- гниловатые зубы. — Чтобы меня, как того верблюда, к делу пришили? Благодарю покорно! Мы это уже проходили, и не раз!

Хмурый задумчиво постучал по столу пальцами.

— Так, значит, эта штуковина все еще там? — негромко спросил он.

Плешивый пожал плечами:

— А хрен ее знает. Может, и там. Только вы меня недослушали.

— Недослушал?

— Нет!

Бегающие глазки Борисова хитренько сощурились. Он лег грудью на стол и, приблизив лицо к хмурому, хрипло зашептал:

— Я ведь узнал того парня. Ну, который штуковину в урну бросил.

— Вот как? — машинально отстраняясь, удивился хмурый. — И кто же это был?

Плешивый хорошенько огляделся, затем вновь нагнулся к хмурому и сказал, сильно понизив голос:

— Один из ваших.

Хмурый прищурился.

— Кто? — коротко и жестко спросил он.

Плешивый выдержал трагическую паузу и лишь затем ответил:

— Богачев. Сергей Сергеевич. Я у него проходил пару лет назад по делу о грабеже. Слава Богу, свидетелем, иначе бы я тут перед вами не сидел.

Борисов усмехнулся и снова взялся за свое пиво, с довольной улыбкой разглядывая вытянувшееся от удивления лицо оперативника Сафонова.

5

Два молодых парня стояли в нескольких шагах от урны и с видимым интересом наблюдали за всем происходящим. От избытка впечатлений они весело подхихикивали, комментируя происходящее действо. Оперативник Сафонов повернулся к ним и по лицу его пробежала тень.

— Понятые, подойдите поближе, — строго сказал он парням.

Парни с готовностью подошли поближе.

— В вашем присутствии будет произведен осмотр урны, — строгим, официальным тоном произнес Сафонов и кивнул сержанту.

При слове «урна» парни весело хмыкнули, но оперативник строго посмотрел на них, и они мгновенно (хоть и не без усилия) придали своим лицам серьезное выражение.

Изъятие «штуковины» заняло не меньше минуты. Моложавый сержант вынул ее из урны и положил на приготовленную тряпочку.

— Ого! — воскликнул первый парень.

— Вот это да! — восхищенно ахнул второй.

Сафонов метнул на парней сердитый взгляд.

— Извините, товарищ милиционер, — жалобно произнес один из парней. — Я такие игрушки только по телевизору видел.

— А вживую все выглядит гораздо эффектней, — поддакнул второй.

— Пистолет Макарова с глушителем, а также хлопчатобумажные перчатки, — доложил сержант.

— Вижу, — отозвался Сафонов. Нахмурился и подумал: «Надо же, не соврал старикашка. Неужели и правда Богачев? Ну, Сергей Сергеевич, не сносить тебе головы».

— Товарищ милиционер, — обратился к нему один из парней. — А курить можно?

— После того, как поставите автографы.

— Тогда давайте скорей, мы на занятия опаздываем.

Сафонов пристально на них посмотрел, затем достал из кармана пачку «Петра» и протянул парням.

— Держите… дети, — беззлобно сказал он.

6

Допрос продолжался уже десять минут. Невысокий коренастый мужчина с потным лицом и рыжеватыми, аккуратно зачесанными набок волосами сидел на своем стуле сгорбившись и поглядывал на Турецкого с выражением невыносимой скуки в усталых, красных от бессонницы глазах. Выглядел он очень скверно. Глубоко запавшие глаза, осунувшееся лицо.