Человек из Кабула

В молчании пройдя целую милю, они свернули за скалу и потеряли из вида разбитую машину и труп Дональда Мак-Миллана.

Пуштуны остановились перекурить. Через полчаса начнет смеркаться... Пуштун без ружья показал пальцем в сторону пакистанского форта в пятистах метрах от них. На фоне заходящего солнца китайской тенью вырисовывался силуэт пакистанского часового.

- Попробуй-ка достать его отсюда!..

Пуштун с плоским лицом безмолвно снял ружье с плеча, щелкнул затвором и сел на землю. Прижав левый локоть к боку, он медленно повел вверх длинный ствол "ли-энфилда".

Грохот выстрела продолжило эхо. Маленькая китайская тень на форте сложилась пополам и исчезла. Пуштун без ружья издал радостный вопль и восторженно хлопнул по спине своего плосколицего товарища. Тот поднялся и скромно улыбнулся. Этим "ли-энфилдом" он с трехсот метров первой пулей брал лису. Так что попасть в человека...

Пуштуны отправились дальше. Плосколицый низким голосом затянул песню о прекрасной девушке в чадре, которая идет за водой к источнику, где ее ждет влюбленный юноша... Правильно сделал товарищ, подзадорив его на выстрел. Гибель их соратника уравновешивалась смертью пакистанца. Кровь за кровь!

Глава 2

Официант-пакистанец изобразил угодливо-сожалеющую улыбку:

- Виноват, сэр, но мяса сегодня нет. И завтра не будет. Мы ведем войну.

Малко вздохнул.

- Тогда цыпленка в соусе карри. С пепси-колой.

- Пепси нет. Есть только лимонный напиток. Обезоруживающая обходительность официанта была вполне на уровне товарного голода в Пешаваре.

Томас Сэндс холодно улыбнулся:

- Нельзя одновременно лопать и индусов, и баранину...

Лицо седьмого секретаря американского посольства в Кабуле было настолько невыразительным, что казалось вылепленным из воска. Он слегка косил, мало и медленно говорил и, похоже, витал где-то далеко в облаках. На левом виске были заметны несколько тонких шрамов, как от глубоких порезов бритвой.

Круглощекий молодой человек в очках, сопровождавший его, был явно заворожен хищной элегантностью, раскованностью и золотистыми глазами Малко.

Вентиляторы тоскливо разгоняли теплый воздух. Какого черта его лишили комфорта тегеранского "Интерконтиненталя" и загнали в этот сонный городишко в Западном Пакистане?!

- Ну и страна! Они даже не знают, что такое водка...

Пакистан был охвачен военной истерией. Повсюду висели плакаты "Сокрушим Индию!", были введены всевозможные ограничения, распространилась шпиономания. Возвышающийся над городом двухсотлетний форт охранялся сильнее, чем форт Нокс в США. Создавалось впечатление, что город вот-вот будет атакован индийскими войсками.

Левый глаз Томаса Сэндса не без иронии разглядывал Малко.

- Вы недоумеваете, зачем мне понадобилось оторвать вас от иранской икры и прелестных персиянок. Успокойтесь, князь Малко, скоро вы вернетесь назад и продолжите флирт со своими красавицами.

Похоже, его раздражали и безупречно сидевший на Малко костюм из синего альпака, и его изысканные манеры, и особенно чуть насмешливая отстраненность... Каждым жестом и всей своей осанкой он как бы напоминал ему, что он имеет дело не с каким-то вульгарным агентом Центрального разведывательного управления, а с Его Светлейшим Высочеством князем Малко, потомственным австрийским дворянином, который, на худой конец, может пойти на сотрудничество, но душу свою не продает. Тот факт, что он оставался самим собой, что холодный цинизм "параллельного мира" секретных агентов не отразился на нем, вызывал глубокое раздражение его работодателей. Вплоть до того, что они специально расследовали, действительно ли свои гонорары от ЦРУ он тратит на реставрацию замка в Лицене.

Но и эта бесцеремонность не вывела Малко из равновесия. Он чувствовал себя настолько непохожим на них, этих ограниченных профессионалов, безликих солдат бесконечной войны, что даже не рассердился...

- Где же человек, которого вы ждете? - спросил он.

Томас Сэндс запустил пятерню в черную шевелюру, как и всякий раз, когда перед ним возникала какая-либо проблема. Затем перевел взгляд на дырявую скатерть.

- Ума не приложу, - признался он. - Опаздывает на целые сутки. Если завтра его не будет, то я вернусь в Кабул, а вы в Тегеран.

Малко снял хлебную крошку с альпакового костюма. Плоский, без всякого шарма Пешавар мало импонировал ему. Исключение составляли тенистые аллеи фешенебельной части города, но которым то и дело проносились "скутер-такси", выкрашенные в кричащие цвета.

- Расскажите поподробнее об этом деле. Так и время скоротаем, предложил он.

Глаза Томаса Сэндса сделали отчаянную попытку перестать косить. Он был седьмым советником американского посольства в Кабуле и в этом качестве руководил работой ЦРУ в Афганистане. Малко он вызвал в Пешавар из Тегерана, куда тот был направлен ЦРУ для налаживания контактов с высокопоставленными представителями ряда эмиратов Персидского залива, крупных производителей нефти.

- Речь идет об одном сообщении, которое, если оно подтвердится, может изменить соотношение сил между нами и Китаем, - понизив голос, сказал американец.

Молодой человек в очках весь извертелся на стуле от любопытства. Он находился на стажировке в Кабуле по линии Госдепартамента как специалист по Китаю и испытывал сладостный трепет от того, что оказался причастным к такому делу.

Местные официанты теперь казались ему хунвейбинами.

- А более конкретно?

Томас Сэндс зажег сигарету "Уинстон" и продолжил, почти не размыкая губ:

- На прошлой неделе в Кабуле распространились слухи, будто на Памире, в совершенно пустынном районе между границей и городом Вакхан, разбился летевший из Китая самолет... Мы попытались выяснить подробности, но афганцы заявили, что им якобы ничего не известно. Памир - это труднодоступная высокогорная область с перевалами на высоте пять-шесть тысяч метров, которая вклинивается в территорию Китая. Зима начинается там в августе... Я незамедлительно передал соответствующую информацию в Вашингтон. И тут мне позвонил некий Мак-Миллан...