Сильнее Скотленд-Ярда

— Не угодно ли вам прогуляться со мной? — любезно осведомился инспектор.

Стедленд тяжело поднялся со стула.

— В чем меня обвиняют? — прохрипел он.

— В шантаже. Этой ночью к нам поступили неопровержимые доказательства, как я понимаю, полученные не совсем… обычным путем. Вы ничего не хотите сообщить по этому поводу?

Ответа не последовало.

Стедленд хорошо запомнил прощальные слова Манфреда: «Если бы мы ставили перед собой задачу убить вас, достичь успеха можно было бы довольно просто. Ведь мнимый Кертис мог это сделать без труда, не так ли? Но мы преследуем другие цели. Вот если бы вы вздумали выдать нас полиции — тогда вас не смог бы спасти и полк солдат, можете мне поверить».

Стедленд охотно поверил.

Поэтому он ничего не ответил полицейскому инспектору.

Поэтому он ничего не ответил на подобный же вопрос судьи перед тем, как отправиться на долгие годы за решетку.

Глава 2.

Человек с большими резцами

— Я пришел к выводу, дорогой Джордж, что убийство — это такой вид преступления, в котором случай играет решающую роль, — сказал Леон Гонзалес, обращаясь к Манфреду.

Он снял роговые очки и задумчиво посмотрел на своего друга.

— Пойккерт говорит, что убийство — одна из форм проявления истерии, — заметил Манфред. — Но отчего у тебя с утра такие мрачные мысли?

Гонзалес хмыкнул и снова углубился в чтение газеты. Через несколько минут он заговорил снова.

— Восемьдесят процентов убийц совершают это преступление впервые в жизни. Следовательно, рецидив не является характерным признаком данного преступления…

— Послушай, Леон, что на тебя нашло сегодня? Уж мы-то хорошо знаем, что это за преступление и кто его, как правило, совершает. Кроме отвращения, они во мне никаких чувств не вызывают…

— Видишь ли, мне вчера довелось повстречаться с человеком, у которого было лицо подлинного убийцы. Когда он улыбнулся, я обратил внимание на его зубы…

— И что же?

— Непомерно большие резцы. И это при глубоких глазных впадинах, прямых бровях и неправильном строении черепа… Это говорит о преступных наклонностях…

— И кто же это чудовище?

— Да нет, он с виду совсем не чудовище, скорее напротив. Это сын профессора Тоблемона… Не ладит с отцом из-за того, что тот не одобряет его выбор невесты… Очень высок, широкие плечи, сильные руки, отличный футболист, решителен… Да! Еще имеет кузена…

— Ты великолепен, Леон, — расхохотался Манфред, — но если тебя так интересуют подробности жизни посторонних людей, то почему же ты не полюбопытствуешь, где был вчера вечером твой близкий друг?

— И где же ты был?

— В Скотленд-Ярде, — ответил Манфред.

Это сообщение не вызвало у Гонзалеса ожидаемой реакции.

— Скотленд-Ярд занимает очень хорошее здание, — спокойно заметил он, — правда, архитектору следовало бы немного развернуть западный фасад… Надеюсь, тебя там хорошо приняли?

— Да. Им известны мои научные труды об испанском уголовном уложении и в области дактилоскопии. Меня весьма радушно принял начальник полиции.

Манфред был известен в Лондоне под именем криминалиста Фуэнтеса. Они с Гонзалесом привезли в Англию весьма лестные рекомендации от испанского министерства юстиции. Эти рекомендации открывали перед ними все двери.

Манфред прожил в Испании ряд лет, а Гонзалес является уроженцем этой страны. Третий член их содружества, Пойккерт, редко покидал свои сады, раскинувшиеся под Кордовой. Четвертый их товарищ погиб много лет назад…

— Об этом следовало бы сообщить нашему другу Пойккерту, — заметил Леон. — Кстати, сегодня от него пришло письмо. Апельсиновые сады в полном цвету, две свиньи принесли приплод. А ты говоришь о каком-то там Скотленд-Ярде… Так они тебя встретили с распростертыми объятиями?

Манфред кивнул.

— Завтра мы с тобой приглашены отобедать в обществе начальника полиции мистера Реджинальда Фейра. Надо признать, что за время нашего отсутствия лондонская полиция сделала значительные успехи. В особенности дактилоскопическое отделение. Парни там ловкие и сообразительные…

— Погоди, придет времечко и они отправят нас на виселицу, — удовлетворенно заметил Гонзалес.

— Если им это удастся, — холодно бросил Манфред.

Обед в банкетном зале отеля Риц-Карлтон прошел очень мило. Особенно доволен был своим собеседником Гонзалес. Мистер Фейр, человек средних лет, был не только выдающимся деятелем полицейского ведомства, но и человеком, весьма сведущим в своей области, к тому же скромным и обаятельным.

Завязался оживленный разговор, пересыпанный именами светил мировой криминалистики.

— Для профессионального преступника жизнь состоит лишь из чередования сроков тюремного заключения, а краткие промежутки свободной жизни он посвящает новым преступлениям, — сказал мистер Фейр. — Это не мое открытие. Оно было сделано еще сто лет назад. Поэтому так легко бороться с профессиональными преступниками. Но в случаях совершения преступлений дилетантами…

— Совершенно верно, — поспешил заметить Гонзалес, — я всегда утверждал…

Но ему не удалось закончить свою мысль о криминальном дилетантизме, так как в этот момент посыльный вручил мистеру Фейру письмо. Начальник полиции извинился и быстро пробежал глазами бумагу.

— Гм… Словно по заказу, — произнес он, глядя на Манфреда. — Вчера я обещал познакомить вас с нашими методами работы. И вот — не прошло и суток…

Мистер Фейр подозвал лакея и уплатил по счету.

— Случай представляется довольно загадочным, так что, возможно, придется прибегнуть к вашим знаниям, господа.

— Что случилось? — спросил Манфред.

Автомобиль мистера Фейра с трудом пробрался сквозь густое уличное движение у Гайд-парка.

— Труп. Этот человек занимал весьма видное положение в научном мире. Найден при загадочных обстоятельствах. Быть может, вы слышали его имя — профессор Тоблемон.

— Тоблемон? — изумленно переспросил Гонзалес. — Это любопытно! Вы упомянули загадочные обстоятельства. Позвольте и мне сообщить кое-что…

Он рассказал о своей встрече с сыном профессора.

— Я имел удовольствие лично знать профессора и не далее, как месяц тому назад, мне пришлось обедать в его обществе, — пояснил мистер Фейр. — В ту пору у него произошла размолвка с сыном. Профессор был человеком жестким и настойчивым, воля его была непреклонна, он был одним из тех людей, которые считают образцом поведения решительные деяния патриархов Ветхого Завета и вовсе не склонны внимать мягким увещеваниям Евангелия.

Автомобиль остановился у подъезда уютного дома профессора Тоблемона. Видимо, известие о трагическом происшествии еще не стало достоянием гласности, так как возле дома не было видно любопытных соседей.

Дежуривший у дома сыщик проводил их на место происшествия. Лаборатория профессора не представляла собой ничего примечательного — единственное, что бросилось в глаза — это обилие света. Он струился мощными потоками из больших окон и стеклянной крыши.

Всюду стояли широкие рабочие столы. На полках выстроились разнокалиберные склянки с препаратами.

Навстречу вошедшим поднялся красивый молодой человек с печальным лицом.

— Джон Мунсей, — представился он, — племянник профессора. Быть может, вы припоминаете мое имя, мистер Фейр? Я был ассистентом покойного дяди…

Фейр кивнул.

Внимание его было обращено на тело, распростертое на полу.

— Я не прикасался к нему, — сказал молодой человек. — Сыщики, правда, несколько изменили положение тела, чтобы дать возможность врачу произвести осмотр.

Профессор был высоким костлявым человеком. На его лице застыло выражение смертельного ужаса.

— Похоже, что его задушили, — сказал Фейр. — Вы не обнаружили здесь шнурка или бечевки?

— Нет. Впрочем, сыщики высказали то же предположение. Они обыскали всю лабораторию, но ничего подобного не обнаружили.

Гонзалес опустился на колени. Его внимание привлекла обнаженная шея трупа. Ее пересекла синяя полоса, словно шея была перевязана лентой, глубоко врезавшейся в тело. При ближайшем рассмотрении оказалось, что полоска кожи на шее странным образом была окрашена в синий цвет.