Год охотника

- Когда на тропу выедешь, поводья ослабь... Эх, лучше бы я!

- Ну хватит, развёл семь вёрст до небес! Иди, быстро запри подклеть и возвращайся в дом, - гаркнул Франц. - И не забудь: в оба глаза гляди!

Бурханкин послушался, но прежде подкатился к коню, огладил дрожащие ноздри, гриву, увернулся от его ласки и предупредил:

- Быстро доедешь. Я Орлика попросил, чтобы шибче шёл...

*** Бег по лесу

Вскоре Франц окончательно уверовал в "слово" Бурханкина. Погонять коня не было необходимости: Орлик уверенно затрусил к дому Франца по лесной дороге, будто перед его ноздрями компас болтался. Через короткое, с комариный пир, время - замедлил шаг. Сани тут же начало заметать.

Франц настороженно вгляделся в мутную темноту. Кто-то быстро двигался навстречу... низко пригнувшись... двое... Волчок и Фомка... Бежали не спеша, сосредоточенно, то и дело оглядывались, то опережали друг друга, то попеременно возвращались назад - в две нитки вышивали на снежном полотне какой-то замысловатый узор.

(Как бы назвал это оследие Бурханкин, если бы увидел? И что рассмотрела бы в нём Диана Яковлевна?..)

Сломя голову, спотыкаясь и падая, следом мчалась Василиса.

Франц, отряхнул с себя сугроб, освободил ей место рядом.

- Слава Богу, цела!..

Псы бросились наперебой взахлёб рассказывать о событиях в его доме. Миролюбивый Фомка нахохленным загривком и обнажёнными клыками в этот момент соперничал по ярости с Волчком. Франц даже растерялся. Еле успокоил обоих.

Повернулся к Василисе.

- Ну что?.. Ко мне едем или к вашим?..

- Туда, где все...

Она перепугано дрожала. От страха и холода - непонятно от чего больше.

Беря Снегурочку "под крыло", укутывая её в тулуп, Игорь Максимильянович виновато подумал: "Вот дурак, куртку-то мы от младшего "бойца" под стол заныкали!.. Но могла же накинуть что-то иное, на вешалке полно всего! Хотя, наверно, в голову не пришло. Эта, как моя Лизхен чужого не возьмёт..."

Внутри - кто-то противненький, мохнатенький - скрипнул ему лешаковским скрипом: "Да ладно, будет тебе! Тоже мне, ангела нашёл! Лучше молодость вспомни да прижми девицу покрепче..." - Франц тут же двинул мерзавца по башке. Туго намотал на руку поводья.

- Кто вас потревожил?..

Василиса выкрикнула, тряхнув покрытыми изморозью волосами:

- Да-а разве я знаю?.. Только чернильницы могу о стены шваркать... На большее не гожусь... Вместо того, чтобы подумать, понять... - захлебнулась обрывком фразы, печально ухмыльнулась. - Но у вас даже нет подходящей чернильницы! - Голос певуньи начал выделывать сложные пассажи, восходя к кульминационной точке: - Устала! Ничего не понимаю... Если бы не собаки... - и тут же грустно притихла: - Крёстная!.. Вот бы кто мне подсказал, что делать!.. Что же мне делать?..

- Не печалиться! - посоветовал Игорь Максимильянович. - Как говорит одна моя знакомая: "Рыбьего жира с повидлом вкуснее - булка с изюмом..."

- А я знаю другой рецепт, - рассмеялась ему в плечо Василиса: - "Лучше томатного сока с сиропом - кофе с корицей..." - Вот именно, я о своей крёстной говорю, о Диане Яковлевне... Она же была у вас, я точно знаю!.. Вы давно знакомы? Откуда у вас тетрадь?..

Василиса посмотрела на Франца выжидающе, он на неё - скосив глаза. Между их скрещёнными взглядами, казалось, молния сверкнула. Стало теплее.

Франц молчал. Певунья не понимала - рассердился или смущён.

- Надо же! Мне крёстная не позволяла даже взглянуть, а вам подарила!..

Франц был вынужден оправдаться сразу за двоих:

- Да нет, блокнот случайно у меня остался. Ваша Диана Яковлевна осенью его обронила, когда флигель рассыпался. А я не позаботился адрес спросить, чтобы переслать... - Он перехватил поводья длинными пальцами в кожаных перчатках. - Значит, Диана Яковлевна... Так кто же вас вспугнул?..

Оказалось, когда Франц и Бурханкин оставили её одну в доме, Василиса первым делом пошла в кабинет за тетрадью в кожаном переплёте.

- Вы сами предложили "чувствовать себя, как дома", - хотя в её голосе зазвучали нотки извинения, Франц понял: лукавит, говоря, что - не нарочно. - Я не нарочно, я только заглянула в ваш кабинет и сразу увидела дневник. Я же его давно в лицо знаю...

- Ну, любопытством-то вы точно на мою Лизхен похожи, - заметил Игорь Максимильянович. - И что дальше?

- А потом кто-то стал в дверь ломиться... - Василиса заново переживала страх. - Я включила телевизор на полную громкость: как будто бы - народ в доме. За дверью всё стихло. Мы немного ещё посидели и решили пойти к вам навстречу.

Франц хмыкнул: ничего себе "пойти"! Летели, как пёрышки в бурю!

Собачьи морды вдруг развернулись в ту сторону, откуда псы только что прибыли. Загривки вздыбились, сигнализируя о близкой опасности.

Василиса глянула на своих рыцарей и вновь затрепетала.

- Волчок, Фомка, что там? Неужели опять? Я думала, миновало...

Франц вспомнил: где-то неподалёку бродит Лесной Хозяин...

- Что значит "стал ломиться"?.. Вы не открыли, и что - взламывать начали?..

Василиса хотела ответить, да ветер и снег забили слова обратно в рот. Пока ехали, поднялась вьюга. В лесу-то было не так заметно, но на открытом пространстве - во дворе Большого Дома - метель гуляла вовсю.

Банька в углу по самые брови закуталась в пуховую шаль. Белоснежные края свисали с крыши до окошка, норовили ухнуть вниз. Развалины флигеля залегли под курганом, наметённым за семь минут.

Венчал его снежный шатун, которого Василиса воздвигла тут вчера. Теперь он издали молча взирал с пенька на подкатившие сани. Франц был слишком погружен в думы, чтобы обсуждать с автором достоинства и недостатки скульптуры.

*** Отец и сын

Возвращение Василисы было воспринято как явление настоящей певицы.

Общий хор музыкантов дружно сказал: "О-о!"

Пётр, который всё маялся без дела, кинулся навстречу:

- В-васька! Н-ну наконец-то!.. К-ка-ак чувствуешь себя?..

- Чувствую! - односложно ответила она.

Не обидев, не дотрагиваясь, он взглядом провёл по двум прядям. К ним прочно пристало серебро Деда Мороза. Поседела.

- П-под чернобурку?..

Певунья стряхнула его тревожный взгляд с головы, подскочила к окну. Продышала лунку в белом узоре. Рассмотрела.

- Ага. Новый имидж. Рядом будем лучше выглядеть... - Резко отвернулась от зыбкого отражения. - Ты-то как, Белый?

- В п-порядке...

Пётр оглянулся на Георгия, ещё не выбравшего линию поведения. Видимо, тот решил присоединиться к радости: тон его вопроса был вполне сносным.

- Оклемалась? Как тебе местное здравоохранение? Отвечает достижениям современной медицины?

- Тебе бы не понравилось! - отрезала Василиса. - А где Евдокия Михайловна?.. С ней ничего не случилось?..

Пётр приобнял певунью за плечи. От волнения челюсти его как склеило ириской, окончательно замкнуло. Пытаясь что-то сказать, он только сильно морщился.

Василиса выступила просительным тоном:

- Игорь Максимильянович, вы же сами говорили: утро вечера...

Но Франц уже всё решил.

- Я знаю, что вы устали, знаю, что напуганы... Но если отложить до утра, боюсь, разговор может не состояться. Вы не обязаны участвовать, просто побудете тут с нами. "Мучительнее всего - запятая вместо точки!", напомнил он ей мнение Дианы Яковлевны.

- Потерпи, девонька, недолго осталося, - сказала Евдокия Михайловна.

Теперь кресло Василисы перекочевало с кухни - в столовую. Устраивая певунью поудобнее, повариха взбила на сиденьи огромное пуховое облако в лоскутном одеянии, подложила под ноги скамеечку, укутала "девоньку" пледом и вручила в руки горячую чашку с завтрашним компотом.

Виляя хвостами, Фомка и Волчок улеглись рядом - прочно настороже.

Франц вежливо предложил присутствующим:

- Присаживайтесь, наконец. Давайте закончим с этим побыстрее, не то главная героиня уснёт. - Он повернулся к поварихе. - Надеюсь, не как вчера?..