Убийство по подсказке

– Доктор Уиллинг, проходите, пожалуйста.

Ее каменный взгляд переместился на юношу. Тот смешался, покраснел и пробормотал что-то едва слышное и неразборчивое. Немного пожалев его в душе, Базиль оставил его наедине с собственной судьбой, а сам вошел в кабинет продюсера.

– Привет! – сказал Мильхау, не вставая из-за сто, и жестом приглашая Базиля сесть в кресло напротив, и тут же пододвинул к нему коробку сигар.

– Хатчинс сказал мне, что вы хотите поприсутствовать сегодня на репетиции. Мне, конечно, все равно, но не угодно ли вам сообщить, что за великая мысль кроется за столь необычным желанием?

– Расчет времени.

– Расчет времени? – недоуменно повторил Мильхау и откусил кончик сигары. – Что-то не понимаю. Ни у кого из них нет алиби. Я имею в виду тех, кто попал подозрение.

Он помолчал, ожидая ответа Базиля. Его не последовало.

– Послушайте, доктор Уиллинг. Никто здесь не знает, что миссис Ингелоу финансирует возобновление постановки «Федоры», кроме нас с вами и Адеана. Он рассказал мне о вашей встрече с Марго. Надеюсь, вы будете держать язык за зубами, так как…

Дверь широко раскрылась, и злая фурия влетела в кабинет.

– К вам явился какой-то мистер Рассел, говорит, он от Карсона. – Она была страшно взволнована. Глазки Мильхау сузились.

– Значит, они все же кого-то нашли? – спросил он спокойным уравновешенным тоном.

– Судя по всему, да. Парень, по его словам, провел шесть недель в больнице. Газет, очевидно, не читал. Он явно не из таких.

«Ах вот оно что», – подумал про себя Базиль, перехватывая сообщение, посланное глазами девушки своему шефу.

– Простите, доктор Уиллинг, одну минуту, – сказал Мильхау.

– Да, пожалуйста, – ответил на любезность Базиль, поудобнее устраиваясь в кресле.

По всему виду Мильхау было ясно, что присутствие в данный момент в кабинете Базиля его совсем не устраивало, но он не осмелился выразить свое неудовольствие вслух. Повернувшись к секретарше, он бросил:

– Пусть войдет…

Заросший малый, которого Базиль встретил на улице, неуверенно вошел в комнату, озираясь по сторонам.

– Моя фамилия – Рассел. Я из агентства по найму Лемуэля Карсона. Мистер Карсон направил меня к вам, сказав, что у вас есть для меня крохотная роль в пьесе «Федора».

– Да, есть, – голос Мильхау звучал приятно, радушно, но взгляд его не выражал ничего, кроме холодной, расчетливой оценки визитера. – Обычная работа на выходах. Вы появляетесь только в первом акте. От вас требуется только одно: спокойно, не двигаясь, лежать на кушетке в алькове в глубине сцены. Предполагается, что вы умираете.

Юноша улыбнулся.

– Я, конечно, отлично с этим справлюсь. Вот уже шесть недель, как я ничего не делал. Валялся в больнице.

– Сколько реплик я произношу?

– Ни одной!

На лице парня появилось кислое выражение. Базиль вспомнил, что на маленьких ролях вознаграждение актера находится в прямой зависимости от количества произносимых им на сцене фраз.

Мильхау, однако, продолжал говорить спокойным, уравновешенным тоном.

– Будете получать пятьдесят долларов в неделю.

– Пятьдесят зелененьких и не произносить ни строчки? – нервно улыбнулся Рассел. – Похоже, что здесь что-то нечисто!

– Дело в том, что у меня нет времени и я не могу подыскать на эту роль профессионального актера за короткий срок, – уверенно ответил Мильхау. – Более того, у вас будет только одна репетиция. Потом, если все пойдет хорошо, подпишем контракт.

– Хорошо. Это меня устраивает. – Рассел весь сиял от удовольствия, словно он только что отыскал горшочек полный золота, в том месте, где из земли поднимается небу радуга.

Вновь яростно хлопнула дверь. На этот раз вошла не секретарша, а Родней Тейт. Его хирургическая сумка совсем не вязалась с аккуратным твидовым пиджаком и фланелевыми бриджами. Он коротко кивнул Базилю, проигнорировал Рассела и напрямик направился к столу, за которым восседал Мильхау. Перед его носом он перевернул вверх дном сумку и высыпал на стол ее содержимое: посыпался набор блестящих хирургических инструментов.

– Послушай, Сэм. Я хочу, чтобы ты запер все это в сейф в присутствии свидетелей…

– Но… – начал было возражать ему Мильхау.

– И выдай мне квитанцию! – не щадя чувств своего шефа, продолжал Род. – Если мне сегодня придется выйти на сцену вечером с этой сумкой, то она будет пуста. И теперь никто не станет утверждать, что я – единственный человек на сцене, которого видели с ножом в руках.

– Хорошо, хорошо! – торопливо запричитал Мильхау, с опаской озираясь на Рассела. – В другой раз…

– Нет, только сейчас, и немедленно! – Голос Рода, казалось, срывался от негодования, хрипел. – Вам не удастся вновь провести меня!

– Да хорошо же, хорошо! – Нахмурившись, Мильхау встал со своего кресла и направился к сейфу, встроенном в стену. Его толстые пальцы-сосиски повертели замок, массивная дверца открылась. Он брал инструменты – ножи, скальпели, зонды, зажимы – за ручки и бросал по одному в сейф.

– Отлично, – сказал Род, вздохнув с облегчением. – Теперь можешь запереть дверцу.

Мильхау со стуком прихлопнул дверцу и опять принялся возиться с замком. Род протянул пустую сумку Базилю.

– Призываю вас засвидетельствовать, что сумка пуста. Пошарьте внутри рукой и убедитесь в этом. – Сумка действительно была пуста. Род повернулся к Расселу.

– Теперь вы!

Рассел заглянул в сумку.

– Там ничего нет, но… я просто не понимаю…

– Я хочу, чтобы видели все, что если сегодня что-нибудь случится на сцене, то я буду ни при чем, – объяснил ему Род.

– Здравствуй, Сэм!

Трое все разом повернулись к двери и увидели стоявшую там Полину. Она была похожа на школьницу – без шляпы, в туфлях на невысоких каблучках, в пальто спортивного покроя, с портфелем в руках. На ее юном свежем лице не осталось и следа напряжения и переживания того памятного дня. Войдя в кабинет, она кивнула Базилю в знак приветствия и еще более небрежно – Роду.

– Я принесла эскизы для нового платья Ванды.

– Новое платье Ванды? – воскликнул Мильхау и воздел обе руки к небу. Потрясая ими, он закричал: – Скажите мне, это дирекция театра или сумасшедший дом? Какое еще платье?

– Для выхода ее в первом акте, – спокойно ответила Полина. – Ванда категорически заявила, что ни за что не наденет снова свое прозрачное золотистое платье.

– Почему? Оно стоит кучу денег!

– Ну… – Полина чуть заметно улыбнулась. – В тот вечер его изрядно помяли.

– Почему нельзя его выгладить?

– Перестань, Сэм. Будь человеком. Зачем еще больше ее травмировать? После того, что произошло, она просто не может снова появиться на сцене в своем золотистом платье.

Полина открыла портфель и положила эскизы на стол.

– Не понятно, почему, собственно, не может, – бормотал он, с любопытством разглядывая карандашные наброски Полины. – Что такое? Почему не желтое? Ванда всегда носит желтые или золотистые наряды под цвет своих глаз.

– На этот раз она все хочет сделать по-другому, – терпеливо объясняла ему Полина. – Все должно быть решено в белом цвете – горностай, вельвет и бриллианты.

Мильхау нахмурился.

– Как ты собираешься ухитриться и изготовить все это к сегодняшнему вечеру?

– У нее есть собственная накидка из горностая и бриллианты. Розамунда обещала все привезти сюда, в театр, в 6.30. Все очень просто. Нужно только добавить несколько кусков вельвета и все сшить.

– Ладно, делай, что хочешь, – Мильхау сделал рукой такой жест, словно хотел отставить ее подальше от стула.

– Сэм, ты занят?

На сей раз это был Леонард. Его продолговатое, бронзовое лицо было серьезно.

– Нет, нет, не занят! Я – прохлаждающийся понапрасну джентльмен! – простонал в ответ Мильхау. – Ну что тебе?

– Просто я хотел предложить кое-что для вечернего спектакля.

Он оперся локтем о край стола Мильхау.

– Тебе не кажется, что все мы были бы значительно спокойнее, если этот парень, который будет играть Владимира, не будет загримирован… ну, столь реалистически что ли? Можно, например, повернуть ему голову в другую сторону, чтобы его лицо не было видно публике…