Почтальон всегда звонит дважды. Двойная страховка. Серенада. Растратчик. Бабочка. Рассказы

Филлис позвонила на следующий день. Вечером, вскоре после обеда, как только ушел филиппинец. Какую-то долю секунды я даже не решался снять трубку, хотя понимал, что надо.

— Уолтер?

— Да. Ты где? Дома?

— В аптеке.

— Ага, уже лучше. Какие новости?

— Лола ведет себя так странно, я даже не хочу звонить из дому. Приехала сюда, на бульвар.

— А что с Лолой?

— Истерика, наверное. Нервный срыв. Смерть отца сильно на нее подействовала.

— Может, дело не только в этом?

— Да нет, не думаю.

— Ладно. Давай выкладывай все, и побыстрей. Что происходит?

— Много чего. Я боялась звонить. Не могла выбраться из дому до похорон и…

— Похороны были сегодня?

— Да. После слушания дела.

— Что еще?

— Завтра должны вскрывать сейф мужа. В присутствии адвоката. Говорят, так положено. На случай, если возникнут споры о наследстве.

— Все правильно. Полис там?

— Да. Положила неделю назад.

— Что ж, пока все идет по плану. Где это будет, в конторе твоего адвоката?

— Да.

— Тогда отправляйся туда. Там будет еще налоговый инспектор. Ему положено присутствовать. Они найдут полис, и ты передашь его адвокату. Попроси предъявить от твоего имени иск. Это самое главное, остальное потом.

— Предъявить иск?

— Да. Погоди минутку, Филлис. Тут есть одна деталь, но только не говори адвокату, во всяком случае пока. Они не собираются платить…

— Что?!

— Не собираются платить.

— Но ведь они должны!

— Они считают, совершено самоубийство. Ждут, что ты подашь в суд. И пока суд не вынесет решение, не заплатят. Только ты сейчас ничего не говори адвокату, он сам потом узнает. Пусть подает в суд, а ты ему не перечь. Придется немного ему заплатить, зато это наш единственный шанс. И еще одно, Филлис…

— Да?

— Мы не можем больше встречаться.

— Но я хочу тебя видеть!

— Мы не должны встречаться. Они считают, что это самоубийство, но все равно будут настороже. И если засекут, что мы встречаемся, докопаются до истины. Так быстро, и опомниться не успеешь! Станут ходить за тобой по пятам, следить и вынюхивать, поэтому не только видеться, но и звонить мне не надо, только в самом пожарном случае. Да и то не из дому, а из аптеки. Причем не из одной и той же все время. Поняла?

— Господи! Да ты, похоже, напуган до смерти!

— Напуган. И даже очень. Им известно больше, чем ты думаешь.

— Значит, мы действительно в опасном положении?

— Надеюсь, что нет. Но надо соблюдать крайнюю осторожность…

— Тогда, может, мне не подавать в суд?

— Наоборот, ты должна подать. Иначе нам крышка.

— О-о… Да… Хорошо. Понимаю.

— Подавай. Но смотри, будешь говорить с адвокатом, взвешивай каждое слово. Не ляпни лишнего.

— Хорошо… Ты меня не разлюбил?

— Конечно, нет. Ты же знаешь.

— Ты обо мне думаешь? Все время?

— Все время.

— Ну а еще какие новости?

— Вроде бы никаких. У тебя все?

— Да, думаю, да.

— Тогда давай прощаться. А то вдруг еще кто-нибудь ко мне зайдет.

— Ты так говоришь, словно хочешь от меня отделаться.

— Нет, просто здравый смысл.

— Ну ладно. Сколько это еще продлится?

— Не знаю. Возможно, долго.

— Умираю, до чего хочу видеть тебя!

— Я тоже. Но мы должны быть осторожны.

— Что ж, тогда пока?

— Пока.

Я повесил трубку. Люблю я ее, как же, как кролик любит змею. Этой ночью я сделал то, чего еще никогда в жизни не делал. Я молился.

Глава 9

Примерно через неделю после этого Нетти влетела ко мне в кабинет и быстро захлопнула за собой дверь.

— Там опять мисс Недлингер. Хочет вас видеть, мистер Хафф.

— Задержи ее на минутку. Мне надо сделать звонок.

Она вышла. Я позвонил. По какому-то совершенно необязательному делу. Просто нужно было время, чтобы взять себя в руки. Я позвонил домой и спросил филиппинца, не звонил ли мне кто. Он сказал, что нет. Тогда я попросил Нетти впустить Лолу.

Да, она сильно изменилась с того последнего раза, что я ее видел. Тогда она была ребенком. Сейчас передо мной стояла женщина. Возможно, так казалось из-за черного платья, но и по лицу было видно, что пережила она немало. Я чувствовал себя последним подлецом, но тем не менее пожал ей руку, усадил, спросил, как поживает миссис Недлингер. Она сказала, что хорошо, невзирая на все печальные обстоятельства. А я сказал, что это просто ужасно и что я был просто потрясен, узнав обо всем.

— А как мистер Сачетти?

— Давайте не будем говорить о мистере Сачетти.

— Мне казалось, вы друзья.

— Я не хочу говорить о нем.

— Простите…

Она встала, подошла к окну, снова села.

— Мистер Хафф, вы когда-то оказали мне одну услугу. И мне показалось, вы хорошо ко мне относитесь.

— Так оно и есть.

— И с тех пор я считаю вас своим другом. Поэтому и пришла… Я хочу поговорить с вами… как с другом.

— Конечно, конечно. Я рад.

— Но только как с другом, мистер Хафф. А не с агентом, занятым страховым бизнесом. И разговор должен быть строго конфиденциальным. Только между нами, мистер Хафф. Договорились?

— Конечно.

— Ох, совсем забыла, я же могу называть вас Уолтер…

— А я вас — Лола…

— Странно, но мне почему-то так легко с вами…

— Валяйте, выкладывайте, что случилось.

— Это об отце.

— Слушаю.

— Вернее, о его смерти. Я чувствую — здесь что-то не так. Что-то за этим кроется.

— Не вполне понимаю вас, Лола. Что кроется?

— Я и сама не понимаю что. Просто чувствую…

— Вы были в суде?

— Да.

— Там один или два человека, а потом еще несколько говорили с нами и высказали предположение, что ваш отец… возможно, покончил с собой. Вы это имеете в виду?

— Нет, Уолтер, не это.

— Тогда что же?

— Не знаю. Не могу заставить себя сказать. Слишком страшно. Но эти мысли… они приходят мне в голову не в первый раз. Я измучилась от подозрений, от того, что мне кажется, за этим стоит нечто большее… чем думают все.

— Я вас не понимаю…

— Моя мать… Когда она умерла… С ней было то же самое…

Я ждал. Она судорожно сглотнула, помолчала. Мне показалось, она вообще раздумала говорить, но потом вдруг решилась и продолжила:

— Уолтер, у моей мамы были больные легкие. Специально для нее купили маленький коттедж в Лейк Арроухеде. И вот однажды в середине зимы мама поехала туда со своей близкой подругой на уик-энд. Как раз в разгар спортивного зимнего сезона, когда там полно людей, и вдруг она прислала отцу телеграмму, что хочет задержаться на всю неделю вместе с той женщиной. Ну, он ничего такого не подумал, послал ей телеграфом немного денег и написал — пусть живет там сколько хочет, если это полезно для здоровья. В среду на той же неделе мама заболела воспалением легких. В пятницу ей стало совсем плохо. Ее подруга пешком прошла по заваленному снегом лесу двенадцать миль, чтобы вызвать врача, — наш домик находился далеко от гостиниц и мотелей, на другой стороне озера, его надо обходить. Она пришла в гостиницу в таком состоянии, что ее пришлось положить в больницу. Врач тут же отправился к маме, но когда пришел, увидел, что она умирает. Она прожила каких-то полчаса…

— Так…

— И знаете, кто была ее лучшая подруга?

Я знал. Я сразу это понял, и по спине у меня побежали мурашки.

— Нет.

— Филлис…

— Ну и?..

— Скажите, что могли делать две женщины в заброшенном домике в такой холод, в самый разгар зимы? Почему они не остановились в гостинице, как остальные приезжие? Почему моя мама не позвонила, а прислала телеграмму?

— Вы хотите сказать, не она ее посылала?

— Не знаю, я ничего не знаю. Только уж очень странно все выглядит. Зачем понадобилось Филлис проделывать такой длинный путь? Неужели она не могла зайти куда-нибудь и позвонить? Почему она не взяла лыжи и не попробовала пересечь озеро напрямик, ведь это заняло бы полчаса? Она прекрасно бегает на лыжах. Зачем понадобилось идти три часа пешком? Почему она не торопилась привести врача?