Гекатомба

Дни и ночи начала октября выдались на удивление ясными и теплыми. Лишь по утрам забористый, прохладный воздух казался разбавленным холодным не то квасом, не то молоком. Густой, насыщенный - не сладкими летними запахами, а терпкими, настоявшегося бабьего лета, он дурманил, пьянил и сводил с ума. Не хотелось ничего делать, к чему-то стремиться и даже шевеление ушами и виляние хвостом можно было рассматривать, как утомительную и бессмысленную суету. Хотелось просто лежать, прикрыв глаза, и медленно погружаться в позолоченную осеннюю дымку, наслаждаясь ароматами старого сада. Хотелось просто созерцать дни - вытканные, по-королевски, с пурпуром, багрянцем и золотом и чарующие ночи - беспросветно-черные, загадочные и непостижимые, как долгие и глубокие реки Леты.

"... Повезло нам с соседями, - думал Мавр. - Василий - простой кот, не задается, не важничает и работяга. Одно слово - крысолов. Жулька соседская сторожевая - душа-собака. Подумать есть с ней о чем, не только о благоустроенной конуре, костях и соседских собаках. А как запоет, бывало, в полнолуние... Шерсть дыбом! И хозяева у них неплохие люди. Иногда, правда, зададут трепку обоим. Но больше с уважением относятся. Кормят хорошо и вовремя, в холода в дом пускают, вода в мисках свежая и сами миски чистые, без грязи и мусора..."

Полудремотные размышления Мавра прервали странные звуки. Он открыл глаза и, слегка приподняв голову, настороженно прислушался. Шум шел от окна хозяйской спальни.

- Димка, ты - находка для диссертации психиатра. Совсем с ума сошел, услышал Мавр возбужденный голос хозяйки.

Он готов был вновь вернуться к полусонным грезам, но его насторожило происходящее у окна. Сначала из комнаты выбросили ковер, затем появился сам хозяин в странном, развевающемся наряде и, выпрыгнув из окна, принялся расстелать ковер под деревом, прямо на земле. Мавр поднялся, стараясь ступать бесшумно по шуршащим листьям, приблизился и затаился.

- Давай возьмем одеяло. Мы замерзнем, Дима, - умоляюще проговорила Аглая.

- Нет, - отрезал твердо муж. - Ты оскорбляешь меня, несчастная. Берегись! Неужели ты думаешь, что разгоряченный смертельной схваткой ландскнехт не в состоянии согреть юную деву?!

- О! - обреченно заметила Аглая. - Ну почему я не вышла замуж за простого "нового русского"? Это только начало совместной жизни, а я - то жена бродячего менестреля, то - добыча кровожадного ландскнехта.

- Кровожадными нас писатели и режиссеры сделали. В жизни мы - одинокие рыцари на дорогах Земли, с неутоленной жажадой любви в сердцах. - Дмитрий весело рассмеялся и протянул ей руки: - Приди в мои обьятья, Огненная Дева!

Осенев бережно поддержал жену, пока она спускалась из окна в сад. На ней развевалось столь же немыслимое одеяние, как и на Дмитрии. Они встали лицом к лицу в центре расстеленного на земле ковра, положив руки на плечи друг другу, на мгновение слились и... одежда пала к их ногам.

"Святой Анубис!" - пронеслось в голове у Мавра. Представшая взору картина повергла в шок и трепет собачье сердце своей первозданной, дикой красотой. Гулявший в саду молоденький любовник-ветер ошеломленно замер и, запутавшись на качелях ветвей, бесшумно рухнул на землю, утонув в мягкой перине опавших листьев. Деревья в сладостной истоме прогнулись под тяжестью зимних, еще не убранных, плодов. Запах, покинув сочную, сладкую мякоть яблок и груш, устремился сквозь тонкую кожицу, изливаясь хмельным дурманом в червленный лунным серебром кубок ночи.

Шелест покрывал. Мгновенный всплеск-мерцание синего атласа. Огненные струи волос. Два обнаженных тела, плавно оседающих в водовороте ласк, словно погружающиеся в бездну, но душами возносящиеся к коралловым, белоснежным атоллам Млечного Пути.

"Святой Анубис!" - вновь подумал завороженный Мавр. Он не сразу откликнулся на зов Кассандры. Почувствовав ее рядом, вздрогнул и нехотя обернулся. В темноте ярко блеснули его пьяные глаза.

КАССАНДРА: Ты, что, валерианки оппился?

МАВР: Они там... под деревьями.

КАССАНДРА: Воры?!!

МАВР: При чем тут воры? Аглая и Дима. Они там... без одежды. Голые...

КАССАНДРА: Голые?!! На улице?! Их раздели воры?

МАВР: Дались тебе эти воры! Их никто не раздевал. Они сами. Они занимаются, ну, этим... как в спальне.

КАССАНДРА: Ты видел своими глазами?! О-о, как интересно!

МАВР: Видел. Не нервничай и перестань лупить хвостом по листьям, они могут услышать.

КАССАНДРА: Не могу поверить, что Аглая занимается с мужем проно... порогр... Порнографией! Мы с Василием однажды видели это с дерева по телевизору у его хозяев. Люди та-ко-ое вытворяли... Ужас! Я до сих пор сардельки видеть не могу.

МАВР: Но у наших было так прекрасно...

КАССАНДРА: Тогда это не пронография, а эротика. Мне Василий разницу объяснял. Он хозяев подслушал.

МАВР: Послушай, Кассандра, никакая это не поронграфия и не эротика. Им захотелось любить друг друга, как первым людям. Без одежды, кровати, без крыши и стен. Чтобы рядом не было никого и ничего.

КАССАНДРА: Как так никого? А мы?! Мавр, я ничего не вижу. Я хочу поближе подойти.

МАВР: Да стыдно как-то...

КАССАНДРА: Но люди же смотрят, когда мы любовью занимаемся. Маврушенька, я осторожненько, по деревьям.

МАВР: Ты белка, что ли, по деревьям скакать? Еще свалишься на них, напугаешь, а им сейчас так хорошо...

КАССАНДРА: Мавр! Я хочу знать, как любили первые люди!

МАВР: Не смей!

КАССАНДРА: Значит, ты видел, а мне - "не смей!" А вот пойду и посмотрю!

Мавр клацнул зубами и зарычал. В ответ Кассандра зашипела, выгнув спину, и отступила в направлении распахнутого окна спальни.

Аглая, счастливая и возбужденная от неистовых, нежных ласк, лежала, прижавшись к разгоряченному телу мужа. То, что она пережила в эти мгновения, не укладывалось в рамки самой безудержной фантазии. Она не представляла, что можно так любить друг друга.

- Осенев, - она нежно коснулась губами его подбородка, - откуда в тебе эти волшебные фантазии, эти слова и образы?

- Из Азии, - он подложил ей под голову руку и крепче прижал к себе. Из Афганистана, Огонек. Это очень личное, я никому и никогда не рассказывал. Знаешь, лес, поле, речка, - это здорово. Это наше, русское. Но в мире нет ничего прекраснее гор. А мы лезли на них, обдираясь в кровь, срываясь, чтобы на вершинах преодоления убивать друг друга. Убивать в горах - все равно, что вырыть в Эрмитаже противотанковый ров и устроить массовые казни. Горы - неоцененное, непостигнутое человеком зодчество планеты. Цивилизованный человек может позволить себе стрелять из гранотомета или автомата в зале, где висят полотна Рафаэля или стоят пережившие века скульптуры греческих богинь? В страну, где пашут деревянной сохой, мы пришли дикими варварами. Им не нужна была наша цивилизация. У них было все, что им нужно, понятно и любимо - Аллах и горы.