Братья

Он внимательно посмотрел на генерала. Тот был высок ростом и страшно худ, с впалой грудной клеткой и морщинистой шеей. Волосы и брови его были снежно-белыми, только кончики длинных усов пожелтели от табака. Во рту блестело несколько золотых зубов. Простой коричневый костюм дополнялся небрежно повязанным красным галстуком.

Взгляд его, однако, был настороженным, а мысли свои генерал выражал короткими емкими фразами.

- Твой отец просил меня приглядеть за тобой, но до настоящего времени я не мог этого делать по причинам, которые я объясню позже. Твой отец был моим заместителем и работал во Втором Главном управлении КГБ. Он был прекрасным человеком, коммунистом и патриотом Родины. Ты должен всегда помнить об этом, Дмитрий.

Он достал из кармана пачку иностранных сигарет голубого цвета, судя по виду - французских. Закурив одну, он раскашлялся. Запах дыма был крепким, едким.

- Ребята здесь курят? - спросил Ткаченко, откашлявшись.

- Нам не разрешают, товарищ генерал, - осторожно ответил Дмитрий.

- Я не спрашиваю, разрешают вам или нет, я спросил, курите ли вы, строго перебил его генерал, бросая начатую пачку ему на колени. - Если сам не куришь, обменяешь на что-нибудь еще. Я-то знаю, как живут в подобных местах. Обо мне не беспокойся, у меня есть еще. Никогда не выхожу из дома без своей отравы. - Он похлопал себя по карману. - И не называй меня "генерал". Мое имя - Анатолий Сергеевич. Ясно?

- Ясно, - ответил Дмитрий и ухмыльнулся.

- Как тут с тобой обращаются? - спросил генерал из облака дыма. Кормят как?

Дмитрий нахмурился. Неужели генерал решил поменять тему их разговора? Они же начали говорить о его отце!

- Вы сказали, что мой отец просил вас приглядеть за мной.

Ткаченко мрачно кивнул.

- Как погиб мой отец?

Генерал пристально посмотрел ему в глаза.

- Значит, они тебе не сказали, - негромко проговорил он. Это был не вопрос, а утверждение.

- Как он погиб? - снова повторил Дмитрий. Отчего-то ему вдруг стало не по себе.

Ткаченко на мгновение склонил свою седую голову, затем внезапно посмотрел прямо в глаза Дмитрию.

- Твоего отца расстреляли в воркутинском спецлаге в апреле 1954 года.

Расстреляли... Дмитрий безмолвно уставился на старого генерала, не в силах переварить услышанное.

- Его приговорили к смерти из-за жены - твоей матери. Она была еврейской поэтессой, фамилия ее была Гордон. Тоня Гордон. Она и ее первый муж Виктор Вульф были признаны виновными в подрывной деятельности. Борис женился на Тоне Гордон после того, как она развелась со своим первым мужем. Впоследствии твоя мать тоже была расстреляна. У тебя есть сводный брат Александр, он живет в Америке. Он - сын Тони Гордон от первого брака.

У него есть брат!

- Он блондин? - с замиранием сердца спросил Дмитрий. Тут ему показалось, что на своей койке шевельнулся дежурный.

- Что-что? - Ткаченко странно посмотрел на него. - Ах да, твой брат! Может быть. Но на твоем месте я не стал бы упоминать о его существовании. Как ты знаешь, у нас не очень доверяют людям, у которых есть родственники за границей.

- Вы сказали, что мои родители были расстреляны... - медленно проговорил Дмитрий, словно просыпаясь.

- Сначала мать, а через год отец.

- Но почему? Что такого они сделали?

- Твой отец будет посмертно реабилитирован, - с нажимом сказал Ткаченко. - Два месяца назад была назначена специальная комиссия, которая по распоряжению Хрущева будет заниматься пересмотром сомнительных дел и решений, принятых в сталинские времена. Я не сомневаюсь в том, что приговор твоему отцу будет отменен, и что его воинское звание будет восстановлено. Он не сделал ничего плохого, и погиб он только из-за того, что женился на этой женщине. Борис Морозов - герой. Вот увидишь, его обязательно реабилитируют.

- А кто реабилитирует меня? - сердито перебил Дмитрий. Вся боль и потрясение от сообщения генерала, все страдания и унижения, накопившиеся за одиннадцать лет в детдоме, выплеснулись наружу в этом яростном взрыве. Меня? Кто реабилитирует меня? Кто заберет меня отсюда? Может быть, вы? - Он уставился на генерала в упор, сверля его взглядом.

Ткаченко и бровью не повел.

- Нет, - сказал он спокойно. - Я не стану реабилитировать тебя и забирать отсюда тоже. Я хотел, чтобы ты узнал правду о своем отце.

- Что он был расстрелян как изменник Родины? - бросил Дмитрий.

- Что он был замечательным человеком и отличным работником. Я хотел приехать и рассказать тебе об этом много лет назад, но... - Ткаченко невесело улыбнулся. - Я сам оказался в не очень-то приятном положении. Вскоре после ареста твоего отца я вынужден был выйти в отставку. Только в прошлом году меня вернули обратно на службу.

- Почему?

Ткаченко пожал плечами.

- Наверное, я могу тебе рассказать. Это больше не является секретом. Ты слышал о полковнике Пеньковском?

Дмитрий покачал головой.

- Пеньковский был полковником военной разведки, который предал Родину и начал передавать военные секреты американским спецслужбам. Он нанес огромный вред ГРУ и КГБ.

- А что такое ГРУ? - перебил Дмитрий.

- Военная разведка. - Ткаченко прочистил горло и снова вытер рот платком. - Теперь мы вынуждены перестраивать наши службы. Политбюро приняло решение вернуть из резерва старых сотрудников, никогда не контактировавших с Пеньковским. Я и мои товарищи должны помочь очистить и укрепить госбезопасность. И вот я здесь. По долгу службы мне необходимо было попасть в Ленинград, в одно из наших отделений, и я заехал повидаться с тобой.

И Ткаченко снова согнулся в приступе мучительного кашля.

Дмитрий молча ждал, пока кашель утихнет.

- Товарищ Ткаченко... - сказал он наконец.

- Анатолий Сергеевич.

- Анатолий Сергеевич, - голос Дмитрия упал почти до шепота, расскажите мне, пожалуйста, об отце.

И на протяжении целого часа, прерываемый приступами сухого кашля, то сидя на койке в спальне, то расхаживая взад и вперед по пустынной парадной площадке и непрерывно дымя сигаретой, старый генерал рассказывал Дмитрию о жизни и делах Бориса Морозова.

- Почему он женился на этой Гордон? - спросил Дмитрий уже у ворот, прежде чем Ткаченко забрался в ожидавшую его "чайку" с шофером. "Это мог бы быть автомобиль моего отца", - хмуро подумал он.